От сессии до сессии - Николай Иванович Хрипков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одной из таких легендарных личностей на историческом отделении был Евгений Говорухин. Может быть, он даже был родственником знаменитого режиссера, потому что творческое начало в нем явно присутствовало. Не знали, как он появился в университете. На вступительных экзаменах его не видели. Не заметить такую фигуру было невозможно. Рабфаковцы твердили, что он у них не учился. Получалось, что свалился, как снег на голову неведомо откуда.
Выглядел он старше некоторых молодых преподавателей. Разумеется, он успел отслужить в армии, поработать в разных местах. Да и повидать немало. Как вскоре убедились. Говорили, что он был женат и даже дважды или трижды. И у него было несколько детей, которые живут в разных местах на необъятных просторах нашей родины, поскольку сам по себе он был перекати-поле и долго нигде не задерживался.
Говорухин был высок. Объемен. С большой лысиной. Меньше тридцатки ему никто не давал. Может быть, он где-то уже учился и перевелся в Новосибирский университет.
В общежитии он не жил. А где он обитал, никому точно не было известно. Поговаривали, что он охмурил местную дамочку и проживает у нее на всем готовом. Она в нем души не чает. Друзей он не имел, ни с кем близко не сходился. На переменах обычно оставался в аудиториях и беседовал с преподавателем. В общих разговорах и спорах участия не принимал. Это приписывали его высокомерию. Дескать, остальные студенты для него вроде как малыши.
На лекциях он садился впереди на место, которое предпочитали не занимать. И обычно оно пустовало. Сидел он в полразворота, закинув ногу на ногу, с легкой усмешкой на лице. Такое впечатление, что он думал: «Мели, Емеля! Твоя неделя!» Вроде бы преподавателей это должно было раздражать, всё-таки это выглядело как вызов. Но нет! Вероятно, действовал эффект: то, что у меня под носом, я не вижу. Взгляд преподавателя всегда устремлен к задней стенке, где по глупости пытаются укрыться от этого взгляда.
Говорухин не писал конспектов. И вообще не носил никаких портфелей или папок. Руки его никогда и ничем не были заняты. Но почему-то ни один преподаватель ему не делал замечания. Вот так на всех лекциях он сидел в пол-оборота и с иронической насмешкой погладывал на преподавателя. Такое впечатление, что отношение у него к преподавателям было такое же, как у вождя мирового пролетариата к декабристам: страшно далеки они от народа. Они не знают того, что знаю я.
Все были уверены, что Говорухин не сдаст сессию. Во-первых, если ты не пишешь конспектов, как ты будешь готовиться. Каждый преподаватель требует, чтобы ему отвечали то, что он давал. Во-вторых, вытекает из во-первых. Преподаватели не любят тех, кто не конспектирует их лекции. Или делает это недостаточно ответственно. Некоторые даже на экзаменах или зачетах просили показать конспекты их лекций. И тут учитывалось всё: и полнота, и аккуратность.
А если у тебя еще и выделения важных мыслей, то могут автоматом поставить зачет или экзамен. «Конспект — это лицо студента», — как говаривал один доцент. Так что манкировать конспектами — непозволительная дерзость.
Были и такие преподаватели, которые просили конспект на несколько дней, чтобы переписать его и иметь записи собственных лекций, поскольку таковых не имели и импровизировали в студенческой аудитории. Наберешь эти конспекты и можно потом тиснуть книжечку.
К всеобщему удивлению, Говорухин сдавал и зачеты, и экзамены. Садился он, как всегда, на переднее место под самым носом преподавателя. Перед ним на столе была tabula rasa, то есть ничего не было. Ни ручки, ни каких-то бумажек. Сидел в своей обычной позе: нога на ногу, полу-боком. И непременная ухмылка, которая непонятно к кому относилась.
Все усердно писали, потели, покрывались мурашками от страха, тяжело вздыхали. Для кого-то экзамен был настоящим стрессом. Они были уверены, что непременно завалят. Говорухин откровенно сачковал, с улыбкой поглядывая то на одних, то на других. Внимательно слушал, как отвечали, всё так же улыбаясь. Кого-то его улыбочка раздражала. Иногда он откровенно хмыкал. Такое впечатление, что он пришел не сдавать экзамен, а смотреть и слушать, как это делают другие. Такой наблюдатель со стороны.
Это зрелище, наверно, ему представлялось забавным. Сидит молодняк и трясется. Доходила очередь и до него. Он делал шаг к столу преподавателя, грузно опускался на стул, клал билет перед собой и вопросительно глядел на преподавателя, ожидая команды. Некоторые смотрели на него с любопытством и даже со страхом. Всё-таки редкий экземпляр. Неизвестно, что можно ожидать от него. А кто-то с ехидцей, будучи уверенными, что они последний раз сталкиваются с этим типом. Что можно взять со студента, который не пишет конспектов? И на экзамены пришел как на посиделки. Просидел, ничем не утруждая себя. У Говорухина был богатый жизненный опыт. И он производил впечатление человека, который прошел и рым, и Крым, и медные трубы. Он жил по принципу гётевского Мефистофеля: «Суха теория мой друг, а древо жизни вечно зеленеет». И у этого древа он обшаркался изрядно.
Вот и подошла твоя очередь, Говорухин! Преподаватель мысленно потирает руки. Иной это делает явно. Чего же скрывать чувство радости и удовлетворения! А как ты думал, голубчик? «Сейчас от тебя пух и перья полетят!» «Голубчик» читает первый вопрос. Делает паузу, как генсек перед началом чтения отчетного доклада. Говорит несколько фраз по существу. Говорухин — хоть и историк, но история для него не просто наука о прошлом, а инструмент для познания современности, как и положено науке. А иначе кому нужна такая наука, если у неё с жизнью нет ничего общего?
Любой вопрос он переводит в современную реальность с ее конкретными ситуациями. И о чем бы ни заходила речь, в конечном счете Говорухин всё сведет к современности. Будь это Древний Шумер или эпоха династии Цин. Поэтому Говорухину очень нравится история партии. Вот где есть разгуляться, поговорить о сегодняшнем дне. Он выпрямляет спину, разворачивает плечи и сразу берет быка за рога. А чего ходить вокруг да около, переливать из пустого в порожнее, толочь воду в ступе?
Очевидцы долго вспоминали, ка он сдавал зачет по истории партии. Было это после первого семестра. Первый вопрос о «рабочей оппозиции». Пары фраз об этой самой оппозиции Говорухину показалось вполне достаточным. Во всякие подробности он не посчитал нужным вдаваться. Небольшая пауза. И…
— А вот, Иван Афанасьевич, согласитесь, что лидеры «рабочей оппозиции» оказались правы.
