Между двух огней - Кристофер Бьюлман

Это было хорошее место.

Мужчины скорчились с подветренной стороны, соломенная шляпа Томаса была прикрыта ветками, лица обоих были заляпаны грязью; Томас, у которого не было лука, держал меч на плече, зная, что его роль ограничена: он должен был только защищать Ринальдо и, если им повезет, принести добычу.

Они уже собирались сдаться, проведя там два с лишним часа, и страх быть застигнутыми ночью слишком близко к Бону и Шаньи, наконец, преодолел их голод, когда они увидели оленя. Он вошел в лес перед ними царственной, медленной походкой, его шкура была того же красновато-коричневого цвета, что и ковер листьев под ним. Рога у него были великолепные, Томас с удовольствием поставил бы этот трофей у своего очага в Пикардии, хотя и знал, что никогда не сможет заполучить такие рога, поскольку был слаб в обращении с луком. Ринальдо сделал глубокий вдох и поднес оперение стрелы к щеке; он натянул бы его до упора и отпустил бы тем же движением, если бы олень повернулся к ним боком или спиной. Однако итальянец так и не получил такой возможности.

Олень услышал какое-то движение в кустах, находившихся недалеко от обоих мужчин, и поднял голову. Еще десять шагов, и Ринальдо выстрелил бы в незащищенную грудь зверя, но на таком расстоянии ему пришлось бы стрелять выше, а он не хотел попасть оленю в голову или перебить нос, ранив великолепное создание без всякой причины.

Снова послышался шум, шелест листьев, на этот раз громче. Олень ушел, не бегом, но слишком быстро, чтобы итальянец мог сориентироваться как в его движении, так и в молодых деревьях, за которыми он проходил. Ринальдо скорчил гримасу с открытым ртом, выдыхая пар сквозь стиснутые зубы, все еще следя за оленем на случай, если тот обернется, но, похоже, это было маловероятно.

Он почувствовал руку Томаса на своем плече и неохотно отвернулся от исчезающего благородного оленя. Томас смотрел на него так, словно хотел сказать Ты можешь в это поверить?

В время голода, когда законы о браконьерстве были забыты, а люди практически уничтожили дичь в лесах, одно великолепное трофейное животное было спасено вторым.

Дикий кабан сопел в кустах, еще не подозревая об охотниках.

— Porca troia63, — прошептал Ринальдо, снова натягивая лук и спуская тетиву.

Его стрела вонзилась в щеку дикого кабана, отчего тот завизжал и замахал во все стороны своей клыкастой мордой. Ринальдо пустил вторую стрелу, и в этот момент существо уставилось на него своими маленькими черными глазками и опознало в нем источник своей боли.

Кабан бросился в атаку.

Теперь итальянец обрадовался, что рядом с ним сидит широкоплечий француз, которого он считал чем-то вроде помехи на охоте на оленя.

Это был чертовски большой кабан.

Ринальдо знал, что Томас присел и занес меч для удара двумя руками, но он был слишком занят тем, что выпускал вторую стрелу, и не заметил, что Томас улыбается, как маленький мальчик.

И вот так они вчетвером добрались до Шалона-сюр-Сона с набитыми животами. В повозке лежало одеяло, полное вареного мяса, и кабанья шкура, которая согреет Ринальдо Карбонелли в его долгом походе по горам, поскольку девочка сказала ему, что он наверняка умрет, если пойдет с ними по реке.

Он мог бы отмахнуться от этого предостережения, если бы она также не рассказала ему, что его жена Катерина молится за него каждую ночь, глядя в окно, выходящее на Арно; что, молясь, она сжимает в ладонях маленькую фигурку ангела, которую он вырезал для нее из кости оленя — он принес ангела ее отцу в тот день, когда попросил ее руки.

Хотя Ринальдо никогда больше не увидит священника, девочку и рыцаря в этом мире — он попрощается с ними на берегах Соны, когда они погрузятся на корабль в компании опасных людей, — его долгожданное воссоединение с Катериной будет отпраздновано общественным праздником, на который соберется полгорода; объятия этой пары вдохновят местного скульптора на изваяние Аполлона и Дафны, таких прекрасных, что на пальцах Аполлона останутся следы двух столетий женских поцелуев.

64

ДВАДЦАТЬ-ДВА

О Ловцах Людей

— Я же сказал тебе идти спать, — прошептал Томас священнику.

Они стояли на носу плота, наблюдая, как справа от них опускается жирное оранжевое солнце.

— Я не могу уснуть. Я слишком... взволнован.

— Как ты собираешься стоять на страже сегодня ночью?

— Я не знаю.

— Ради любви Христа, святой отец…

— Возможно, тебе стоит поспать сейчас, а сторожить позже.

— Я должен бодрствовать тогда же, когда они.

Оба мужчины повернулись, чтобы посмотреть на людей рулевых весел, которые двигали их взад-вперед своими сильными загорелыми руками, чтобы немного увеличить скорость. У младшего из них не было уха.

Вор.

Капитан сидел на крыше хижины, ел соленую селедку и пил пиво из бурдюка. Это был долговязый, не заслуживающий доверия, но очень умный парень, который глаза которого находились очень далеко друг от друга и сильно косили — Томас никогда такого не видел. Во время переговоров о возмутительной цене за проезд с этими речниками, которые явно были скорее пиратами, чем плотовщиками, было трудно понять, на чем останавливался взгляд капитана. Он, несомненно, использовал это в своих интересах как в бизнесе, так и на войне, хотя он явно не был и вполовину таким воином, каким был его первый помощник.

Четвертый мужчина, самый сильный, согнул и взвел еще два арбалета, его руки стали казаться еще толще, когда он напряг мускулы, управляясь с воротом. Он был похож на борца, из тех, кто сражается за небольшие деньги на ярмарках. И побеждает. Как только он подогнал смертоносные болты с железными наконечниками к пазам и прислонил луки к стене хижины, он вынул болты, разрядив арбалеты.

— Дает отдохнуть тетивам, — сказал Томас. Этот человек знал свое оружие.

— Некоторым из них придется поспать.

— Да, наверное, двое, пока остальные рулят. Я могу следить за всеми четырьмя одновременно. А ты можешь?

— Лучше днем, чем ночью. Ночью я вижу не так хорошо, как раньше.

Томас вскинул руки и перешагнул через Дельфину, которая крепко спала у них в ногах, используя кожаную сумку Томаса в качестве подушки. Она взяла за правило спать или сидеть на сумке, когда это было возможно, поскольку в ней хранились их оставшиеся золотые и серебряные монеты, а также несколько колец и ожерелий, оставшихся от добычи Томаса, когда он был разбойником. Все трое оказались бы в смертельной опасности, если бы их хозяева заглянули в эту сумку или если бы им показалось, что мужчины ее охраняют.

Капитан вышел вперед, опираясь на свое копье. Он заговорил с ними впервые с тех пор, как они