Шах-наме - Хаким Фирдоуси

Коварство Гургина

Гургин, исполнен злобы и досады,В смущенье появился из засады.

Синел вдали необозримый лес...Он превознес Бижана до небес.

Почувствовал он в сердце боль и горе,Со страхом думал о своем позоре.

Ему внушил нечистый АхриманПредать Бижана, совершив обман!

Такой Гургину был начертан жребий,Что он забыл о господе на небе:

Кто роет яму для другого, тотСам в эту яму, низкий, попадет!

Гургин с отважным юношей слукавил:Тенёта на пути его расставил.

Сказал Бижану: «Витязь молодой,Ты смел, умен, сияешь красотой,

И происшествий множество с тобоюСлучится: так предписано судьбою.

Послушай, что скажу тебе сейчас.Бывал я в этой местности не раз,

Я с Гивом здесь бывал на поле чести,С Ноузаром, Тусом и Рустамом вместе.

Здесь много одержали мы побед,И много с той поры промчалось лет,

Когда себе мы добывали славу,А властелину юному — державу.

В двух днях пути отсель, ты должен знать,Есть место, где всегда пирует знать.

Земля одета в зелень и багрянец,Привольем наслаждается туранец.

Цветник пылает, и звенит ручейВ прибежище туранских силачей.

Земля — атлас, а воздух — мускус томный,И соком роз наполнен ключ укромный.

Цветы — кумиры — дышат в забытьи,Язычниками стали соловьи.{35}

Их пеньем оглашается долина,Красуются фазаны вкруг жасмина.

А скоро дни за днями пролетят,—То место расцветет, как райский сад.

В садах, в горах, и днем, и в полнолунье,Там будут периликие колдуньи.

Там дочь Афрасиаба, Манижа,Взойдет, как солнце,— как весна, свежа.

В ее шатре — сто девушек-служанок,Сто идолов, сто молодых тюрчанок,

Ланиты их завешены, а станУ каждой из красавиц — как платан!

Венчают их цветы, глаза — чуть пьяны,А губы их даруют сок багряный.

Здесь предаются девушки пирам,Кумирню здесь найдешь — китайский храм,

И если путь в Туран тебе отраден,То к месту празднеств мы прибудем за день.

Из луноликих лучших отберем,Затем предстанем с ними, пред царем».

Был очарован и взволнован разомДоверчивый Бижан таким рассказом.

Был молод, сладострастием томимИ поступил, как должно молодым.

Бижан отправляется на свидание с Манижой, дочерью Афрасиаба

Они в далекий путь помчались оба:В одном — восторг, в другом — пылает злоба.

Воитель, что отважно воевал,Устроил между двух лесов привал.

Два дня, с гепардами и соколами,Охотничьими тешились делами.

Был пестрым лес, как петушиный глаз,Когда туда царевна собралась.

Бижан услышал от Гургина вестиО празднествах, о девушке-невесте.

Сказал Бижан: «Взгляну, пойдя вперед,Как веселится тамошний народ,

Увидеть я хочу на той поляне,Как празднуются праздники в Туране,

Затеюм коня обратно наверну,—Своим копьем задену я луну.

Начну с тобою после этой встречиИные, рассудительные речи».

Потом сказал ему: «Достань венец,Что надевал на пиршестве отец

И праздничную озарял беседу,—Затем, что я теперь на праздник еду.

Ты серьги, мне на счастье, дай сейчас.Мне царское запястье дай сейчас».

Венец, запястье, серьги — все, что надо,Богатырю вручил хранитель клада.

Украсив перьями Хумы венец,{36}Надел парчу румийскую храбрец.

Велел коня седлать, как перед схваткой,Достал ремень с наследственной печаткой.

Он перебросил ногу чрез коня,Помчался, к Маниже его гоня.

Едва Бижан приблизился к поляне,Почувствовал томленье и пыланье.

То зноем, то желанием палим,Под кипарисом скрылся молодым.

Стоял он пред шатром красиволикой,И сердце страстью обожглось великой.

Красавицы, как куколки нежны,Сверкали всеми красками весны.

Земля, наполненная пеньем, звоном,Как бы встречала витязя с поклоном.

Увидела царевна пред шатромВоителя, что был богатырем.

Йеменскою звездой горят ланиты,—{37}Иль то жасмин, фиалкою обвитый?

Блестят венец и рукоять меча,И на груди — румийская парча.

Откинула царевна покрывало,К влюбленному любовью воспылала.

Сказала мамке: «Ты поторопись,Ступай туда, где виден кипарис.

Узнай, кто этот витязь неизвестный:То Сиявуш воскрес? То дух небесный?

Спроси пришельца: «Кто твой проводник?Зачем сюда ты прибыл, в наш тайник?

Ты Сиявуш иль ты пришел из рая,Сердца своей красой испепеляя?

Иль как предвестник Страшного судаС огнем возмездья ты пришел сюда?

Здесь я пирую каждою весною,Окружена прохладою лесною.

Никто не знал, где заповедник мой,Но ты пришел, о собеседник мой!

Ты человек иль пери отпрыск чудный,—Любовь принес ты в этот край безлюдный!

Войди, о луноликий, в мой приют,Скажи мне, витязь, как тебя зовут?»

Кормилица предстала пред влюбленным,Приветствовала витязя с поклоном,

Вопросы повторила госпожи,—Расцвел Бижан от речи Манижи!

Ответил богатырь с душою властной:«Послушай, посланная сладкогласной.

Не Сиявуш, не дух я неземной,Мой знатный род высок в стране родной.

Бижан, сын Гива, я рожден в Иране,Я вепрей уничтожил силой длани,

Кабаньи туши разбросал в лесу,Теперь клыки царю преподнесу.

Лишь я узнал про сей приют приятный,К отцу я не пустился в путь обратный,

Помчался я неведомым путем,Надеждой беспокойною ведом:

Быть может, мне судьба дарует милость,Чтоб дочь Афрасиаба мне приснилась.

Я здесь с душою пламенной стою:Как пред китайской храминой стою!

Мне должное воздай ты без пристрастья,—Венец получишь, серьги и запястья.

Меня к месяцеликой проводи,—Да вспыхнет страсть ко мне в ее груди».

Та речь была кормилице желанна,—Царевне принесла ответ Бижана.

«Вот так,— сказала,— создан он творцом,Таков он ростом и таков лицом».

И был ответ царевны: «НенарокомНашел ты, что искал в лесу далеком.

Ко мне походкой гордой поспешиИ сумрак озари моей души.

Прозрею, лишь тебя окину взглядом,Сухая степь цветущим станет садом».

Блеснул Бижану путеводный свет,Как только мамка принесла ответ.

Бижан приходит в шатер Манижи

Он вышел из-под кипарисной тени,За мамкой вслед пошел в тайник весенний,

Направился, судьбу благодаря,Он к дочери туранского царя.

Бижан вступил в щатер, высок и строен.Был в золотой кушак затянут воин.

Царевна подошла, как день светла,Обняв его, кушак с него сняла.

Спросила: «Хороша ль была дорога?Была ли в битве у тебя подмога?

Зачем ты свой красивый лик и статьПривык на поле боя изнурять?»

И мускусом, и розовой водоюЕму помыли ноги пред едою.

На скатерти была обильца снедь,Служанки не давали ей скудеть!

От музыки бежали все печали,Вином и пеньем гостя услаждали,

Напев рабынь был нежен и крылат,И чанг звенел, и не смолкал барбат.

Парча блестела, как наряд павлиний,Казалось,— шкура барса на долине!

Шатер пленял резьбою золотой,Благоухал он амброю густой.

Вдвоем с Бижаном из хрустальной чарыПила царевна сок хмельной и старый.

Три дня, три ночи было им даноСпать, обниматься, петь и пить вино!

Манижа увозит Бижана в свой дворец