От сессии до сессии - Николай Иванович Хрипков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миша уже разливался соловьем: как он рад встрече, как долго они не виделись, как он изменился. Словно сто лет прошло! И вопросы задавал такие, что любому приятно их услышать! Как продвигается твоя дипломная работа? Уже, наверно, на докторскую замахнулся? О тебе только и говорят в научных кругах и пророчат тебе великое научное будущее. Говорят, на заседании ученого совета несколько раз вспоминали тебя. А сейчас над чем работаешь? И тому подобное. Второкурсник млел и не мог вставить ни одного слова. Бдительность он утратил окончательно и забыл, что Миша уже должен ему. Да и кто в день стипендии вспоминает о долгах? Как бы между делом, как о незначительном пустячке, не стоящим никакого внимания, спросил: а не займет ли он ему десяточку, так на парочку дней, позарез нужно. Через пару дней он, Миша, кровь из носу, непременно отдаст. Честное комсомольское!
Сейчас край нужно! Просто погибель, если не будет десяточки! Вопрос жизни и смерти! Тот, кто откажет ему в десяточке, станет виновником его гибели и всю жизнь будет проклинать себя за это! Ругать себя последней жадиной и убийцей прекрасного человека. Светлый Мишин лик будет являться ему во снах и презрительно укорять: «Презренной десятки пожалел! Ай-я-я-яй! Тьфу на тебя! Ничтожный червь! Раб мамоны, погубивший прекрасного великодушного человека!
Рука второкурсника, совершенно независимо от его сознания, нырнула в карман и вынырнула с двумя пятерками, которые тут же перекочевали в Мишин карман.
Миша бросил последний комплимент на скорую руку и тут же исчез в поисках очередной жертвы. Ноздри у него раздувались, как у хищника, вышедшего на охоту и вдыхающего бодрящие запахи. Второкурсник, с глаз которого упала пелена дьявольского наваждения, тут же понял, что допустил непростительную ошибку, повелся как младенец на самую топорную лесть, растаял и утратил всякую бдительность. Исправить что-то было уже невозможно. Две пятерки канули в небытие. Стипендия в мгновение уменьшилась на четверть. И от некоторых планов придется отказаться.
Пилипенко, буйный хохол, который не то, что деньги, но и прошлогоднего снега никому не даст, и тот повелся на Мишины уловки. Однокурсники в это долго не верили. Пилипенко чесал умную тыкву и недоумевал: как же так он добровольно расстался с десяткой. Без всякого физического насилия со стороны потенциального противника. Мираж? Нет! Вот они денежки, а десятки не хватает. Да за десятку грабители глотку перерезают.
Словно цыганка заколдовала. Как он, потомок славных сечевиков, пошел на поводу у турка? Его предки никогда ему не простят такого, проклянут его до скончания лет. «Нет уж! — решил Пилипенко. — Это кто-то может безвозвратно! Лопухи разные! А здесь он не на того напал. Да! Проявил минутную слабость. Каюсь! Но денежки верну! У меня все возвращают». И от твердо решил вернуть десятку, чего бы это ему ни стоило. Он пойдет на всё, кроме, конечно, нарушения уголовного кодекса. Хотя его предки зарубили этого бы проходимца в мгновении ока. И нисколько бы не пожалели об этом. Но тут была трудность. Объективная, которая делала дело возврата почти невозможным. Миша не получал стипендии. На что он жил? Конечно, подбрасывали родители. На трудовом поприще он не был замечен. Да и когда ему трудиться?
Пилипенко загнул палец. Занимает без отдачи. Пилипенко загнул второй палец. Значит, родительские деньги плюс то, что он занимает у всяких олухов. А какие еще у него могут быть доходы? Подбрасывали девицы, которых Миша менял с гусарской легкостью, как перчатки? Миша на такое способен. А девки, известно, дуры. Почему бы нет? Этот черт кого угодно заговорит. А те с родителей тянут, потом Мише суют. Если он его, Пилипенко, такого прожженного и опытного, смог раскрутить на десятку, то девиц и подавно. Пилипенко загнул третий палец. Значит, деньги у Миши водятся. Влюбленные дуры последние трусы снимут с себя стоит ему только пальцем пошевелить. Но тут была трудность. Неизвестно, когда, в какие дни у Миши бывают денежные поступления. Ведь здесь всё нерегулярно, от случая к случаю.
Вот если бы он получал стипендию, то никаких проблем. И тут Пилипенко хлопнул себя по лбу. Какой же он осел! Давно уже пора было догадаться! Ведь всё так просто! Миша не получал стипендию, но в то же время он получал, собирая безвозвратно то, что было положено ему. Каждый студент в Советском Союзе должен получать стипендию. Так думал Миша. Иначе откуда такая уверенность, что он может брать у других, не отдавая, то, что ему положено? И что с того, что он пропускает занятия, что у него хвостов, как у какого-нибудь сказочного существа? Время от времени он всё же обрубает их. Пусть и не в те сроки, что установил деканат. Что же ему умирать с голоду? А если бы он был сиротой, тогда не имел и тех жалких рублей, что пересылали родители. Такого не может быть в стране Советов, которая когда-нибудь построит светлое будущее для всего человечества, это противоречило бы всем принципам!
Миша восстанавливал социальную справедливость. Он брал то, в чем ему отказало государство. Но у государства брать чревато и опасно. А у других понемножку, тем более, что они сами дают…. Почему бы и нет? Одно не нравилось Пилипенко, что справедливость восстанавливалась в том числе и за его счет. А так он даже готов был восхищаться Мишей. Теперь дневные и ночные мысли Пилипенко были посвящены разным способам возвращения того, что он так безрассудно отдал в Мишины руки. Грубая сила как-то сразу отпала, хотя силой Пилипенко не был обделен.
И вот этот день настал. Когда Пилипенко получил из кассы кровные сорок рублей, Миша поблизости не был замечен. Пилипенко не торопился, ожидая, что Миша вот-вот появится на горизонте. Его всё не было. Но это совсем не значило, что он не появится здесь. Не мог не появиться. Настал его день поживиться за счет дурачков. А если он уже был? А если придет позднее? Что же тут сторожить его до вечера? Может быть, будет собирать по общежитию. Стоит сейчас в дверях и поджидает очередную жертву.
В некоторых группах староста группы с общего согласия получал стипендию за всех, а потом на следующий день с утра выдавал ее, удерживая сразу профсоюзные и комсомольские взносы. Для всех было удобно. Студентам не стоять в очереди, не тратить драгоценного времени. Пилипенко опять хлопнул себя по лбу. Наверно, от хлопков его мысль становилась шустрей. Поморщился, потому что на этот раз перестарался и хлопнул себя