Вожди и разведка. От Ленина до Путина - Игорь Дамаскин

Арест Судоплатова, Эйтингона, Макляренко и многих других руководителей советской разведывательно-диверсионной службы последовал за падением Берии. Началась жестокая чистка. В лучшем случае многих его бывших соратников снимали с постов и отправляли в отставку, в худшем сажали в тюрьму, лишали орденов и воинских званий. Однако, как известно, Хрущев и его окружение, обвинявшие сталинские спецслужбы в диверсионной и террористической деятельности, не сразу отказались от тех же методов по отношению к врагам, живущим за границей.

Когда в октябре 1964 года Хрущева отстранили от власти, появилась надежда на пересмотр дела Судоплатова. К 20-летию Победы группа чекистов подписала письмо в его защиту. В нем приводили факты о невиновности Н.А. Судоплатова, и, наоборот, свидетельствующие, что дело от начала до конца сфальсифицировано.

На письма чекистов Л.И. Брежнев наложил резолюцию: «Не суйтесь не в свои дела».

Аналогичное письмо в адрес XXIII съезда КПСС направили 32 видных чекиста весной 1966 года. Оно было поддержано Отделом административных органов ЦК КПСС. Но по инициативе Председателя Президиума Верховного Совета СССР М.В. Подгорного ходатайство было отклонено.

Надо сказать, что Хрущев не всегда с достаточной осторожностью относился к безопасности наших нелегалов.

Однажды на пресс-конференции американский журналист Шапиро заметил: «Мое секретное оружие — авторучка».

Хрущев тут же отозвался: «А у меня секретное оружие — язык».

После этого он рассказал корреспондентам байку о том, как, будучи почетным гостем в Казахстане, делил голову барана и предлагал гостям отрезанные части. Когда академик Лаврентьев попросил мозги, Хрущев воскликнул: «Это академику нужны мозги, а я, Председатель Совета Министров, и без мозгов проживу».

Журналисты по достоинству оценили юмор Никиты. Но беда в том, что язык зачастую заменял ему мозги.

Так случилось, когда в одном из выступлений он дословно зачитал полученные из Ирана донесение внешней разведки. Его выступление явило эффект разорвавшейся бомбы. Власти и спецслужбы Ирана быстро выявили автора зачитанного материала. В результате огромные потери понесла советская разведывательная сеть в Иране. Несколько человек было казнено, многие на долгие годы оказались за решеткой. Поэтому руководство ПГУ с осторожностью направляло в адрес Хрущева особо секретную острую разведывательную информацию, опасаясь, что он иногда использует ее в ходе переговоров с западными лидерами, что могло привести и приводило, как видно из упомянутого выше случая, к провалам наших ценных источников.

Как вообще Хрущев относился к сообщениям разведки? Бывший начальник 5-го идеологического Управления КГБ Бобков вспоминает: «Вскоре (после назначения Хрущева. — И.Д.) я почувствовал, что очень важные, на мой взгляд, материалы никого в верхних эшелонах власти не интересуют. Однако если выступал Хрущев, мы буквально сбивались с ног, старясь получить от дипломатов и иностранных корреспондентов отзывы на эти речи. Это был заказ номер один. Притом нам ясно давали понять, что далеко не всякие отклики нужны, а лишь те, которые импонируют главе государства».

Хочу поделиться собственным опытом. Практика сбора подобной информации существовала не только при Хрущеве, но и при Брежневе, Андропове и Горбачеве. Дальше не знаю, не служил. Понимая, что этой информации грош цена, далеко не все разведчики «сбивались с ног», чтобы заполучить ее.

Они общались с определенным кругом людей, мнение которых по всем политическим проблемам примерно знали и вкладывали в их уста те слова, которые от них можно было ждать. Иногда использовали то, что уже напечатано. А иногда, не имея возможности высказать личную позицию по тому или иному вопросу, излагали ее под видом «отклика». Я знаю множество таких случаев. Сошлюсь на свой пример.

С самого начала я был настроен резко против вторжения наших войск в Афганистан. Не по каким-либо идейным или гуманным соображениям. Просто я изучал военную историю и географию и понимал всю бессмысленность и безнадежность этой авантюры. Искренне хотелось обоснованно довести эту точку зрения да начальства. И я, каюсь, вложил ее в «отклик» одного из корреспондентов, доброжелательного относившегося к нам. Конечно, никакого эффекта от этого не было, но все же…

При сборе такой информации дело иногда доходило до анекдотов. По всему ПГУ рассказывали такую историю: в представительство КГБ при МВД Польши прибыл Крючков, в плане которого была и встреча с начальником польской разведки. Руководитель представительства дал команду собрать мнения об этой встрече офицеров польской разведки, с которыми поддерживались официальные отношения. Вечером в представительство прибегает запыхавшийся товарищ М., который весь день собирал эту информацию и спешит доложить ее. Его не стали удерживать. Он «ворвался» в кабинет представителя, где в это время тот беседовал с Крючковым и сходу стал докладывать об откликах, причем, конечно, только положительных. Его, не перебивая, внимательно выслушали, после чего представитель сказал: «Товарищ М., все это очень интересно. Но встреча не состоялась, она перенесена на завтра».

Самое забавное в этой истории то, что М. не только не был уволен из разведки, но даже не был отозван и, благополучно дослужив в Варшаве до конца командировки, потом долго работал в Центре.

После того как военная разведка была возвращена из Комитета информации в Генеральный штаб, министр МГБ Абакумов при поддержке Берии, занимавшего тогда пост заместителя Председателя Совета Министров, также начал борьбу с целью вернуть под свой контроль службы внешней разведки. В конце 1948 г. в МГБ было возвращено управление советников в странах народной демократии, на следующий год — отделы, работавшие по русской эмиграции и советским колониям за рубежом, в 1951 г. — дешифровальное управление. В конце концов за Комитетом информации остались только аналитические функции, и в 1953 г. он был окончательно расформирован. Еще одна попытка объединить спецслужбы окончилась неудачей.

В июне 1952 г. Захаров был назначен на должность Главного инспектора Советской Армии. Очередным начальником ГРУ стал кадровый военный разведчик генерал-полковник Шалин.

В августе 1956 г. Шалина сменил генерал-полковник Штеменко, в 1948–1952 гг. занимавший пост начальника Генерального штаба и прекрасно разбиравшийся в вопросах сбора разведывательной информации.

Но на этом кадровые перестановки в ГРУ не закончились, и связаны они бы прежде всего с именем Хрущева и его «дворцовыми интригами». Дело в том, что во второй половине 1957 г. между ним и министром обороны Маршалом Советского Союза Жуковым возник конфликт, закончившийся отстранением министра. Штеменко был ставленником Жукова, и соответственно пострадал и он. На пленуме ЦК КПСС, состоявшемся в октябре 1957 г., в качестве одного из обвинений было названо создание Жуковым разведывательной школы. Из доклада на Пленуме секретаря ЦК КПСС Суслова:

«Еще об одном факте хочу рассказать вам, о факте, показывающем, как тов. Жуков игнорирует Центральный Комитет. Недавно Президиум ЦК узнал, что тов. Жуков без ведома ЦК принял решение организовать школу диверсантов в две с лишним тысячи слушателей. В эту школу предполагалось брать людей со средним образованием, окончивших военную службу. Срок обучения в ней 6–7 лет, тогда как в военных академиях составляет 3–4 года. Школа ставилась в особые условия: кроме полного государственного содержания, слушателям школы рядовым солдатам должны были платить стипендии в размере 700 рублей, а сержантам — 1000 рублей ежемесячно. Тов. Жуков даже не счел нужным информировать ЦК об этой школе. Об ее организации должны были знать только три человека: Жуков, Штеменко и генерал Мамсуров, который был назначен начальником этой школы. Но генерал Мамсуров как коммунист счел своим долгом информировать ЦК об этом незаконном действии министра».

Из доклада на Пленуме Хрущева:

«Относительно школы диверсантов. На последнем заседании Президиума ЦК мы спрашивали тов. Жукова об этой школе. Тов. Малиновский и другие объяснили, что в военных округах разведывательные роты и сейчас существуют, а Центральную разведывательную школу начали организовывать дополнительно и тайно, без ведома ЦК партии. Надо сказать, что об организации этой школы знали только Жуков и Штеменко. Думаю, что не случайно Жуков опять возвратил Штеменко в разведывательное управление. Очевидно, Штеменко ему нужен был для темных дел. Ведь известно, что Штеменко был информатором у Берии — об этом многие знают и за это его сняли с работы начальника управления…

Неизвестно, зачем нужно было собирать этих диверсантов без ведома ЦК. Разве это мыслимое дело? И это делает министр обороны с его характером. Ведь у Берии тоже была диверсионная группа, и перед тем как его арестовали, Берия вызвал группу своих головорезов. Они были в Москве, и если бы его не разоблачили, то неизвестно, чьи головы полетели бы.