Между двух огней - Кристофер Бьюлман

и позволила священнику заключить себя в объятия, хотя слезы, которые, как она думала, вот-вот прольются, так и не появились.

Капитан упал, его голова запрокинулась, а из открытого горла в реку потекла кровь. Томас некоторое время наблюдал за этим, затем вытер меч.

— Я же просила тебя этого не делать, — сказала девочка, но на ее лице отразилось облегчение от того, что этот ужасный человек умер.

— Мы за это заплатим, — сказала она.

— Я готов, — ответил Томас.

— А я нет, — сказала она и посмотрела на воду. Томас скатил обмякшее тело капитана с плота, и оно пошло ко дну, как будто его потянуло вниз.

Гребаная рука!

Плот отнесло в сторону, в темноту.

Когда небо стало достаточно светлым для работы, которую предстояло выполнить, Гийом склонил голову и позволил Томасу его зашить. Томас просидел с Гийомом последние часы темноты, прижимая к ране запасную рубашку капитана, в то время как здоровяк дрожал и ругался. Костяная игла и бечевка также были найдены в сундуке капитана.

Гийом был сильным, и он выжил.

На какое-то время.

ДВАДЦАТЬ-ТРИ

Об Острове Мертвых

Поначалу рыцарю и священнику было нелегко управлять плотом, но солдат объяснил им, что делать, пока он не окрепнет настолько, что сможет сам взяться за весло. На второй день после сражения они с Томасом напрягали все свои силы, управляя плотом рулевыми веслами, толкая его вперед чуть быстрее течения, рассказывая истории и обмениваясь шутками.

— Чем ты собираешься заняться? — спросил Томас.

— Продолжу путь в Авиньон. Запишусь в новый крестовый поход.

Лицо Томаса омрачилось при воспоминании о рыцаре и его свите, которые проехали мимо них недалеко от Осера.

Дьявол и сонм мертвецов

— Ну и рожу ты скорчил. Тебе не нравится мысль о том, что Иерусалим снова будет в руках христиан? Возможно, это как раз то, что нужно, чтобы утолить гнев Божий на нас.

— Что касается этого, — сказал Томас. — Что такого мы сделали, что Бог так разгневался на нас? Что такого мы сделали, чего не делали наши отцы и деды?

— Они тоже были наказаны. В тот год, когда я родился, из-за голода у моей матери чуть не пересохло молоко.

— Не может быть, чтобы все было так плохо; посмотри, какой ты большой.

Но все было очень плохо, и Томас хорошо это помнил; почти пять лет, когда он был сначала пажом, а затем оруженосцем, урожай тонул под дождем, а животные гибли от мора; с виселицы исчез повешенный, и все знали, что фермеры на окраине города его съели. Только доброта сеньора Томаса удержала его семью от таких отчаянных мер.

Отец Матье подошел ближе, ожидая возможности присоединиться к разговору. Девочка ела соленую рыбу и смотрела на воду.

— У нас тоже сейчас голод, — возразил Томас, — вдобавок к войне и эпидемии. Неужели мы настолько грешные, что заслуживаем всего этого?

— Ну, вы, может быть, и не грешные, но я достаточно нагрешил за нас обоих.

— Если бы ты был грешником, я был бы в реке. Все мы были бы в реке. Ты хороший человек, Гийом.

— Это не было добротой. Это было товарищество.

— Боевое товарищество, — сказал священник.

— Товарищества будет достаточно, — сказал Гийом, кивая головой священнику, как бы говоря Ты можешь ему верить? Тут Томасу стало смешно, и он рассмеялся, глядя не на священника, а на Гийома.

Священник тоже засмеялся.

— Что? — спросил большерукий мужчина.

— Я должен подровнять последний стежок, — сказал Томас. — Когда ты дернул головой, он встал торчком. Ты похож на кислое яблоко с маленьким стеблем.

Его лицо покраснело, хотя он улыбался.

— А ты выглядишь как...

— Как что? — спросил Томас, подначивая его.

— Как задница...

— Задница кого?

Солдат на мгновение задумался:

— Кого-то, позади которого я бы не хотел идти.

Даже девочка рассмеялась.

— Даже если мы грешники... — начал Томас, но солдат его перебил.

— Все люди грешники.

— А что насчет нее? — спросил Томас, указывая большим пальцем на Дельфину.

— Ну, я ее не знаю, верно? Она не выглядит испорченной, но может быть такой. Или, может быть, она станет такой позже. Все грешат. Не так ли, святой отец?

— Несомненно, — сказал отец Матье с некоторым энтузиазмом, радуясь, что мужчины перешли от военных историй о лагерях и тренировках (хотя никогда о Креси) к тому, о чем он умел говорить. — Человек рождается во грехе. И все из-за Адама.

— В основном из-за Евы, — возразил Гийом. — Так сказал нам мой священник.

Дельфина подняла глаза от воды:

— Это нечестно.

— Почему? — спросил Гийом.

— Ее соблазнило нечто более сильное, чем она сама. Адама соблазнило более слабое существо. По крайней мере, так нам говорят. Если Ева была хуже его, значит его грех больше. Нельзя иметь и то, и другое одновременно.

— Ха, — сказал священник, пытаясь придать своей риторике убедительность, но не смог найти подходящих аргументов.

— Я же говорил вам, что все порочны, — сказал солдат. — Грех девочки в том, что она идет против учения церкви.

— Разве грешный ребенок не может соблазнить мужчину? — сказал священник.

— Как и нас сейчас, — засмеялся солдат.

Девочка задумалась, рассеянно потирая ссадину на подбородке, и сказала:

— Да, может. Но как быть с ребенком, которого соблазняет грешный человек?

— Как Гийома, когда он был в поле, соблазнял дядя. Два дяди, — сказал Томас.

— Не будь таким грубым, — сказала она. — Это важно. Является ли ребенок, введенный в заблуждение мужчиной, более грешным, чем мужчина, введенный в заблуждение ребенком?

— Я должен был предупредить тебя, что ее отец был юристом, — сказал Томас.

— Разве не ты ее отец?

— Господи, нет. Я бы вытряс это из нее.

— Никогда не поздно, — сказал Гийом.

— О, боюсь, что уже поздно.

— Ты не ответил на вопрос, — сказала Дельфина.

— Я просто должен шевелить своим гребаным веслом, — сказал мужчина.

— Как и я, — поддержал его рыцарь.

— Разве мужчины, которые сквернословят во время разговора о Боге, вправе указывать на чужие грехи? — спросила девочка. И она съела свою рыбу до самого хвоста, выглядя при этом весьма довольной собой.

На исходе третьего дня после боя, уже в сумерках, они подплыли к плотине на реке. Сначала показалось, что люди соорудили ее из бревен, но, когда они оказались ближе, стало ясно, что завал состоит в основном из мертвых коров, овец и тел мужчин и женщин. В последних лучах солнца поблескивала мертвая рыба, целые груды которой лежали в плотине.

— Как, клянусь Христом, мы сможем обойти это? — спросил Томас.

Гийом покачал головой.

— Черт, что