Детство - Василий Сергеевич Панфилов

Тягостно как-то с ними общаться наново будет, но а куда? Про них ни хитрованцы, ни бутовские, ни дачники – никто не знает!

Съел вот, но не наелся ещё. Оголодал после плясок ночных, и вот высматриваю, как шакал голодный, што бы ещё взять?

А, нет! К учителкам если, да с таким делом, то и за стол усадить могут! Так што взял сладких пирожков с изюмом, творогом и вареньем, да побольше! Небось от сладкого-то не откажутся, будь даже хоть сто раз мадамы!

– Егорка? – Удивилася учительша, открыв дверь, – Да-да, Кузьма, ждали! Всё в порядке.

Дворник козырнул и тяжело затопал вниз.

– Проходи, Егор, – Засуетилась Юлия Алексеевна, – Стёпушка! Смотри, кто к нам пришёл!

Из спаленки выплыла Степанида Фёдоровная, теплая и немного ещё сонная, одетая по-домашнему.

– Здравствуй, Егорушка! – Искренне улыбнулась она, – Раздевайся.

– Ага, – Я скинул шубейку и вспомнил про пирожки, – Ето к завтраку!

– Спасибо! Очень кстати, мы ещё не завтракали, – Юлия Алексеевна, не чинясь, взяла увесистый бумажный свёрток и унесла на кухню, – сейчас самовар поставлю!

Сели по-господски, за столом с белой льняной скатёркой, накрахмаленной до хруста. Ну да я не плошаю – не горбюсь, нос за столом не прочищаю и сижу с прямой спиной, не хлюпая чаем и не чавкая. Соседи мои по флигелю мал-мала подучили.

– Филипповские, – Юлия Алексеевна довольно зажмурилась, прикусив пирожок, – давненько мы туда не заходили!

– Мы можем тебе чем-либо помочь? – Без обиняков спросила Степанида Фёдоровна, на што Юлия Алексеевна обожгла подругу взглядом.

– Помочь? – Чинно делаю глоток самонастоящего чай, не спитово! – Можете.

Лицо Степаниды стало таким, што… ну вот не знаю! Показалось на миг, што ето не взрослая и уже не шибко молодая женщина, а девчонка, которая покажет сейчас язык подружке! Выиграла спор дурацкий, и щаз как задразница!

– Деньги у меня лишние образовались, – Говорю, как и не заметил, и от сайки кусаю. Степанида чуть чаем не поперхнулась и глаза такие стали большие, што в голову стукнуло «Какающий котёнок». Вот ей-ей, мало што не стебельках!

– Егор, я надеюсь… – Строго начала Юлия Алексеевна.

– Не криминал, – И глоточек чаю.

– Ты всё-таки решил согласиться на наше предложение? – А в голосе такое што-то, што вот прям не знаю, как и назвать.

– Нет. Те деньги давно потрачены, – Лёгкий вздох учительши, и ничево она вроде не сказала, даже в лице не переменилась, а такая укоризна, так стыдно стало! – Не на дурость!

Приподнятая бровь…

– Человека выкупил, – Юлия Алексеевна спешно поставила чашку на блюдце и с силой вцепилась задрожавшими руками в стол, – не спрашивайте больше!

Не рассказывать же вот так прямо, на што потратил?! А так да, выкупил – себя, самово близково человека, как ни крути. У Судьбы, у Жизни, как угодно сказать можно.

– Почти все на то и ушли. Ну и на оставшиеся купил себе место в ночлежке до лета, да питание трёхразовое. Вы не думайте! С образованными людьми живу! Они, конечно, те ещё пропойцы и отребье, но всё ж отребье образованное!

Рассказываю о житье-бытье, стараясь вспоминать самые смешные моменты. Как Максим Сергеевич в карты с Иванами играл, симпосиум етот феминистический, крыску прирученную, што изо рта кусочки хлеба вытаскивает. А они, учительши, што-то не смеются, бледные сидят.

– Егор, – Начала было Юлия Алексеевна, и я вот прямо почувствовал – скажет опять што-то не то, и уйти мне придётся.

– Ето моя жизнь, – Ставлю чашку на блюдце и в глаза, жёстко так смотрю, – правильная или нет, но моя.

– Хорошо, – Грустно согласилась учительша, и мне тоже почему-то стало грустно. Вот прям как-то так, будто мимо щастья прошёл!

– Читаю много, учусь всякому, – Хочется почему-то оправдаться.

– Чему ты там на Хитровке научишься? – Грустно так сказала Степанида, подперев простонародно голову рукой и облокотившись о стол, – Учиться тебе надо! Настоящим образом, а не у вконец опустившихся людей. Церковная школа, а может быть, и прогимназия! Вот захочешь ты устроиться на службу, и спросят тебя, что ты оканчивал?

– Библиотеку!

Юлия Алексеевна раскашлялась, будто пытаясь скрыть смех. И глазами так на подругу, будто язык показать хочет. Дразница!

– Ну а што? – Лупаю на них глазами, – Я много читаю! Не только про сыщиков и про путешествия, но и арифметику всякую с географиями!

Переглядываются…

– Можно мы тебя чуть-чуть, – Степанида Фёдоровна выставляет вперёд щепоть и слегка раздвигает пальцы, – проэкзаменуем?

Екзаменовали меня больше часа, и вспотел я от етого сильней, чем во время пляски в ресторане. Вот ей-ей, вытащили всё, што знал!

– За год? – Юлия Алексеевна задумчива.

– С весны, – Поправляю её, – тогда читать научился.

– Нашим бы ученицам такое усердие, – Вздыхают, переглядываясь.

Сказали, што программу церковной школы и прошёл и даже превзошёл, притом сильно. Двухгодичной! По математике так и вовсе, курс прогимназии закончил, да с лихвой. По английскому на курс прогимназии вот прямо хорошо так, но и не больше. А по остальным предметам – ямы и ямины в знаниях.

Сели они, заспорили, да и составили мне список тово, в чём отстаю и на што приналечь надо. И где ето што искать надобно.

– По деньгам, – Напоминаю им, поглядывая на висящие ходики.

– Егор, мы должны знать, – Снова начала Юлия Алексеевна.

– Не криминал, – Вздыхаю, – Так, случай дурацкий. Разбудили среди ночи, да и потащили в Яр. Поспорил сосед мой, што из офицеров бывших, што я цыган перепляшу.

– И?

– Переплясал, – Пожимаю плечами, – Врать мне незачем, всё равно ета история вскоре разойдётся.

Степанида Фёдоровна прижимает восторженно ладошки к губам, отчево кажется моложе, совсем ещё девочкой.

– Только ето секретный секрет! – Выставляю палец, – Нельзя говорить, што вы со мной знакомы! Узнают, так и наведаться могут за деньгами.

Переглядываются и кивают, Степанида с явственной неохотой.

– И, – продолжаю, – штоб без всяких условий, ладно? На жизнь себе я заработаю, а ето так… Не знаю пока, на учёбу на потом, или в коммерцию ударюсь. А может, и снова человека, тово…

Ушёл от них с лёгким сердцем, пообещав наведываться для екзаменовки и вообще, штоб за жисть. Поняли и приняли учителки меня таково, как есть, што и хорошо. Но почему-то и грустно.

Милюта-Ямпольский встретил меня матом и брошенным сапогом, после чево охнул болезненно, да и упал обратно на нары.

– Щенок неблагодарный, мать твою… – А дальше такой поток грязи, што и мне, хитровскому, слушать стыдно.

Степенства сильно разгневались на Максима Сергеевича, што потерял меня по дороге. Ну и наваляли, да так, што еле до Хитровки доплёлся.

– Я?! – Помню, што лучшая защита, ето нападение, потому даже на стол вскочил, аки кот, – Ты