Сам себе князь - Сергей Сергеевич Мусаниф

— Потому что у меня есть определенный жизненный опыт, — сказал Ломтев.

— Твой внук в общении определённо приятнее, — сказал Лев. — Даже несмотря на то, что он прострелил мне ногу.

— Он — хороший мальчик, — сказал Ломтев. — И я хотел бы, чтобы он таким и остался.

— Почему ты с ним больше не говоришь? — спросил Лев. — Почему ты сам ему не рассказал?

— Не знаю, — сказал Ломтев.

Он взял со стола пачку сигарет, выбил одну, прикурил от лежащей рядом зажигалки, с наслаждением несколько раз затянулся, а потом бросил недокуренную сигарету на пол и тщательно ее затоптал.

— Может быть, мне просто стыдно за то, что я… вот такой, — сказал он. — И не нашел другого способа ему помочь. Может быть, я просто боюсь, что общение со мной сделает его хуже. Сам видишь, я — не самый приятный собеседник.

У Льва была еще одна версия, которая бы все объяснила, но он оставил ее при себе.

Ник пришел в себя.

Он лежал на кровати, судя по виду из окна, на первом этаже того же полуразвалившегося здания, и его правая рука наручниками была пристёгнута к массивному изголовью. Рядом на стуле сидела Ольга.

— Вот так значит, да? — спросил Ник, для наглядности звякнув наручником.

— Это для безопасности.

— Моей, разумеется?

— Не только, — сказала она. — Ты прострелил Льву колено.

— Я не специально, — сказал Ник. — Но не могу сказать, что мне очень жаль. Он врал мне.

Она промолчала.

— Впрочем, мне всю жизнь врут, — сказал Ник. — Что уж тут жаловаться на посторонних людей, если мой отец лгал мне, глядя в глаза? Оба моих отца, если быть точным. И биологический, и приемный.

— Я об этом мало что знаю, — сказала Ольга.

— А почему я вообще здесь? — спросил Ник.

— В этом доме? Здесь безопасно.

— Нет, — сказал Ник. — Почему я здесь вообще? Вам же нужен не я. Вам нужен Ломтев, так какого черта меня вернули?

— Это он настоял, — сказала Ольга. — Говорит, что не хочет занимать тело дольше, чем это необходимо.

— Почему же?

— Потому что это может тебя убить, — сказала Ольга. — По крайней мере, он так считает. А твоя жизнь для него на самом деле важна и он пытается тебе помочь.

— О, как я это ценю, — сказал Ник. — Дед, ты не хочешь появиться, чтобы я мог сказать тебе, как я ценю твою заботу? Или ты и так все слышишь? Хотя бы кивни в ответ.

Ломтев не появился.

Впрочем, на самом деле Ник этого и не ждал.

— И какой план? — спросил он. — Кого будете убивать следующим?

— Я не знаю, — сказала Ольга. — Меня в это не посвящают.

— А тогда зачем ты здесь?

— Чтобы наблюдать, — сказала она. — Может быть, ты захочешь есть. Или пить.

— Или в туалет, — подсказал Ник.

— Еще слишком рано, — сказала Ольга. — Он… сделал все дела, перед тем, как уйти.

— Как здорово, — сказал Ник.

Разумеется, он смотрел приключенческие фильмы, в которых герои запросто избавлялись от нежелательных браслетов. Общеизвестно, что любой наручник можно открыть скрепкой. Нужно только где-то раздобыть скрепку, а потом пару часов ковыряться в замке, надеясь, что тебе повезет.

Или можно вывернуть большой палец из сустава, протащить кисть через кольцо, а потом вправить его обратно. Наверняка существуют и более экзотические способы, но что потом?

Допустим, Ольга сопротивляться не будет, Лев сейчас явно не боец, а его прибежавших коллег можно будет огреть вот этим самым стулом, отобрать у них оружие, и…

Какой во всем этом смысл, если враг не только снаружи, но и внутри, и перехвативший контроль Ломтев можем вернуть Ника в исходное состояние меньше, чем за минуту, сведя в ноль несколько часов усилий?

Нет, эта битва была проиграна еще до ее начала.

Ник посмотрел в окно. На улице было еще светло, и, скорее всего, это все тот же день. Значит, Ломтев приходил ненадолго, и если и совершал какую-то вылазку, то очень недалеко.

Скорее всего, еще не совершал. Ждет ночи.

Беспомощность угнетала. И не столько физическая, сколько вообще.

Не было никакого смысла быть Кларком, расстреливающим десятки врагов, если главный враг живет у тебя в голове и вот с ним-то ты как раз ничего сделать не можешь.

Сам Ник даже не замечал того момента, в который Ломтев перехватывал контроль над телом. Для него это было, как один миг.

Период, просто выпадающий из памяти. Из жизни. Как в принципе можно такому противостоять? Может быть, и существуют какие-то техники ментальной борьбы, в этом безумном мире может существовать вообще что угодно, но как их найти и изучить так, чтобы сосед по черепной коробке ничего не заметил?

Кларк, пожалуй, был единственным, кто Нику не врал. Он просто говорил ему, что делать, и объяснял, что будет, если Ник этого не сделает. Но Кларку было практически на все наплевать, у него была задача — вывезти Ника из Австралии — и худо-бедно, и не без помощи Ломтева, он эту задачу таки решил.

Но в этой задаче Ник был условием, а для всех остальных он стал средством для достижения целей. Прокрутив в голове разговор с отцом еще несколько раз, Ник понял, что им манипулировали, подталкивая его к единственному выгодному для СВР решению. И даже если бы он выбрал бегство в Европу или жизнь на Дальнем Востоке, вне всякого сомнения, отец что-нибудь бы придумал, и в конечном итоге Ник бы все равно оказался в Москве.

Заложником у людей, которым нужен разрушительный дар Ломтева. И им все равно, что Ломтев будет делать, лишь бы он навел шороху и убил как можно больше людей. А за дедом, как Ник помнил из его истории, не заржавеет.

Ник не знал, чем Ломтев занимался в своем мире, но вряд ли это был уход за садом, проектирование домов или какая угодно еще мирная профессия. Слишком уж легко он срывался в насилие. Слишком легко начинал платить кровью там, где можно было бы поискать и другой способ.

— Ты его видела? — спросил Ник.

— Да.

— И как он тебе?

— Сложно сказать. Он одержим