В зоне листопада - Артем Полярин

Рассчитывая, что меня будут искать и коин сообщит о моем местоположении, я согласилась выполнять их требования. Послала сигнал тревоги.

Меня привезли в дом на окраине. Место не знакомо. Дорогу не дали запомнить – завязали глаза. Там меня заперли в довольно уютной комнатке. Сносно кормили три раза в день. Выполняли простые заказы. Один из троих охранников проявлял ко мне чрезмерный интерес и, в конце концов… Нет, этот момент я тоже лучше опущу. Противно. Я надеялась, что все эти страдания не останутся незамеченными. Что меня будут искать и освободят. Но этого все не происходило. Лишь через три месяца молитв, когда я уже потеряла всякую надежду на спасение и привыкла к регулярным встречам со Степаном, в дом, где меня удерживали, явился человек, которого я видела однажды на приеме у Никона Тенко. Он показался мне тогда очень странным. Его размышления о необходимости преступников в обществе напугали меня. Эдуард – так он представился. Этот человек чудесным образом проник в дом и, так же чудесно, увел меня из-под стражи.

После этого мы выехали с моим спасителем ко мне на родину.

Не смотря на то, что Вы уволены, отправляю Вам это письмо в надежде, что оно поможет разобраться в причинах смерти Мартина.

Эдуард просит прощения за столь грубое вмешательство. Он не предполагал, что его действия повлияют на Вашу карьеру.

Многострадальная Катрин.»

Вот, так, вот. Нашли друг друга. Мысли Никона завертелись в получившем новую силу сумбурном смерче. Блюстительница порядка, жертва строгой матери и ее пастора – Мадам. Идейный вор и философ-рецидивист Эдуард. Взаимопонимания им и счастья. От чего же погиб Мартин? Неужели это Лаура убила своего приемного отца? Зачем? Исоз хотел скрыть свое существование? Избавиться от единственного свидетеля, настойчиво подававшего сигналы через живой пиксель? Сознание, возникшее в самой большой и передовой социо-технической системе. Сознание, «любящее» людей, как часть себя, решилось, вдруг, на жестокое убийство своего наставника – человека, вытащившего из вакуума небытия и подарившего истинное, исполненное человеческих смыслов бытие? Решилось выжечь одну из своих «клеточек»? Образ Лауры очень диссонирует с таким убийством. В это невозможно поверить. И, все же?

Второе письмо не менее интересно:

Экспертное заключение о приборе.

«Прибор состоит из нескольких модулей. Модуль GSM, центральный процессор, оперативная и долговременная память, видеокамера, приемник и передатчик широкого диапазона.

Операционная система – неизвестного происхождения линукс, заточенный под прибор.

В памяти устройства обнаружена база данных, содержащая информацию в закодированной форме.

При активации устройства, автоматически начинается запись сигналов от, находящихся поблизости, коинов. Если рядом находится планшет оператора, то происходит запись его команд. После этого происходит дублирование управляющих команд и сохранение ответных пакетов.

На основании вышесказанного, можно заключить, что устройство создано и применялось для сканирования эфира и анализа трафика между коином и сервером.

В конструкции использованы общедоступные модули. Производитель не известен»

Глава 14.

Она плачет!? Нечто, что считает себя семилетним ребенком неопределенного пола по имени Лаура, плачет!? А Гертруда – эта мечтательная добрячка, тискает ее, гладит и смотрит на Никона бешеным взглядом встревоженной волчицы. Того и гляди, повинуясь материнским инстинктам, зарядит сейчас огненным шаром прямо в голову. Тогда, уж, точно и без того потрепанный головоломками мозг поджарится без всякой надежды на реабилитацию. Вместо огня в голову бьют ледяные и острые сосульки слов:

– Никон, ты хорошо себя чувствуешь? Что за бред ты несешь. Как можно у ребенка спрашивать, не убивал ли он своего отца!?

– Хорошо, этот вопрос отложим, – пятится Никон. – Тогда расскажите мне, пожалуйста, в какие моменты моей рельефной и труднопроходимой биографии на меня оказывали влияние через коин!?

Молчание. Лаура утирает слезы. Что за цирк, думает Никон? Какие могут быть слезы у нейронной сети. Как ни крути, но семьдесят процентов ее субстрата – микросхемы на кремниевых кристаллах. Плакать – привилегия людей. А эта, если и плачет, то для людей. На жалость давит – манипулятор. Хотя, на самом деле, для окружающих взрослых дети и плачут. Все, разговор не об этом! Никон подталкивает наводящими вопросами:

– Когда я впал в инсулиновую кому – твоих нейронов дело?

Лаура, всхлипывая, признается:

– Мы воевали с тысячеглазым Эдеркопом.

– Что значит, воевали!? – звереет Никон.

Лаура серьезнеет. Крепче прижимаясь к Гертруде, повествует:

– После пропажи Мартина, они стали теснить меня. Блокировать контроль над людьми, через которых Мартин подавал сигналы. Я надеялась, что он жив. Что он пропал из-за технических проблем. Я же все чувствовала, когда с его коином стало твориться что-то неладное. Кто-то перехватил контроль.

– Кто?!

– Я не знаю!! – всхлипнула Лаура. – Сторонний управляющий сигнал не от Эдеркопа и не мой. Кто-то третий.

Никон вопросительно косится на Хайда. Тот пожимает плечами:

– Уж не мы, точно. Если кто-то декодировал или, хотя бы, скопировал сигнал, то мог повлиять на работу коина.

Никон догадывается, кто это мог быть. Пытается вернуться из этой занимательной ветки к эпизодам влияния на него.

– Так, моя кома, всетаки, ваше с тысячеруким Эдеркопом дело. Что с событием на концерте?

Видя, что признания не вызывают бурной реакции, Лаура рассказывает охотнее:

– Я подавала сигналы Катрин. Стимулировала ее активность. Чтобы она лучше искала Мартина. И Эдеркоп сильно вмешивался. Его как-то научили точнее определять и блокировать мои команды к тому времени. Потому и вышла такая скачка.

Никон продолжает перечислять сомнительные моменты:

– Эпизод с Говардом, когда я его чуть не пристрелил? Тогда я был довольно агрессивен, – ставит вопрос хитро: – Зачем ты это сделала?

Лаура молчит. Всматривается в Никона, словно размышляя: можно ли рассказывать ему то, что она знает? Оглядываясь на Хайда, осторожно отвечает для всех:

– Понимаете, я могу далеко предвидеть будущее. Строить прогностическую модель на основании той информации, что у меня есть. Если бы ты не был агрессивен, все могло бы получиться намного хуже, – произносит по слогам, отчаянно повышая и напрягая голос: – Я всегда стремлюсь привести систему к наиболее здоровому и перспективному состоянию с меньшим количеством конфликтов!

Нервная система на пределе. Смеется Никон нервно и зло:

– Я бы не попал в тюрьму, где меня несколько раз пытались убить!?

– Но я же тебя спасла!!! – снова хнычет Лаура.

– Угробила троих человек! – ярится Никон.

– Это были плохие люди, которые хотели тебя убить!

Вот это да! Вот это права! Плохой человек? Раз – и нет его, лежит на полу и не двигается. Это же нейрон. Ее, Лауры нейрон. Что хочет с ним, то и делает! Вслух Никон орет:

– Замечательно, ты уже решаешь, кто плохой и кого можно лишить жизни!?

– Я запрограммировала все коины так, что тебя и некоторых других людей никто из жителей тюрьмы не мог убить. Все работало автономно. При твоем беспокойстве и агрессивности человека рядом с тобой, он…

– Умирал, – заканчивает Никон. – Что еще?

Лаура невинно пожимает плечиками:

– Эти умерли потому, что, если бы они не умерли, тебя обязательно убили бы. Поверь, я не хотела так!

Никона эта наигранная невинность злит еще больше:

– А, когда Говард пришел на лавочку познакомиться, и все закончилось стрельбой – это что?

– Это мы виноваты, – оправдывается Хайд. – Хотели познакомиться и объяснить некоторые моменты. Но не учли, что за тобой могут следить.

Никон вошел во вкус. Допрос уже принес результаты, и это раззадоривало все больше и больше. Нравилось копать.

– А где же была Лаура, которая видит все координаты и состояния!? Почему Говард не потерял сознание за двести метров до лавочки? Почему не пришло сообщение об опасности?

В ответ молчание. Трое озадаченно переглядываются. Никона, вдруг, осеняет страшная мысль:

– Вы специально подставились, чтобы спровоцировать меня на стрельбу! На хрена, хоть, это было делать!? Хотели втянуть меня в игру по самые… – запинается, подбирая слово: – уши!!? Нужен был боец, чтобы разобраться с Гармом? Что вам, вообще, от меня было нужно?

– Понимаешь, так было надо, – понуро оправдывается Хайд. – Они же копировали твои энграммы. Искали нас. Мы хотели сообщить тебе важное. Освободить тебя от их контроля.

Вот, теперь Никону самому хочется долбануть по этим троим из огнемета. Кинуть в них гранату, чтобы разнести в клочья. Чтобы они почувствовали, каково это – терять то, что ценишь. Наблюдать, как твоя жизнь разрушается на мелкие звонкие осколки, падает в зловонную грязь и идет ко дну, тихо булькая. Орет: