Слишком много блондинок - Арина Игоревна Холина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты где ходишь? Тебя Павлик повсюду ищет! — проорал он мне в ухо.
— А он сам где? — оглушила его я.
— Играет. Пойдем быстрее, мне диск надо менять…
Мы притащились в ди-джейскую, и я, усевшись на деревянную табуретку, наблюдала, как Паша разбирается с миллиардами каких-то ручек и пимпочек. Минут через двадцать он закончил, сдал пост, и мы спустились в зал. Подошли к бару, бармен угостил Пашу абсентом, а я заказала, неизвестно зачем, виски с лимонным соком. Тройной.
— Кто этот лысый, с фиксой? — спросила я.
— А, — Паша поморщился. — Это Валера. Он считает себя суперпродвинутым музыкантом. Играет какой-то бред — смесь панка с металлом. «Я посажу тебя на плечи и вот так увековечу» — это у него такие текста…
Жизнь только начала налаживать, как к нам опять присоединилась блондинка. Паша догадался-таки нас познакомить — выяснилось, что зовут ее Олеся, а прозвище у нее было — творческий псевдоним — Карелка, потому что она из Карелии. Ди-джей Карелка. Эта Карелка вела себя вызывающе… Она даже спросила у Паши, заметив, что я слишком враждебно к ней приглядываюсь:
— Это твоя новая девушка?
Спросила она это совершенно равнодушно, так, как можно было бы произнести: «У тебя новая прическа?»
Паша что-то промямлил, а я заявила:
— Нет, я его мама.
Мы все с натугой посмеялись, но едва Олеся отошла, накинувшись на какую-то пафосную девицу, я сделала то, о чем в глубине души жутко мечтала. Я, показав кукиш последствиям, спросила:
— Ты ее трахал?
Паша вздрогнул:
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что она смотрела на тебя так, словно портрет твоего члена лежит у нее под подушкой!
«Боже, боже, что я творю?» — недоумевала я, но уже катилась по наклонной — на бешеной скорости, без руля и тормозов. Наверное, мои предки были грузины или татары, иначе отчего я такая вспыльчивая и задиристая? Четвертый скандал на этой неделе… Что он обо мне подумает? При этом я все же ощущала законность своих претензий — мной явно, невежливо и незаслуженно пренебрегали.
— Какого черта ты притащил меня сюда — чтобы трепаться с этой шалавой? — вопила я.
Спохватившись, Паша поволок меня из зала в какую-то комнатенку без окон, где валялась верхняя одежда. Я заметила его куртку и свою дубленку.
— Успокойся, — сказал он.
— С какой стати? — надрывалась я. — Почему я должна спокойно смотреть, как тебе на шею вешается какая-то Корейка, а?! Какого хрена! Может, на нее-то у тебя стоит?!
Паша толкнул меня в гущу пальто, а я схватила чей-то рюкзак и принялась молотить им его. Одной рукой он закрывался, а другой выкручивал мне руку с сумкой… Тут в комнату вбежал охранник, и я взревела:
— Пусти меня, пусти! Не смей ко мне прикасаться!
Паша отпустил, а я подхватила дубленку и выбежала на улицу.
Я неслась по заснеженному проспекту, сгорая от возмущения, пока не поняла, что миновала уже десятый светофор, а все еще мчусь с такой скоростью, будто позади — взвод маньяков. Я рухнула на лавку при автобусной остановке, отпугнув какого-то бомжа, и выхватила из кармана сигареты. По чуть-чуть приходя в себя, я попробовала обдумать сложившееся положение.
1. Паша, безусловно, странный тип с извращенной фантазией. Это подтверждается тем, что все знакомые мне его друзья — мерзость (кроме Вани и Маши, которым он наверняка навязывается, а они из врожденной деликатности делают вид, будто рады его видеть) и что две девушки, которых я видела (Алиса и Олеся) — сучки-щучки и даже имена у них похожие.
2. Мы десять дней живем как муж с женой, ведем совместное хозяйство, спим в одной постели, но он меня не хочет. Сволочь! Или голубой. Скорее всего, он — бисексуал с паталогической страстью к стервозным блондинкам. Так иногда у голубых бывает — им требуется женщина, и они, как ни странно, выбирают именно ту, что далека от их гомосексуальных идеалов. Он предпочитает ярко выраженный женственный тип, а я ему нужна, чтобы… заполучить мою квартиру!
3. Хоть я и истеричка, при желании могу взять себя в руки, потому что истеричкой я стала только от чувства неразделенной любви, которым я могу осчастливить достойного мужчину, а не бисексуала с паталогической страстью к стервозным блондинкам.
Подогрев в себе негодование, я вскочила с лавочки, выбежала на дорогу и только собралась ловить машину, как поняла, что у меня ничего нет. Ни ключей, ни телефона, ни денег — все осталось у Паши в сумке. Я же схватила только дубленку, начисто забыв о том, что даже разочаровавшимся в великом чувстве женщинам требуются деньги.
— Тем лучше! — мстительно решила я и назвала подъехавшему таксисту Федин адрес.
Мы с таксистом прыгали под окнами и сигналили не меньше получаса. Хорошо, что мне попался добрый и отзывчивый водитель — я наврала, что у меня украли сумку, а муж спит и не слышит. Дверь в подъезд была закрыта — именно сегодня в Федином парадном дежурил вздорный старикашка-вахтер, который до часу ночи то ли спал на своих нарах за лифтом, то ли шлялся по соседним вахтершам, а ровно в час ночи запирался и ни на что не реагировал.
Наконец, в окне появилась Федина голова.
Он спустился, заплатил за дорогу, выслушал слезливую историю об утере сумки и повел меня наверх. Я делала вид, что приехала с развеселой вечеринки, что мне очень хорошо — я вся такая возбужденная и радостная.
Мне в голову забрела шальная мысль, что лучший способ раз и навсегда отделаться от Паши — «изменить» ему с Федей. Типа я сожгу все мосты и проверю свою сексуальную привлекательность.
Спустя несколько минут мы уже лежали в кровати, яростно целуясь и комкая вещи. Все было как обычно — Федю я хорошо изучила и даже успела к нему привыкнуть, но я никак не могла избавиться от ощущения, что мы оба — в полиэтиленовых костюмах, через которые все холодно, невкусно и далеко. Вместо Феди я представляла Пашу — милого, теплого, нежного… Меня передернуло — изнутри подкатил ком, глаза взмокли, и мне вдруг стало так обидно за Пашу, несправедливо обиженного и брошенного, и так стыдно за себя.
Я беззастенчиво отшвырнула Федю, разрыдалась, кое-как оделась и бросилась на него, умоляя срочно выдать мне до завтра сто рублей. Вела я себя как безумная, намеренно переигрывая, чтобы Феде захотелось
