В шаге от вечности (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич

Здесь тоже под потолком застыли неподвижные турели. Были и другие системы безопасности вроде металлодетекторов. Но все они были отключены.

Трупы в основном принадлежали милиционерам... вернее, бойцам la Milicia. Но были и корповские, и много-много останков разнообразных механоидов. Бой, который явно был жарким, уже стих, и никто в этой огромной кровавой куче не шевелился. Пол был тоже обильно полит кровью. Робот-резчик застрял в грудной клетке убитого им партизана, вскрыв немолодого мужчину так, будто собирался принести в жертву, но не успел – пуля пробила спину этого инфернального краба.

Тут же у самого входа на чистом месте лежали Пабло – с дырой в голове и Паблито – изрешеченный десятками пуль, так что почти нельзя было узнать черты его лица. Оба были еще в броне, только без шлемов на головах. Рядом пасся маленький шарообразный дрон, который моргнул синим глазком при приближении группы Рихтера. Мол, «проходите, друзья».

– Вот крысы! А мы-то им верили. Жаль, живыми не взяли, – сказал Диего и сплюнул. – Я надеюсь их выпотрошат. Мало ли какие секреты у них внутри. Vamos[1]! Хочу свалить уже из этого места.

Рихтер не был уверен в его правоте относительно секретов, но спорить не стал.

В некоторых местах наружная отделка из биопластмассы полностью сошла, и под ней обнажился бетон. По цвету было не определить, но Рихтер не удивился бы, если бы это был «живой» бетон, который за неделю эту дырку затянет. Ох и любили в «Пирамиде» восстанавливающиеся материалы, хотя те дороже обычных аналогов. Видимо, чтоб поменьше тратиться на ремонт. И поменьше держать в штате людей.

Если бы была возможность, они бы всю эту пирамиду вырастили из мицелия, как уже пытались штамповать небольшие коттеджи. Но такое пока даже их биоинженерия не могла.

Через прозрачные полимерные двери с прожженной дырой, ширина которых позволяла пропустить огромный поток людей, в вестибюль проникало солнце.

И пленный канадец явно вздохнул с облегчением, когда они покинули здание.

Они вышли наружу. В тени огромной Башни бойцы штурмовой группы выглядели муравьями. Задрав голову, Максим представил себе, как должны были чувствовать себя сотрудники, приходя сюда на работу. Вершина Пирамиды была видна только с порядочного расстояния. Сейчас она была выше, чем нижний слой облаков.

Небольшой парк, окружавший Тлачи, сгорел дотла, до почерневших палок, торчавших из спекшегося грунта. Теперь даже нельзя было сказать, что это были за деревья.

Они обошли кучку тел, лица которых казались черными, а форму или броню нельзя было опознать, настолько она была закопченной. Похоже, огнемет и термобарический боеприпас.

В сотне метрах, четырехполосная дорога, подходившая эстакадой к самому подножью пирамиды, была рассечена очень аккуратной баррикадой. Тут был оборудован КПП со шлагбаумом, где на самодельном флагштоке был вывешен флаг «Авангарда». Электронные системы слежения Рихтер тоже заметил – и явные, вроде металлодетекторов, и скрытые.

– Стоять на месте! – услышали они.

Максим, да и остальные, сперва почувствовали рефлекс схватиться за оружие. Но преодолели его. Опустили стволы, расслабились и сделали нормальные лица.

К ним уже шел не кто иной как Зоран в бандане, с автоматом АВМ на плече. Сербский товарищ Гаврилы был явно рад их видеть, но посмотрел на них так, будто увидел привидения. С ним были двое смуглых и чернявых милиционеров с легкими рейлганами в руках. Эти мексиканские камрады были удивлены еще больше и переглядывались в недоумении.

– Мужики, как же я рад! – произнес, наконец, южный славянин. – Мы уже и не ждали. Ну вы герои, блин.

Даже странно, как друзьями могли быть монархист-панславист, что был сторонником православной теократии по образу Византии, и ортодоксальный коммунист-безбожник, который верил в империю, но красную, пролетарскую. Но это было так. И Гаврила очень ярился, что ему не дали пойти в бой в пешем строю со всеми, а заставили делать важное дело в тылу.

– А ловко вы провернули все… вы же через крышу, я прав? Нормальные герои всегда идут в обход?

– Да нет, мы телепортировались, – довольно резко сказал Рихтер. – А герои в расход идут иногда. Не знаешь, Зоран, вам был толк от нашего полета? Хочется пару слов сказать кому-то.

За спиной у Максима его бойцы смотрели на эту сцену с пониманием. У многих было ощущение, что их, мягко говоря, использовали. Если бы старшина Рихтер вел себя со своим фирменным ледяным спокойствием, они бы не поняли.

– Не надо так, друг, – серб похлопал военспеца по плечу. – Остынь! И слов не надо. Да, многие смертью храбрых пали. Не досчитались и мы, пехота вниз… еще подсчет не окончен. Но победили! Выдавили гнойник. Жаль, Рик тоже не добрался, – сказал серб. – Дрался как лев, но эти хреновины напрыгнули со всех сторон. Попасть по ним трудно, бегают со скоростью авто и петляют как зайцы. Короче, заели Уоррена. Нам пришлось вырезать его тело из «скелета» плазмой. Рамонес тоже погиб и меня поставили на его место. Мы вообще не знали про вас. Ничего. Долбанная секретность.

– Санчес тоже погиб. И Ингрид. И еще многие…

– Жаль. Но на все воля Его. Как будем в лагере, помянем их по христианскому обычаю…

– Обязательно, – перебил его Рихтер. – Но сейчас нам надо к Ортеге безотлагательно. У нас важный пленный.

– Сейчас сообщу, – ответил серб и произнес несколько слов в микрофон допотопной гарнитуры. Через пару секунд, видимо, пришел ответ, и он махнул рукой, – Сейчас подъедут! Идите им навстречу до второго пропускного пункта. Он на пересечении авениды Пасео-де-ла-Реформа и Инсурхентес Сур… блин, язык сломаешь! Короче, там, где пересекается проспект Реформы и улица Повстанцев… что в жизни бывает редко. Сюда пока въезда нет, до окончания саперных работ.

Южнее вдоль всего проспекта была действительно возведен почти сплошной вал из переносных полицейских заграждений, а против автомобилей были развернуты специальные упругие барьеры. Прочнее бетона, ненамного тяжелее пластика – легко поднять, легко перенести и «прилепить» к поверхности, но после фиксации даже лобовой удар самосвала не мог сдвинуть их с места – до разблокировки. Лежали длинные ленты с шипами. Конечно, этот рубеж оборудовали еще копы в самом начале противостояния, а повстанцы его сейчас только заняли и немного переделали под себя.

Увидел Максим саперную бригаду – внизу один человек и два гусеничных робота осматривали опоры эстакады, просвечивая каждую. Логично было опасаться их подрыва.

Небо еще не прояснилось, но дождь уже закончился, и о нем напоминали только лужи на тротуарах и дорожном покрытии. Некоторые из них были красными, или может, так падал свет. Что-то еще горело, но гораздо больше было дымящегося пепла. Попадались и трупы. Их еще не успели убрать.

Из соседних зданий, вокруг которых стояло редкое оцепление из бойцов la Milicia с автоматами, выходили корпы. Уже безоружные, с поднятыми руками. Их тут же ставили на колени и обыскивали, сопровождая действия сочными матерками и ударами по почкам. Все это Рихтер уже видел в Канкуне, поэтому долго глазеть не стал.

А из Пирамиды никто не выходил. Похоже, живых корпов там не осталось.

В небе по-прежнему мелькали «падающие звезды». Но на них повстанцы, которые несли дежурство снаружи, смотрели совсем не с таким удивлением, как бойцы группы Рихтера. Видимо, уже насмотрелись.

Военспец постоял еще полминуты, а потом пошел в южном направлении, удаляясь от Башни, сопровождаемый своими людьми, которые шли как молчаливые призраки.

По дороге они прошли мимо других пленных, которые стояли на парковке на коленях, с руками, заложенными за головы. Большинство из них не поднимали глаз от дорожного покрытия. Одна чернокожая женщина пробормотала что-то на полном шипящих португальском языке и проводила летучих ягуаров злым взглядом. Но тут же опустила голову при приближении метиса-конвоира с калашом, на лице у которого была то ли улыбка, то ли волчий оскал.

Конвоир помахал им рукой и показал большой палец.