Слишком много блондинок - Арина Игоревна Холина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А-аа… — Аня задумывается над моими страстными речами.
— Понимаешь, Ань, — продолжаю я. — Я сейчас пребываю в полнейшей уверенности, что солнце светит только для нас обоих, что, вообще, весь мир придуман только для того, чтобы мы в нем родились и встретили друг друга. И я не боюсь показаться ни глупой, ни пошлой, ни влюбленной, как кошка — я вообще ничего не боюсь, кроме того, чтобы загадывать.
Аня ничего не ответила — она молча разглядывала тарелку с остатками салата.
— Ань, — обижаюсь я. — Тебе совсем по барабану то, что я говорю?
— Нет, дорогая Вера, — тоже злится она. — Мне отнюдь «не по барабану» то, о чем ты говоришь. Просто единственное, что я могу — порадоваться за тебя, а радоваться сейчас, извини, рановато. Советовать смысла не имеет — ты сама знаешь, что делаешь. Так что я просто буду молча за тебя переживать и готовить — на все случаи жизни, свое плечо, на которое ты всегда сможешь опереться. Понятно?
За неспешными девичьими беседами мы просидели три часа. За это время мы выпили бутылку мартини — мы подсчитали, сколько коктейлей заказали, и выяснилось, что в общей сложности мы высосали 750 гм. За это время мы неоднократно произнесли «я тебя ща всю правду скажу…», признались друг другу в любви, вспомнили всех мужчин, с которыми мы когда-либо занимались сексом, и всех их уличили в полнейшем ничтожестве.
Очнулась уже у Паши — я падала ему на руки и пыталась объяснить, почему именно я такая пьяная — от любви к нему. Выходило плохо — с губ срывались какие-то «а они… мы… и тут этот». Трудности начались, когда Паша сначала снял с меня кофту, а потом юбку и обнаружил, что на мне нет трусов. Так как я не могла дать подробный ответ, почему я без трусов — хоть и в колготках, Паша принялся как-то очень уж сердиться. Особенно его злило то, что меня отсутствие трусов страшно веселило. Правда, после того как он бросил оземь компьютерное кресло — так, что из кресла вывалилась ножка, а колесики разлетелись, я очухалась и заявила, что он деспот. После чего деспот совершенно разошелся — он перебил все чашки и выбил ногой дверь в коридор… то есть так по ней ударил ногой, что она сорвалась с петель, а я стала быстро трезветь. Я попыталась дозвониться Ане — у нее, как нарочно, было занято. Минут через двадцать я все-таки ее нашла, и она сказала, что в туалете я орала, будто трусики-танга — жуткий отстой, врезаются в попу, натирают и вообще мешают жить. Кто-то посоветовал мне их снять, и я сняла. Вот и все. Выслушав от Ани эту историю с самого начала, Паша угомонился, но тут я — нечаянно! — подлила масла в огонь.
— Ну что ты, право, — произнесла я, слегка заплетающимся языком. — Тоже мне трагедия — ходить без трусов! Ты думал, я тебе с кем-то изменила?
— И это тоже, — пока еще мирно ответил Паша. — Но я вообще против хождения без трусов. И не могу представить, чтобы моя девушка разгуливала без трусов, как последняя дура!
Я всего один раз вышла из дома без трусов — насмотревшись лет в шестнадцать «Основного инстинкта»… или когда там… надеюсь, что это было в шестнадцать, потому что позже быть такой дурой — это приговор… Вот, это было всего один раз, и на мне была такая тонкая шелковая юбка, что я боялась присесть — было страшно душно и жарко, и все потело.
Но вот именно сейчас мне почудилось, что деспот Паша выступает против права любой свободной женщины ходить без трусов, когда ей вздумается, тем самым ущемляя мои личные убеждения, и право выбора, и… Чего «и» я так и не успела придумать, потому что спросила:
— И что, если бы я пошла на улицу без трусов, то ты бы что, а?
Деспот не удостоил меня ответом. Не останавливаясь на мысли, что более бессмысленную дискуссию трудно придумать, я настойчиво гнула свою линию.
— Ты бы что, со мной расстался? — подсказала я.
— Да! — рявкнул Паша, которому, видимо, все это осточертело. — Расстался бы и сделал себе лоботомию!
Но повод уже был, и остановить меня могла только бомба с нервно-паралитическим газом, угодившая в эту квартиру.
— Вот что я для тебя значу! — закричала я и швырнула в стену пепельницу.
Может… Скорее всего, именно потому, что я давно не занималась любовью — а гормоны в это время устраивали внутри меня жуткий дебош… я, собственно, и затеяла весь этот высосанный из пальца скандал. Но ругались мы, несмотря на ничтожную причину, знатно — расшвыряли всю мебель, даже бросились друг на друга с кулаками… Единственное, что я умудрялась оберегать, — кучу Пашиной аппаратуры и его пах, по которому я едва не засадила ногой, но вовремя промахнулась, подумав о том, что, возможно, он мне когда-нибудь понадобится. В конце концов, Паша меня повалил животом на матрас, заломил мне руку за спину и попросил:
— Успокойся, пожалуйста…
Как только пришла пора признать свое поражение, я сделала вид, что мне везде больно, особенно в заломленной руке, и расплакалась. Паша еще некоторое время меня не отпускал — видимо, боялся моего коварства, но, убедившись, что я полностью выплакалась и теперь сопли рекой текут на пододеяльник, разжал хватку и принес салфетки. Тут же почувствовав себя неблагодарной идиоткой и психопаткой, я одновременно поняла: Паша — единственный, кто на удивление стойко выдерживает мои истерические приступы и прочее буйство. Это можно объяснить тем, что он меня понимает как психопат психопата, но даже если он — такой же, как я, то это лишний повод любить его еще больше. И тут — от сильных и возвышенных чувств — я снова разревелась.
Глава 36
Как алкоголик со стажем, я, очнувшись в десять утра, заставила себя обратно заснуть — чтобы во сне пережить похмелье. Правда, я добежала до кухни и горстями закинулась аспирином, анальгином и даже какими-то витаминами — чтобы потом
