Между двух огней - Кристофер Бьюлман

все же, накануне Новой Войны, падшие под предводительством Люцифера взялись за дело творения и попытались создать новые существа; но они были настолько ниже Господа, что не могли оживить ничего нового, а только мертвецов; и они поженили мертвую плоть с душами про́клятых и возродили их к жизни; и они взяли рыб морских и речных, и обитателей гор и лесов, и развратили их, сделав чудовищными по размеру и способными быстро причинять вред; поскольку ни один из них не мог размножаться иначе, как путем убийства, дьяволы приложили свои руки к каждому из них, работая тайно, пока не создали арсенал нечистой плоти для того дня, когда они смогут выпустить свой бестиарий в мир людей.

Этот день настал.

Своды морей разверзлись в тьму, которая была чернее чернил, и дети дьяволов заползли в реки, которые текли между городами людей; и своды гор разверзлись, и отвратительные твари спустились по дорогам, которые связывали города друг с другом; и велико было страдание семени Адама.

И Господь не дал ответа.

И война на Небесах все еще продолжалась, и ни злые ангелы не могли прорваться, ни Божьи ангелы не могли их низвергнуть.

Тогда один из павших, которого звали Баал'Зебут, сказал:

— Давайте носить их величайших людей, как кожу, и когда они заговорят, они будут говорить нашими словами; они будут говорить о войнах и очищениях, и о том, как разбить голову младенцу. Мы изменим их понимание, так что они сделают своего Христа богом войны, и мы заставим их отправить флоты на моря и армии под луной с генералами, глаза которых будут гореть, как головни, и мы доведем турок и христиан до безумия нашими собственными деяниями, и нашими собственными руками ускорим гибель людей.

И велик был гул мух вокруг него, когда он шествовал по земле.

И Ра'ум шествовал рядом с ним, сверкая своими двенадцатью глазами.

И Бель-фегор стряхнул с себя гриву и ходил в доспехах, принимаемый за столами разгневанных людей, которые не знали его.

И про́клятые-лжепророки, которые раньше обманывали людей, снова восстали и снова лгали.

И Господь не дал ответа.

ДВАДЦАТЬ

О Монахе в Белом

— Мы должны построить плот.

— Что?

— Плот. Построить его или найти.

Томас посмотрел на девочку.

Свежий ветер только что осыпал их дождем коричневых листьев, и один кленовый лист идеальной формы с красными крапинками на концах запутался в волосах Дельфины. Томас снял его и пожевал стебель, стараясь сохранить равновесие в качающейся повозке; дорога — если ее можно было так называть после того, как ее избороздили дожди, — была здесь довольно неровной. Он нашел их перед рассветом. Они вместе проехали город и сейчас снова сидели в повозке, двигаясь на юго-восток. В голове пульсировала боль от удара, полученного прошлой ночью; он дотронулся до яйца над глазом, вспоминая, как нежно девочка стерла с него засохшую кровь. Он был пьян. Священнику, у которого были подбиты оба глаза после того, как он поймал девочку, было еще хуже. И девочка была не совсем трезвой.

Проезжа́я по руинам Осера, они нашли бочонок хорошего вина; именно священник обнаружил его среди бревен и плетня рухнувшей винной лавки. Ему показалось правильным взять бочонок и попросить девочку помочь ему прокатить его мимо разрушенных зданий, мимо мертвых Кающихся Грешников (казалось, всех — ни одного из этих фанатиков не было среди раненых и оцепенелых, хотя он видел, как одна рука сжимала изогнутый хлыст, владелец которого был скрыт под камнями). Впервые за несколько месяцев он снова отслужил мессу, совершил последние обряды, раздал облатки и вино. Оставшиеся в живых осерцы даже помогли погрузить бочонок в повозку; они тоже видели ангела. Несмотря на то, что их постигла катастрофа, долгие месяцы смертей и страданий, казалось, наконец-то начали что-то значить: Добро начало сражаться. Они знали, что девочка была благословлена. Когда повозка тронулась с места, какая-то женщина коснулась рукава Дельфины рукой, желтой, как луковичная шелуха, и к ней вернулся нормальный цвет, хотя Дельфина об этом и не подозревала.

А теперь этот разговор о плоте.

— Тебе это приснилось, дочка? — спросил священник, в конце концов громко рыгнув. Его зубы были темнее кожи.

— Нет. Я подумала об этом. Дьявол на дороге сказал, что Рождество мы встретим под цокот копыт. И еще я подумала о вине. Это очень хорошее вино.

— Да, — согласились оба мужчины.

— Причем здесь вино? — спросил Томас.

— О. Да. Его доставляют по реке. На повозке это заняло бы слишком много времени. Реки быстры.

— Некоторые реки быстры.

— Они все быстрее мула, потому что не отдыхают.

Священник кивнул, впечатленный.

— Согласен. Но Йонна не течет в Авиньон, — сказал Томас, выплевывая лист.

— Рона течет, — сказал священник.

Девочка снова наполнила свою чашу и пила, пока мужчины разговаривали. Томас достал из шляпы ложку из бараньего рога и принялся ее жевать, подчеркивая свои слова тем, что тыкал аккуратно обглоданным концом в Отца Матье.

— Какой ближайший город на Роне?

— Лион.

— Это далеко.

— Туда течет какая-то река. Я не могу вспомнить название58.

— Название не имеет значения. Какой ближайший город находится на ней?

— Я не уверен.

— Ты разбираешься в вине. Какое вино производят в Бургундии?

— Бургундское, — сказал священник, моргая налитыми кровью глазами.

— Не смеши меня. Подумай.

— Я слишком пьян, чтобы думать.

— Тогда просто скажи что-нибудь. Винный городок. Бургундия. Быстрее!

— Осер.

Томас поморщился, подумав об их переходе через Мост Короля Людовика, где многие из тех, кто бежал из города, были разрублены на части кем-то более сильным, чем человек.

— Мы пьем последнее вино в Осере. Назови еще одно.

— Арбуа? Нет, это из Франш-Конте. И оно цвета соломы.

— Река?

— Нет. Вино. Из Арбуа.

— Что там за река?

— Я не знаю.

Томас хмыкнул:

— Назови другое вино.

— Бон.

— Это Бургундия, верно. Но что там за река?

— Не знаю.

Разговор продолжался в том же духе, пока девочка не заснула, а священник не напился настолько, что не смог править мулом — и Томасу пришлось взять поводья. Вскоре дорога раздвоилась, и на развилке справа стоял указатель, который вел в очень красивый лес, листья которого были нежно-желтыми и поразительно красными.

VÉZELAY MORTIS EST

Священника так тошнило, что он ничего не замечал и тщетно пытался не запачкать свою рясу. Однако Томасу хватило латыни, чтобы это понять, и он произнес каждый слог одними губами.

ВЕЗЛЕ МЕРТВ

— Мы не поедем в Везле́, — сказал Томас, хотя, казалось, его услышал только мул, который повернул ухо в его сторону. — Надеюсь, ты не рассчитывал найти там симпатичную ослицу, ты, травоядный ублюдок.

Мул ничего не ответил.

— Я надеюсь, ты не примешь это близко к