Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1 - Анатолий Мордвинов

XIII

Мы выехали тогда в Англию на другое утро после моего возвращения из Италии.

Императрица Мария Федоровна оставалась еще ненадолго в Дании. Они приехала нас проводить на вокзал, так же как и вся многочисленная королевская семья.

Моя новая роль в качестве сопровождающего английскую королеву оказалась очень легкой, почти декоративной, если бы такое название могло действительно подходить к моей весьма скромной фигуре.

Все сношения с различными иностранными учреждениями, необходимыми для такого путешествия, были уже сделаны одним из небольших служащих английского двора – курьером королевы, человеком весьма опытным в подобных железнодорожных и морских путешествиях и до тонкости изучившим все привычки и обычаи, с которыми приходилось считаться.

Он побывал у меня накануне, чтобы представить свои соображения. Они оказались настолько практичными и продуманными до мелочей, что их можно было только одобрить и всецело отдаться в его руки.

В единственном лице этого скромного человека заключалась вся наша громоздкая инспекция императорских поездов, и надо сознаться, что он справился со своей задачей не менее успешно.

Правда, для передвижений короля и его семьи как в Англии, так и за границей имелось всего 2 или 3 собственных вагона, прицеплявшихся к обычным пассажирским поездам, и лишь в редких случаях снабжавшихся отдельными локомотивами для самостоятельной поездки.

Наш размах и в части придворного быта был несравним по своей широте ни с одной из наиболее могущественных стран.

Кроме королевы Александры, принцессы Виктории, великого князя Михаила Александровича и меня, с нами ехала еще престарелая фрейлина королевы – мисс Кноллис и трое или четверо лиц мужской и женской прислуги, а также неразлучные от своих хозяек японские собачки королевы и шотландский терьер принцессы Виктории.

Из Копенгагена мы выехали в очень скромном датском королевском вагоне, в нем же переправились на пароме через Большой и Малый Вельты, и в Frederick перешли в ожидавший нас там английский, предназначенный для заграничных путешествий королевский вагон.

Сопровождавший нас курьер уже заранее предвкушал удовольствие от того удивления, которое я должен буду испытать, войдя в «их» вагон.

– Вы увидите, какая будет разница! – говорил он мне, гордый всем тем, что касалось его страны. – Здесь нет даже горячей воды для умывания… А кровати!! – разве можно на таких спать?

Поверив его рассказам, я действительно ожидал чего-то необыкновенного и, конечно, разочаровался.

И английские королевские вагоны оказались намного скромнее наших императорских и, в особенности не давали в свитских отделениях ни того широкого пространства, ни многих удобств, к которым я уже успел привыкнуть в царских поездах.

Но отделение королевы было очень красиво и уютно и устроено с тем особым комфортом, на который способны только одни англичане.

Так как особой столовой не было, то в ее отделении мы и обедали.

Королева Александра, которую я знал немного и раньше, оказалась очень милой, любезной спутницей и чрезвычайно внимательной хозяйкой.

Со дня этого путешествия, а затем долгого совместного пребывания с нею в Англии я узнал ее ближе и навсегда сохраню самое благодарное воспоминание о времени, проведенном в общении с нею.

Ее внешний облик хорошо известен всем. В те годы ей шел уже седьмой десяток лет, но ее стройная, тонкая фигура, живые, большие, красивые глаза на приветливом, почти без морщин лице все еще говорили о неувядающей молодости.

Годы сказались на ней лишь небольшой, еще в те дни, глухотой.

С нею надо было говорить особенно громко, но и фразы, произнесенные обыкновенным голосом, ею понимались без особого напряжения.

И в разговоре, и в движениях она была намного оживленнее, естественнее и проще императрицы Марии Федоровны, а интонация ее голоса была менее грудной и более высокой, чем у ее сестры.

Мне она казалась более нервной, обладавшей менее сильным характером, более общительной и намного более откровенной. Она не могла с таким непревзойденным постоянством скрывать от других, как наша императрица, свои внутренние волнения; но и она в тяжелых случаях являла перед посторонними выдержку изумительную.

Это тем более заслуживает внимания, что умение владеть собой почти всегда стоит дороже, чем выгоды, которые от него получатся.

Во всем остальном, что такой привлекательностью сказалось на окружающих, у них обеих было много общего, хотя и с оттенками, приобретенными каждой от долгой жизни в различных странах и в различной придворной и домашней обстановке.

В жизни обеих сестер было и много горя, и много радостей, но, конечно, неизмеримо больше душевных страданий выпало на долю нашей бедной императрицы, у которой единственным близким другом оставалась только ее сестра, а эта сестра всегда находилась далеко, когда приходили несчастья.

Королева Александра, как я ясно чувствовал, действительно переживала все удары судьбы, падавшие на императрицу, так, как будто бы они падали на нее саму, пожалуй, даже сильнее, ибо, сделавшись ее собственными, к ним прибавлялось еще и волнение за близкого человека.

Когда я смотрю на их совместную фотографию, подаренную мне когда-то государыней, с краткой надписью мне «Les deux socurs», я чувствую, что лучшей надписи, определяющей с такой верностью и горделивой простотой их личность и их положение в мире, они не могли бы мне дать.

Они действительно прежде всего и выше всего были лишь «сестры», со всею нежностью и сочувствием, которые входят в это великое понятие.

Звания русской императрицы у одной и королевы Англии у другой в их внутреннем, душевном сознании были совсем ничтожны.

Впрочем, эти высокие обязанности и родились намного позднее сестер.

Королева Александра была неимоверно популярна в Англии, заслужив по праву эту популярность своею любезностью, сердечным теплом и неустанным исполнением нелегких обязанностей королевы. В текущую политику она совершенно не вмешивалась, что также ставилось в большую похвалу.

Старшая сестра уже ушла из этого мира, ушла – окруженная в последние минуты своей семьей, но в отсутствие своего нежного друга. На ставшие совсем хрупкими плечи русской государыни-изгнанницы легло новое горе111…

Императрица Мария Федоровна также уже скончалась поздней осенью 1928 года на своей villa Hvidöre около Копенгагена. Вот что писала мне великая княгиня Ольга Александровна о самых последних днях ее матери:

«…Господь в своей милости взял наконец и успокоил душу ее, и я верю, что она теперь с теми, которые были ей дороги. Здесь она мучилась последнее время, и мы все с нею страдали. Три последних дня была почти без памяти, не говорила и глаз не открывала. Ксения еще здесь. К похоронам наехало много народа, но теперь разъехались… Теперь у нас с Ксенией много работы – столько бумаг и писем… Теперь все еще так неясно… Hvidöre должен закрыться через месяц и продается…