Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 2 - Георг Борн

— Посмотри, — продолжал Витто, — он идет с маньолой, как она отвратительна!

— Может быть, она ему нравится!

— В таком случае у него нет глаз. У нее синие губы и впалые щеки!

— У нее, должно быть, чума.

Чумой называли на Растро ту болезнь, которая сопровождает холеру, но еще ужаснее последней. Тот, кто заражался чумой, умирал несколько дней спустя в страшнейших муках. Эта болезнь появлялась неожиданно и распространялась удивительно быстро.

Цыган Витто вскочил на ноги. Пробравшись сквозь толпу, он пошел за человеком в бархатном плаще, желая убедиться, действительно ли Аццо прогуливается под руку с маньолой. Витто узнал Аццо и с ужасом увидел на шее девушки роковые темные пятна.

Цыган вздрогнул: если Аццо пойдет с ней, он может погибнуть. К несчастью, никакой альгуазиль не запрещал заболевавшим показываться на улицах. Возможно, цыганский князь в сумерках не заметил признаков страшной болезни?

Витто осторожно дотронулся до плеча Аццо.

Тот обернулся и увидел цыгана.

— Витто, ты ли это? — удивленно воскликнул он. — Подожди меня здесь, я сейчас вернусь.

— Останься тут, Аццо. Куда ты идешь? У этой девушки чума!

— Я знаю это, Витто, и потому иду к ней.

— Ты с ума сошел, — закричал цыган на языке, которого маньола не понимала, — если ты дотронешься до нее, то погибнешь!

— Я ищу чумы. О, ты не знаешь моих планов. Я задумал месть, Витто, такую страшную месть, о которой никто и понятия не имеет!

— Но если ты избираешь эту страшную болезнь орудием своей мести, ты сам погибнешь, — пытался остановить его Витто, — разве у тебя нет ножа?

— Нож слишком хорош для наказания женщины, которую я ненавижу и которая должна умереть в страшных муках, — отвечал Аццо. — Кроме того, она хитрая и осторожная, и мне не подобраться к ней. Однако она любит меня, — добавил он с усмешкой, — я обниму и поцелую эту тварь, после того, как проведу время с маньолой.

Цыган окаменел — он не мог представить себе такой мести.

— Ты должен ее убить, но не жертвовать собой!

— Повторяю тебе, я четыре дня безуспешно подстерегал ее. Прежде, чем приблизить к себе, она снимет с меня платье, чтобы убедиться, что на мне нет оружия.

— Я не пущу тебя, я не допущу этого! — закричал Витто, удерживая Аццо за руки.

— Не мешай мне, Витто, или ты сам поплатишься жизнью!

— Имеешь ли ты при себе ожерелье святых жуков? — вдруг спросил его Витто.

— Ожерелье святых жуков, — повторил Аццо. — Что это?

— Разве твой отец перед смертью не сообщил тебе?

— Смерть настигла его раньше, чем он ожидал.

— В таком случае отпусти маньолу, я подскажу тебе другую месть, — сказал Витто, увлекая за собой Аццо.

— Бедная женщина погибнет…

— Дай ей денег, чтобы она могла послать за доктором.

Аццо так и сделал, маньола хотела поцеловать его руку, но он быстро убрал ее.

— Ну говори, — с нетерпением начал Аццо, — я помню, что среди сокровищ находится цепь из черных жуков.

— Тот, кто наденет ее на шею, погиб.

— Это же самый роскошный наряд наших женщин.

— Это ожерелье носили только княгини. То, что находится у тебя, снято с покойной княгини, изменившей одному из твоих предков, оно пропитано ядом. Старая Цирра однажды говорила об этом твоему отцу.

— Может быть, это сказка, переходившая из уст в уста.

— Старая Цирра не лгала. Используй для своей мести этот способ.

— И ты думаешь, что яд, которым пропитаны жуки, действует и теперь?

Витто усмехнулся.

— Разве ты не цыган, не знаешь, что яд, который использовали князья, действует вечно, стоит лишь чуть-чуть поцарапать кожу!

— Согласен с тобой, Витто. — Аццо остановился в раздумье. — Я хочу непременно наказать ее тем же способом, какой выбрала она, отравив Марию. Она посыпала розу какой-то ядовитой пылью — я надену ей на шею ожерелье святых жуков!

— Вот это настоящая месть! Если яд не произведет желаемого действия, у тебя будет достаточно времени, чтобы заразиться чумой.

— Ты прав, Витто, она торжествовала бы, если бы знала, что я погибну вместе с ней — этой радости я не доставлю ей! Она умрет так, как изменница-княгиня, она должна надеть это редкое украшение!

Аццо остановился.

— Как же мне удастся передать ей ожерелье? — проговорил он растерянно.

Витто задумался. Действительно, если монахиня так мнительна, то никогда не примет из рук незнакомого человека подарка, даже такого дорогого, как этот.

— Кто же эта женщина, которую ты так ненавидишь?

— Это Ая, ты знаешь ее.

— Ая, которая сопровождала нас в наших путешествиях? Где же она?

— Она теперь сестра Патрочинио, молится рядом с королевой.

— Если все правда и Ая действительно та сестра Патрочинио, тогда…

— Ну, что тогда, говори скорее!

— Говорят, король любит монахиню, — сказал цыган, — что, если предложить ему это драгоценное украшение, которое по своей внешней скромности подходит для подарка монахине? Принеси мне ожерелье, Аццо, я берусь доставить его, куда следует.

— Я не хотел бы лишать себя удовольствия видеть все своими глазами.

— Если я исполню твое поручение, то это так же верно, как если бы ты исполнил его сам.

— Я знаю это, но желал бы полюбоваться, как Ая станет надевать ожерелье, пропитанное ядом.

— Если ты принесешь его, тебя наверняка узнают.

Аццо сознавал справедливость слов цыгана, но все еще колебался.

Витто, видя нерешительность своего товарища, успокаивающе потрепал его по плечу.

— Если не удастся передать монахине подарок, у тебя еще останется твой план мести.

— Ну, хорошо! Жди меня завтра вечером на углу Цыганской улицы, я принесу ожерелье.

— Завтра после захода солнца найдешь меня тут. Аццо пожал руку цыгану и отправился на улицу Толедо.

Ему нечего было опасаться, что его узнают и схватят: в плаще и испанской шляпе он даже отдаленно не напоминал цыгана, которого когда-то гнали, как дикого зверя, и притащили в Санта Мадре. Если бы он попал сейчас в руки инквизиции, то наверняка погиб бы, так как «летучая петля» была разгромлена, а дон Рамиро далеко.

Аццо прошел через городские ворота и поспешил в дальний лес, где зарыл клад своих предков. Долгое время он не трогал этот ящик и не знал всего его содержимого.

Была глубокая ночь, когда Аццо подходил к скале Оре. Он так хорошо знал дорогу, что темнота нисколько не мешала ему. Без малейшего шума пробирался он сквозь чащу, чтобы еще до зари достичь того места, где был зарыт его клад. Дорога, по которой он шел, то поднималась в гору, то спускалась вниз; кое-где приходилось пробираться по острым изломанным сучьям. Вскоре он дошел до скалистой местности, где деревья росли как-то уродливо и криво.