Вампир высшего класса - Юлия Набокова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ее здесь нет.
— Подождем, — спокойно откликнулся Вацлав.
Такое чувство, что работа Гончим приучила его к терпению, и даже многочасовое ожидание не способно выбить его из колеи.
— Видишь кого-нибудь из наших? — полюбопытствовала я, скользнув взглядом по публике и пытаясь определить, кто из них может состоять в Клубе.
— Пока нет. Идем. — Вацлав приобнял меня за талию и увлек к окнам. — Посмотришь на город.
Я припала к стеклу и ахнула. С высоты почти четырехсот метров под нами распростерся ночной Нью-Йорк. Куда ни глянь — миллионы огней, от мощных прожекторов, освещавших крыши других небоскребов, до крошечных окон в домах. Кажется, будто небо опрокинулось на землю и все звезды теперь блестят там, внизу. Узкие ленты улиц, подобно золотым змеям, опоясывают кварталы. Изумрудные ожерелья мостов перекинуты через черные зеркала рек, неоновым свечением разливается реклама на Таймс-сквер, и от всего этого великолепия захватывает дух.
Вацлав положил руки мне на плечи, коснулся поцелуем виска:
— Ну как?
— Сказочно! — Я с восторгом обернулась к нему и замерла. Оказывается, самые яркие звезды были совсем близко, в глазах Вацлава.
Он провел пальцами по моей щеке, и я вся затрепетала от этой невинной ласки. А потом потянулась к нему и привстала на цыпочки, чтобы испить до дна нежность его губ. Огни Нью-Йорка подмигнули нам снизу, и я почувствовала себя на седьмом небе. Но поцелуй не продлился долго: внезапная вспышка озарила полумрак площадки рядом с нами, я отпрянула от Вацлава и увидела нацеленный на нас объектив профессиональной камеры. Однако фотограф, полный невысокий мужчина лет сорока, уже потерял к нам интерес и обернулся в сторону только что вошедшей высокой блондинки со стильным каре, одетой в синее вечернее платье.
— Зачем он нас снял? — с подозрением спросила я.
— Это его работа, — не выразил беспокойства Вацлав. — Репортеры снимают все подряд, а потом из сотни кадров отбирают два-три стоящих.
— И ты конечно же уверен, что мы в это число не попадем, — с обидой заметила я.
— Если только он не соберется выставить наш снимок под названием «Поцелуй на вершине Эмпайр-Стейт-Билдинг»[12] где-нибудь на выставке. А что, фон, должно быть, умопомрачительный — весь Нью-Йорк у наших ног. Да и мы тоже ничего, а? — Он картинно поправил бабочку и изобразил досадливую гримасу. — В конце концов, ради чего тогда эти мучения?
Я рассмеялась, представив, как неудобно должно быть Гончему в этом костюме. Его губы лишь тронула улыбка. Внезапно я подумала, что за время нашего знакомства я ни разу не видела Вацлава смеющимся. Как бы мне хотелось услышать его смех!
— Ты должен обязательно отловить папарацци и уничтожить снимок, — серьезным тоном посоветовала я. — Если фотография попадет на глаза твоим подчиненным, твоя репутация будет безнадежно испорчена.
— Ты права. Я сейчас же перекушу ему глотку. — И Вацлав шагнул в сторону так быстро, что я едва успела поймать его за рукав.
— Ты куда?
— Принесу напитки. Хочешь шампанского? Или минералки?
Я быстро оглядела площадку на предмет зеленых чертей. К счастью, таковых здесь не наблюдалось. Может, они боятся высоты? Или дело в том, что вечеринки с шампанским здесь редки, а все чаще тут толпятся туристы? Но даже в отсутствие духов мысль о шампанском отозвалась тошнотой в желудке. Похоже, я теперь ни капли алкоголя в рот не возьму, даже если это будет самое изысканное вино, которого на весь мир — две бутылки.
— Минералки, — попросила я. — Можно сока.
Оставшись одна, я отвернулась к окну, завороженная ночной панорамой Нью-Йорка. Наверное, Москва не менее красива с такой же высоты, но со смотровой площадки на Воробьевых горах подобного великолепия не увидишь, а небоскребом в сто два этажа родной город пока похвастаться не может. Душа ликовала от этой красоты, на губах еще не остыл поцелуй Вацлава, и никакое шампанское в мире не могло бы сделать меня еще счастливей, чем сейчас.
За спиной раздался стук каблуков, и я обернулась, подумав, что это может быть Пандора. Но мимо прошла та самая высокая блондинка в синем, к которой от нас переметнулся фотограф. Я залюбовалась ее длинным платьем без бретелек и с элегантной драпировкой лифа. Она тоже с интересом скользнула по моему наряду, подняла глаза на лицо и, не узнав, равнодушно отвернулась. А вот ее лицо показалось мне знакомым. Но не успела я поломать голову, как блондинка остановилась расцеловаться со своими приятельницами, и я услышала:
— Ума! Прекрасно выглядишь!
Да это же Ума Турман собственной персоной! Мне вспомнились строчки песни, посвященной актрисе: «Мы в России народ простой, я тебе сразу скажу: «Здорово!», и я не сдержала смешок. Интересно, как бы отреагировала актриса на такое оригинальное приветствие? Не отводя взгляда, я попыталась представить, каково это — быть Умой. Красивой, известной, успешной женщиной, любимицей Тарантино, образцом хорошего вкуса. Платье от модного дизайнера, стрижка от лучшего стилиста, туфли знаменитого бренда, невесомая сумочка-клатч в руке, безупречный французский маникюр. Я мысленно примерила их на себя, взглянула на окружающих с высоты роста актрисы, ее глазами. Она знает, что выглядит на миллион долларов, и чувствует на себе многочисленные взгляды любопытных. Она к ним привыкла, они ее ничуть не смущают, вот только туфли немного жмут… Но нельзя подать виду. Она обменивается приветствиями с приятелями, оборачивается к подскочившему репортеру и любезно дарит улыбку его фотокамере. Как все они надоели! Но это его работа. И ее тоже. На съемочной площадке она актриса, на которую может накричать режиссер или коллега, за ее пределами она звезда. У звезд нет рабочего дня, они должны светить круглые сутки. Нельзя быть уставшей, нельзя быть хмурой, нельзя быть недовольной. Надо играть в успешность, надо лучезарно улыбаться, даже когда на душе скребут кошки… Проклятые туфли, до чего же жмут! Весь день наперекосяк, и этот кастинг, где ее обошла юная выскочка. Еще пара лет, и вместо лихих супергероинь ей начнут предлагать возрастные роли в экранизациях классики или роли стервозных грымз, которые третируют юных Золушек. Как же хочется остановить безжалостное время, как же не хочется стареть… И как же хочется снять эти чертовы туфли и остаться босиком! Но нельзя, придется вынести эту пытку до конца… Где же этот продюсер, с которым ее обещала познакомить Саманта? И почему эта незнакомая темноволосая девчонка, одетая как невеста, так на нее пялится? Какой у нее пронизывающий взгляд, как будто она читает все ее мысли…
Я быстро опустила глаза, и из омута чужих мыслей меня словно выбросило обратно в мой разум. Пальцы левой руки машинально сжались, пытаясь удержать клатч и не находя его. Я так слилась мыслями с Умой, что и в самом деле почувствовала себя ею и на какой-то миг потеряла себя. Это и есть телепатия? Как это у меня получилось? И смогу ли я это повторить?