В шаге от вечности (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич

Он сам лишил жизни в этот день много людей, даже добивал поверженных и уже обезоруженных… но при совсем других обстоятельствах. То, что допустимо в горячке боя, когда каждая секунда на счету, совсем не годится в тылу и в моменты затишья.

– Какого хрена ты творишь?!

– Он идиот, что толку тратить время на идиота? – София поднялась и вытерла кровь из разбитого носа платком, от которого пахло духами. – Повторял заученные фразы. Как робот.

– Все равно. Это не наши методы. Где приговор? Это, мать его, убийство. Самосуд!

– Это не самосуд, а казнь. Казнь того, кто пролил реки крови наших товарищей. Я могла поручить ее кому-то из крутых мучачос вроде тебя. Но я взяла на себя. Ты слишком мягкий. И даже Си слишком мягкий. Верно, любимый?

Хименес промолчал, стиснув зубы и кулаки, наверняка до боли. И смотрел в экран переднего обзора, хотя электронный водитель вел машину без его участия. Видимо, очень хотел ее придушить. Ведь ему теперь попадет. Конкретно попадет. Сквозь зубы он прошипел что-то очень сексистское: мол, все бабы такие. Начиная с Евы… которая, мол, сама все придумала, а дьявола подставила.

Рихтер ничего не сказал. Ему было тошно видеть такую некомпетентность. И пол тут был не при чем. Конечно, это не регулярная армия, но он и представить не мог, что они дадут глупым эмоциям ставить под угрозу общее дело.

– Ну хватит, Максим, хватит, – попыталась она увещевать его, – Мы живы, он мертв, о чем тут спорить? И какая к дьяволу может быть жалость к тому, кто наших убивал без счета?

– Он был администратор, а не солдат, – попытался возразить Рихтер. – Я же умею отличать. Командиром был кто-то другой.

– Он был их главным. У него под началом были наемники: снайперы, операторы дронов, спутниковые корректировщики! У него руки по локоть в крови наших братьев. Я просто сравняла счет.

– Не лучше было доставить его в ЧК и допросить?

Она вдруг сжалась и стала белой как полотно. Ее пальцы впились в подлокотники, которые кресло «вырастило» навстречу ее рукам. Попутно девушка старалась отвести взгляд от лежащего на полу трупа, который, каким бы плавным не был ход машины, иногда дергался и дрыгал конечностями.

– Си, родной… скажи ему, чтоб замолчал. Он огорчает меня. Ты же знаешь… они в свое время меня… ты знаешь… в СПБ…

– Это был он?! – пророкотал Хименес. – Этот корповский червяк? Он тебя мучил?!

Командир не отличался сообразительностью. Ну как мог этот обеспеченный и образованный канадский корп быть во всемирной контрразведке? Не бывает таких совпадений. Там работали совсем другие люди, хотя тоже не лапочки. Люди из высших классов туда работать не шли, там платили не так уж много за собачью работу. Гораздо меньше, чем у частников. Туда шли те, кто любил заниматься такими делами не за деньги, то есть имел небольшие психопатологии, или те, кто очень хотел получить гражданство и бонусы, выбраться с периферии и закрепиться в странах первой категории.

– Нет! – всхлипнула девушка. – Просто тип, чуть похожий на него. Такой же лощеный, чистый и белый.

Сильвио вдруг стукнул кулаком по стенке, благо, внутренняя обшивка была мягкой и напоминала на ощупь ту же биопластмассу.

– И все равно! Чертова идиотка! Я тебя под трибунал отдам.

Но сказал он это не очень уверенно. Уже смягчался.

Максим увидел в глазах несгибаемой сеньориты Торрес слезы. И глаза эти стали как у кота из древнего мультика про зеленого огра.

А парой секунд спустя героический Сильвио Хименес, партизанский командир Нефтяник, развел руками: мол, женщина… что с нее взять. И опустился рядом с ней на пол кабины, приобнял и прижал к себе.

– Ладно! La tonta. Дуреха. Я все устрою. Отцы-командиры, конечно, позлятся, но я прикрою тебя, детка. Скажу, что в порыве праведного гнева, блин…Вот дура! Что на тебя нашло? Эх, ладно. Все равно он ничего нового бы не сказал. А данные мы получим с сервера, там гораздо больше, чем было в его тупой голове. Теперь из нее ничего не извлечь. Ты ее разнесла как тыкву, ха! Мне системщики говорят, что корпы, конечно, все стерли, но это не обычный сервер, поэтому следы можно найти. Какая-то блин, «квантовая запутанность». Да у нас вся жизнь из запутанностей состоит.

Научный термин забавно звучал в его устах.

– Мне нужно побыть одному, – произнес Максим, глядя в одну точку. – А иначе я могу что-нибудь плохое сделать.

– Конечно, посиди, выпей воды… тут есть и содовая. Можешь даже прилечь, Макс, амиго. Ты заслужил. А потом на базе выпьешь чего покрепче, поспишь, остынешь, – сказал Сильвио, панибратски хлопая его по плечу. – И взглянешь на ситуацию другими, черт возьми, глазами. Чекисты могли и живым его отпустить и даже на работу принять военспецом. А это неправильно.

Вот как. Минуту назад ругал свою подругу, а теперь стал на ее сторону. Ну не олень ли? А все потому, что их объединяет нечто большее, чем идея или партия. И потому что эти двое люди, а не машины. Эта мысль почему-то царапнула Максу душу.

«Человеческое, слишком человеческое…» – вспомнил Рихтер слова философа.

Официально контрразведчики и тайная полиция НарВласти звались не ЧК, а Народно-Коллективной Службой Безопасностью и старались избегать ассоциаций с большевиками, так как не все их тут любили. Но их так называли все – и враги, и свои, и друзья. Звучным неологизмом – los chequistas. Это слово изредка использовалось в испанском, но только в исторических книгах и мемуарах для описания реалий одной далекой страны.

– Вы даже не выяснили, есть ли в здании еще сюрпризы.

– Саперы разберутся. Они мозговитые, и пару дронов привезли. А с ним разберутся там, – он указал вниз. – Подземные черти. Я могу подтвердить, что была попытка к бегству. София тоже может. И тебе не советую говорить, что было иначе. ¿De acuerdo? Что еще тебе нужно?

– Si, senior Si, – ответил по-испански Максим, заковыристо выматерился и перелез на заднее сидение, где было место для дополнительных членов экипажа или десантников, которых «Призрак» тоже мог перевозить. Все же в этом танке было больше места, чем в любом автомобиле. Когда он обернулся в последний раз, то увидел, что за его спиной София и Сильвио держатся за руки.

Плоть сильнее стали. Это уже из дурацкого фильма про Конана-варвара.

А потом они вместе упаковали труп в эластичный мешок с герметичным замком (пара таких входила в комплект снаряжения экипажа), вытерли кровь с пола и положили черный мешок, смутно повторяющий форму человеческого тела в вертикальную капсулу в углу, которая служила в этом танке и биотуалетом, и душем.

Смутное чувство заставило Рихтера поморщиться. Что-то было неправильно вокруг. И вряд ли то, что застрелили в общем-то плохого и замаранного с ног до головы в чужой крови человека. Что-то более глубинное.

Но он нашел для себя объяснение. Любая серьезная победа всегда несет в себе примесь горечи. Это диалектика. А они делали великое дело. Поэтому была уже не просто горечь, а почти горе. Если вспомнить о заплаченной цене.

И кто он такой, чтоб судить других за их слишком скорый суд? Да, бывают перегибы. Но никто в белых перчатках не сделал еще ни одной революции, подумал Макс. И не для того он стал ренегатом, чтоб осуждать тех, кто борется с врагами человечества, пусть и не всегда простыми методами. А сторону баррикад если и меняют, то уж точно не дважды.

Никакой рапорт об этом случае он подавать не будет, а если заставят – напишет то, что не поставит его товарищей под удар.

Вскоре они прибыли в штаб. Здесь Рихтер увидел, что уже собралась небольшая толпа. Не хватало еще, чтоб его чествовали как какого-нибудь чертового Ахиллеса или царя Леонида. Он заранее сделал лицо попроще.

Возглавлял процессию, которая вышла их встречать прямо в подземном гараже, генерал Давид Натанович Шульц, который опирался на тросточку. Видимо, у него опять разболелось колено. Что ж, ему придется это выдержать.

Особого раздражения у старого вояки не возникло, когда ему сказали, что важный пленный погиб при попытке задушить конвоира и отобрать у него оружие.