Записки опального директора - Натан Гимельфарб

Уже начинались вечерние сумерки, когда я попрощался с гостеприимной хозяйкой и её сыном Борей. Аннушка проводила меня до вокзала, откуда я добрался в свой госпиталь.

На всю жизнь сохранились тёплые воспоминания об этом замечательном первомайском празднике. Это был первый и последний мой визит в дом Аннушки.

53

В мае Николая Павловича и Васю выписали из госпиталя. Лидия Смыкова приехала накануне из Прохладного для сопровождения незрячего танкиста и его однорукого друга на их новое постоянное место жительства.

Я же, несмотря на предварительное согласие поехать с ними, к тому времени пересмотрел своё решение и пообещал военкому Абдулаеву остаться в госпитале в качестве штатного библиотекаря, а фактически его помощника по клубной работе.

Мне были приятны предельная занятость служебными делами, доброе отношение персонала госпиталя и больных, сознание полезности моей работы. Я был вполне доволен бытовыми условиями, которые мне были созданы, благодаря стараниям военкома. Кроме того, я очень дорожил налаженной перепиской с Сёмой, от которого получал частые письма и денежные переводы. Перемена места жительства при нестабильном положении на фронте могла стать причиной потери писем и других почтовых отправлений.

Но всё же главной причиной моего решения остаться в Баку была Аннушка. Вопреки моему твёрдому решению порвать отношения с ней ради её блага, я всё откладывал нашу разлуку. Более того, я всё труднее переносил недельные перерывы в свиданиях с ней. Они казались мне слишком долгими и я даже порывался просить её о дополнительной встрече среди недели. До этого, правда, не дошло, но и уехать не хватало сил. Трудно было представить себе жизнь без неё.

О своём решении остаться в госпитале я объявил Николаю Павловичу, Васе и Лиде за день до их отъезда, что было для них неожиданностью. Больше всех был огорчён Николай Павлович. Он заявил, что моё решение в корне меняет дело, и что без меня он никуда не поедет. В этом случае, утверждал он, ему лучше уйти в дом инвалидов, нежели одному ехать в чужой город.

Моё решение остаться в госпитале ломало давно задуманный и тщательно подготовленный план Лиды поселить Николая Павловича в своём доме, чему она придавала большое значение. Мне трудно даже сейчас определённо сказать, почему Лида так желала осуществить его. То ли только чувства сострадания и желание помочь инвалиду играли здесь главную роль, то ли другие чувства владели ею, но его отказ ехать в Прохладную она восприняла, как трагедию. Она умоляла меня, в тайне от Николая Павловича, уехать вместе с ними хотя бы на несколько дней и, как только он успокоится и убедится, что всё делается для его блага, вернуться в Баку. Лида обещала возместить мне все расходы, связанные этой поездкой.

Со своей просьбой Лида обратилась также к комиссару Абдулаеву. Не знаю какие доводы подействовали на него, но, после разговора с Лидой, он вызвал меня и в её присутствии стал просить согласиться на поездку в Прохладную. Комиссар заявил, что считает это служебным поручением и выдаст мне командировочное удостоверение на сопровождение незрячего инвалида к месту жительства. Билеты он поручил купить нам по воинскому литеру и определил мне срок выполнения его поручения в 12 дней. Ничего не оставалось, как выполнять уже не просьбу, а приказ моего непосредственного начальника. Лида со слезами на глазах горячо благодарила военкома за доброту и отеческую заботу о бывших воинах.

В тот же день, вечером, мы покинули Баку. Я не успел даже как следует попрощаться с людьми, которые так много для меня сделали и которым я был столь многим обязан. Не сумел я также перед отъездом встретиться с Аннушкой, которая должна была приехать, как всегда, в воскресенье. Я оставил ей записку, что уехал по служебному заданию и вернусь через две недели.

54

В Прохладную приехали утром. Был тёплый, солнечный день, какие бывают в начале лета. На перроне вокзала нам была устроена тёплая встреча. Здесь были официальные представители железнодорожного узла, отделения дороги, женсовета, родственники Лиды Смыковой, Таня Власенко и много незнакомых мне людей. Был даже корреспондент местной газеты, который сделал несколько снимков при выходе из вагона и на перроне. Для нас всё это было неожиданностью. Мы и не предполагали, что нас будут встречать чуть ли не как героев.

Ко мне подошла средних лет женщина с букетом цветов -Терехова Надежда Васильевна,- представилась она,- я потеряла сына на войне. Его звали Толей. Ему было восемнадцать. Мой дом станет твоим домом. В нем и мне, и тебе будет тепло и мило. Она вручила мне цветы, обняла и поцеловала.

Я не нашел нужных ответных слов и одними губами шепнул: «Спасибо».

Я догадался, что Надежда Васильевна ещё не знает о моём намерении вернуться в Баку, как только мои друзья освоятся на новом месте, привыкнут немного к обстановке и подружатся с приютившими их людьми.

На двух служебных легковых машинах нас развезли по домам и вскоре моя добродушная хозяйка уже угощала меня украинским борщом и варениками с творогом, которые она заранее приготовила к моему приезду.

Тётя Надя, так я стал называть Надежду Васильевну, рассказала мне об их семье и довоенной жизни. Жили они раньше на Украине, на станции Дебальцево, где её муж, Степан Терехов, работал машинистом на паровозе и был в почёте на Южной железной дороге. Она работала здесь телефонисткой на телефонной станции. Сын Толя успел закончить среднюю школу и мечтал о военном училище. Он был сильным и мужественным парнем, послушным, добрым и ласковым сыном, уважительно и нежно относился к своим родителям. У них не было больше детей и Толе они отдавали всё родительское внимание и безграничную свою любовь.

В Толиной комнате всё оставалось, как при его жизни. Письменный стол был покрыт стеклом под которым были фотографии родителей и друзей. Была и фотография девушки, с которой он встречался и дружил. Тётя Надя сказала, что её зовут Любой и что перед отправкой на фронт Толя признался ей в любви и она обещала его ждать.

На книжной полке были любимые книги Толи: Жуль-Верн, Пушкин, Шевченко, Марк Твен...

В углу стояла кровать Толи, устланная чистой постелью.

Тётя Надя показала мне весь дом с двумя спальными комнатами, гостиной и кухней, дворовые постройки с хлевом для коровы, большой фруктовый сад, где с деревьев свисали почти спелые абрикосы и дозревали яблоки, груши и сливы, а также приусадебный участок с грядками картофеля и овощей. Во всём чувствовался образцовый порядок.

После обеда мы погуляли по смежным улицам города, которые выглядели уютными и ухоженными. Добротные дома утопали в пышной зелени фруктовых и декоративных деревьев. Было много цветов. После прогулки отдыхали в саду, а вечером пили чай с домашним вареньем и смотрели альбомы с семейными фотографиями. Не знаю почему, но с первого же дня этот дом показался мне каким-то родным и очень уютным.