Вожди и разведка. От Ленина до Путина - Игорь Дамаскин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Руководство Генерального штаба — начальник Генштаба маршал Огарков, его первые заместители генералы армии Ахромеев и Варенников, главком Сухопутных войск генерал армии Павловский были категорически против ввода войск. Их решение было обоснованным и не в последнюю очередь опиралось на данные разведки. Военачальники полагали, что присутствие воинского контингента только усилит позиции мятежников и повернет острие борьбы против советских войск, что в конце концов и произошло. Однако решения принимали не военные, а политики. 12 декабря 1979 года Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев, члены Политбюро ЦК Андропов, Устинов и Громыко решили этот вопрос, даже не посоветовавшись с военными. У них на памяти были конфликты в Венгрии и Чехословакии, которые удалось успешно погасить именно таким путем, а о восточной специфике этой страны едва ли кто тогда задумывался. Если получилось там, то почему бы не получиться здесь? Имелись и другие причины. Десять лет спустя, в 1989 г., «Литературная газета» опубликовала интервью с Анатолием Громыко, сыном Громыко, который утверждал, что немалую роль в этом решении сыграли личные мотивы: Брежнев был возмущен расправой Амина с премьер-министром Тараки, который в сентябре 1979 года был гостем Брежнева и, надо полагать, пришелся ему по душе.
Настаивая на вводе советских войск в Афганистан, Амин не предполагал, что вызывает грозу на собственную голову. 25 декабря 1979 года советские войска пересекли границу, а уже 27 декабря последовал штурм дворца Амина, в ходе которого он был убит. В подготовке штурма непосредственное участие принимала советская военная разведка, несмотря на то что эта операция проводилась под руководством КГБ.
О том, как происходил штурм (операция «Шторм-333»), рассказывает бывший военный атташе СССР в Афганистане Крахмалов.
«В 19 часов 30 минут 27 декабря, когда в Кабуле наступила темнота, подразделения спецназа, сформированные ГРУ и КГБ СССР, начали штурм резиденции Амина — дворца Тадж-Бек, стоящего на холме. В штурме приняли участие группа офицеров КГБ (около 50 человек), переодетых в афганскую военную форму, 69-я рота десантников капитана Востротина со взводом ПТУР, батальон спецназа под командованием майора Халбаева. Операцией руководил представитель КГБ полковник Бояринов. Полковник Колесник осуществлял руководство подразделениями, подчиненными ГРУ. Зная, что бой предстоит вести в темноте, участники штурма, чтобы не перепутать своих с охраной Амина, прикрепили к головным уборам белые ленты, а на рукава надели белые повязки.
По сигналу «Шторм-333», переданному по радио и дублированному взрывом большой мощности на центральном телеграфе, наши воины устремились ко дворцу. Нго охрана приняла колонну боевых машин десантников за мятежную афганскую часть и открыла по ней ураганный огонь из крупнокалиберных пулеметов. Головная БМП была подбита и перегородила узкую дорогу, поэтому десантникам пришлось покинуть машины.
Под прикрытием огневых средств, преодолев крутые подъемы, штурмовые группы ворвались во дворец. Штурм и бой за овладение основными помещениями дворца продолжались в общей сложности сорок минут. Однако «зачистка» комнат и подвалов затянулась до полуночи. От интенсивного беспорядочного огня гибли не только защитники Амина, но и оказавшиеся во дворце невооруженные люди. В этом первом сражении погибло 19 наших солдат и офицеров, в том числе полковник Бояринов, по ошибке убитый нашим солдатом, принявшим его за одного из аминовцев, десять десантников и восемь спецназовцев».
Итак, силами советских спецназовцев к власти пришел Бабрак Кармаль. Афганистану в советской внешней политике придавалось столь важное значение, что в середине февраля 1980 года с группой генералов и офицеров в Кабул прибыл начальник ГРУ генерал армии Ивашутин. В то время должность военного атташе занимал Баранаев; в марте того же года его сменил Крахмалов, сотрудник ГРУ. Вот как он формулировал задачи своего аппарата: «В стране шла гражданская война. Главные задачи военного аппарата не ограничивались добыванием сведений о намерениях и действиях внутреннего врага и местах расположения пунктов дислокации вооруженных отрядов моджахедов, их численности и вооружении. Необходимо было знать, что делается и в других странах для помощи афганской оппозиции, информировать о поставках оружия, о военной и специальной подготовке противников афганского режима». И далее: «Возглавляемый мною аппарат военного атташе внимательно следил за положением афганской оппозиции не только в пределах страны, но и на территории Пакистана и Ирана. Подготовка и переподготовка моджахедов в лагерях, центрах и военных базах, главным образом в Пакистане и Иране, тактика действий и получение ими военной, материальной и финансовой помощи из США и других стран, подрывная деятельность реакционных сил против Советского Союза и ОКСВ в Афганистане — все это находило отражение в наших срочных донесениях и табельных докладах». Военный атташе работал в непосредственном контакте с военными советниками и их аппаратом, а также с начальниками штаба и разведки 40-й армии, которой в то время руководил генерал-майор Корчагин.
Таким образом, задачи военной разведки делились на стратегические и тактические. Что касается первой, то здесь военным советникам приходилось сложно. «Восток — дело тонкое», а в тонкостях этой сложной страны большинство советников разбиралось слабо. Приходилось во многом полагаться на афганских партнеров, которые были ненадежны, и тем не менее во многих вопросах можно было действовать только с их помощью. Агенты афганских секретных служб использовались в качестве осведомителей, проникая в среду моджахедов.
Агентурной разведкой занимались все: местные спецслужбы, органы КГБ, ГРУ, МИД, МВД — все, кто так или иначе имел отношение к афганской войне. Но почти все они работали «по-крупному», решая задачи «в масштабе страны». Что же касается повседневных задач, то здесь почти все было отдано на откуп войсковой разведке, которую возглавляло разведуправление штаба 40-й армии. Бывший командующий этой армией генерал-полковник Громов вспоминал:
«В подчинении разведуправления находились разведывательный центр и два разведпункта, а также разведотделы в штабах дивизий, бригад и отдельных полков. Система разведки включала в себя, кроме того, отдельные полки, а также две бригады специального назначения, расположенные вдоль афгано-пакистанской границы. В состав каждой такой бригады входило по четыре батальона численностью в среднем по пятьсот военнослужащих. В интересах разведки действовали также разведбатальоны мотострелковых, воздушно-десантных дивизий и разведроты мотострелковых и танковых полков. Вершина пирамиды войсковой разведки находилась в штабе армии».
Естественно, «ограниченный контингент» имел и свою агентуру. Практически все офицеры, начиная с командиров взводов, имели собственную агентурную сеть из местных жителей, которые; с одной стороны, поддерживали связь с моджахедами, а с другой — за вознаграждение снабжали информацией и советских командиров. (Хотя, конечно, в условиях партизанской войны возможности регулярной армии, тем более иностранной, и моджахедов были несоизмеримы. Последние располагали информаторами повсюду, начиная от захудалых кишлаков и кончая правительственными структурами.)
Существовала и еще одна проблема, касавшаяся всех, кто имел дело с агентурной разведкой (за исключением, может быть, командиров взводов, поддерживающих отношения с соседними кишлаками). В условиях постоянно меняющейся ситуации агентурные данные быстро устаревали. Квалифицированных агентов остро не хватало, радиосвязь с агентами, которыми часто были простые дехкане, отсутствовала. Так что разведданные проходили долгий путь: агенты пешком или на попутном транспорте добирались до резидента, и тот уже передавал сведения дальше по назначению. Этот процесс затягивался на несколько дней.
Командиры частей нередко поддерживали связи и с полевыми командирами, заключая с ними договоренности о сотрудничестве или о перемирии, иногда на короткий срок, а иной раз и на более продолжительный. Свидетельствует генерал Громов:
«Прочные контакты нами были налажены вдоль «дороги жизни» Кабул — перевал Саланг-Термез. Особенно на участке до Южного Портала, в районе Чарикара, Джабаль-Уссараджа, непосредственно при входе в ущелье и при подъеме в горы. Несмотря на некоторые нюансы, неплохие связи мы установили в Северном Портале, в районе Доши, Пули-Хумри и дальше на север.
Устойчивое сотрудничество поддерживалось с группировками, которые действовали в северных и восточных пригородах Кабула, вдоль дороги на Джелалабад и по направлению к гидроэлектростанции Сароби. Сложнее было вытянуть на переговоры душманов, которые находились в западных и южных окрестностях столицы.