Сам себе князь - Сергей Сергеевич Мусаниф

— Печальна твоя участь, — равнодушно сказал Ломтев. — Но ты всегда можешь обратиться к целителю.

— Для этого в любом случае надо выбраться за пределы империи.

— Революция — это жертвы, — сообщил Ломтев. — Это тебе не фонариками во дворах светить. Это опасная игра, и когда ты в нее включаешься, ты должен правильно оценивать все риски и быть к ним готовым. Или тебе стоит поиграть во что-то другое.

— Тебе легко говорить.

— Да, — согласился Ломтев. — Мне легко говорить, потому что я уже потерял все. Почти все. И единственное, что у меня осталось важного, это жизнь мальчика.

— Которую ты сам поставил под угрозу, ликвидировав этого жалкого…

— Я дал ему слово, — сказал Ломтев. — Когда-то очень давно. Я привык держать свое слово.

— Любой ценой?

— Послушай, Лев, — сказал Ломтев. — Обнаружение — это был вопрос времени. За последние ночи случилось так много разрушений, что они и так скоро бы узнали о моем возвращении в город. В нашем плане это ничего не меняет.

— А если император уедет из города?

— Нет, — сказал Ломтев. — Не уедет.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я знаю этого человека, — сказал Ломтев. — И я понимаю, какую систему власти он все эти годы выстраивал. Если он побежит, это будет признанием, что он не контролирует ситуацию, и тогда те, кто ниже, получат сигнал. Как только Акела промахивается, стая начинает задавать вопросы.

— Кто промахивается? О чем ты?

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я, — сказал Ломтев. — Местные пирамиды власти держатся при условии, что на вершине стоит самый страшный, а Менщиков — не Романов и не Виндзор, которые могли — а в случае Виндзоров могут и до сих пор — полагаться только на силу, задействуя мозг лишь по минимуму. Дар Меншикова, скажем так, менее зловещ и менее ультимативен, что делает его более зависимым от князей. И как только князья начнут сомневаться, тут все и зашатается. Он не побежит.

— К тому же, у него есть личное убежище, которое, хоть и выключает его на время из большой игры, но делает неуязвимым.

— Да, и я понимаю, что вас устроит и этот вариант, — сказал Ломтев.

— Он устроит всех, кроме тебя.

— В любом случае, он не побежит, — сказал Ломтев. — Ему нужно победить меня в бою. Своими ли руками, или руками своих вассалов — это здесь не столь важно.

— И ты сделал все, чтобы обеспечить ему такую возможность.

— Ваша тактика обречена на провал, — сказал Ломтев. — Громить склады, лаборатории, военные базы и научно-исследовательские центры — это все, конечно, хорошо и наносит империи урон, но урон не критический. Все, что я разрушил, они смогут возместить за пару месяцев. Нужно поднимать ставки.

— Еще немного и ты расскажешь, что с самого начала так все и планировал.

— Я ничего не планировал, — сказал Ломтев. — В такой ситуации планировать бессмысленно, слишком много вводных, слишком много неучтенных факторов и тех, что зависят не от тебя. У меня есть цель, и я к ней иду.

— Да, я вижу.

— Так ты дашь мне посмотреть компромат на Кислицкого?

Лев застонал. Может быть, просто обезболивающее понемногу прекращало действовать.

— На самом деле, никакого компромата нет? — уточнил Ломтев.

— Да там его тонны, — сказал Лев. — Но там нет ничего такого, чего император бы не знал или не мог бы простить с учетом того, что Кислицкий для него делает. Мы можем попытаться вызвать скандал, можем запятнать его репутацию в обществе, но реальная опасность для него может возникнуть только со стороны власти, а эта сторона как раз надежно прикрыта. Даже если бы у нас была видеозапись, как он пьет кровь похищенных младенцев, императора мы бы ей пронять все равно не смогли.

— Путь разведчика — это путь лжеца, — сказал Ломтев.

— Да какой я разведчик?

— Скажем прямо, не очень хороший.

Лев обвел взглядом окружающую их разруху.

— Ресурсов пока выделяется недостаточно, — сказал он.

— А больше их никогда и не выделят, — сказал Ломтев. — ДВР — не очень богатое государство, знаешь ли.

— У республики хороший потенциал, но ее душит империя.

— Она ее и задушит, — сказал Ломтев. — Давай начистоту. В случае успеха нашей операции вы выиграете для республики пару лет. Может быть, десять. Император мертв, начнется очередная борьба за власть, кланы вцепятся друг другу в глотки и отзовут свои войска от границ, наступят очередные смутные времена. Но смутные времена все равно когда-нибудь заканчиваются, и у вас нет никаких гарантий, что новый правитель, имя которого вы сейчас, скорее всего, даже угадать не сможете, оставит вас в покое. Территориальная целостность — это кровоточащая рана любой империи, и колония — или бывшая губерния или что там еще — может отстоять свою независимость только силой.

— Так и будет, — сказал Лев.

— Да ни хрена, — сказал Ломтев. — Китай решил свои проблемы и больше не заинтересован в очаге напряженности у границ, так что его поддержка будет, в лучшем случае, только моральной. Британцы сейчас хлебнут очередных проблем за океаном, и когда повстанцы окончательно договорятся с местными племенами, старые семейства будет ожидать большой сюрприз. Мелкие европейские государства, конечно, осудят агрессию, но исключительно на словах. Может быть, пришлют вам пару сотен бронежилетов, ящик с патронами и два громоотвода, но драться за вас они не станут. По факту вы останетесь с врагом один на один, а весовые категории у вас все-таки разные. Не сомневаюсь, что ДВР будет биться храбро и доблестно, по крайней мере, первые пару месяцев, а потом ее просто сомнут.

— А может быть и нет.

— Я удивлюсь, если будет не так.

— Ты не веришь, что за это время сама империя может измениться?

— Нет, — сказал Ломтев. — Пять-десять лет — это не срок для таких перемен, даже если их будут насаждать сверху. А этого никто делать не будет. На самом деле, нужно, чтобы сменилось несколько поколений, и то не факт, что не найдется достаточное число людей, которые будут скучать по сильной руке, которая их самих никогда не душила.

— И ты так думаешь,