Золото Рюриков. Исторические памятники Северной столицы - Владимир Анатольевич Васильев

главном — чтобы суть уловить, — попытался успокоить его отец Порфирий, который не пошел на свое место к столу, а пристроился тут же на табурете.

— Весной Гагарин, как узнал о ремонте, написал, что исправление образов ни в коей мере не должно откладываться на длительный срок. Исидор ему ответил, мол, Священный Синод полагает — так как иконы, находящиеся долгое время в благоустроенном храме, не могли подвергнуться большой порче, то опасение Совета Академии за возможность исправления икон, если оно отложено будет на дальнейший срок, едва ли имеет достаточное основание.

Означенные образа, — как далее писал Исидор, — большей частью находятся в иконообразах, и все они освящены в храме, и предполагаемое перенесение их в мастерскую художников несовместимо с чувством подобающего святого благоговения. Дескать, мера эта не вызывается никакою необходимостью, потому что образа находятся в храме на иконостасах, а устроители соборного купола проявляют осторожность при замене рам и переплетов. Он особо просил обратить внимание, что вызванный Дебольским некий специалист Яковлев насчитал работ только на 1915 рублей, а назначенный Академией реставратор Соколов больно уж много — на 7375 рублей. И в конце приписал — время пересмотреть смету у вас имеется, так как очистку икон и картин можно начинать будет только после окончания работ в куполе собора.

— И что вы там с реставратором решили? — после длительной паузы спросил отец Порфирий.

— Соколов предложил написать письмо на имя президента Академии художеств, великой княгини Марии Николаевны, напомнив, мол, не все иконы и картины являются собственностью Патриархии, есть там и приобретенных за счет казны и личных средств императоров Александра и Николая.

— Об этом я писать не стану, — потупился отец Порфирий. — А вот о тебе, твоем способе расскажу подробно. О необходимости срочно принимать меры тоже напишу. Но разделять образы на наши и не наши не стану. Все они не чужие. Все принадлежат государству Российскому.

— Да ведь… — начал было Травин, но замолчал под строгим взглядом архимандрита.

— Ея высочество Мария Николаевна умна. Она и сама знает, как составить письмо в Синод и постоять за образа и картины, что сказать императору. В мою задачу входит только подвести ее к этом у, — заключил Успенский, не обращая внимания на гримасы Алексея Ивановича.

Им было еще неизвестно, что после ознакомления с содержанием письма митрополита Исидора на общем собрании Академии было принято решение обратиться за помощью к министру императорского двора графу Владимиру Федоровичу Адлербергу. В письме содержалась просьба исходатайствовать высочайшего государя императора повеления на реставрацию в Казанском соборе икон и картин только под наблюдением профессоров Академии художеств.

Спустя четыре дня такое же письмо из Академии художеств было направлено и обер-прокурору Святейшего Синода Алексею Петровичу Ахматову.

Почти одновременно вице-губернатору Академии художеств Григорию Григорьевичу Гагарину пришло послание от протоиерея Казанского собора Дебольского. Он известил, что духовенство Казанского собора предложило реставрировать образа храма художнику Тюрину, который запросил за всю работу три тысячи рублей серебром. В конце послания Дебольский покорнейше просил в том, чтобы Академия предоставила соборному духовенству распорядиться своими делами согласно своего мнения и выгод церкви.

22 марта 1863 года в Академию художеств поступил ответ от обер-прокурора. В нем сообщалось, что в отношении приостановления реставрации икон в К азанском соборе митрополитом Новгородским и Санкт-Петербургским Исидором предписано о том настоятелю собора протоиерею Дебольскому.

Обстановка накалялась. До Алексея Ивановича день ото дня доходили отрывочные известия о новых разногласиях с представителями духовенства по очищению образов и картин в Казанском соборе. И каждый раз, получая весточку, Травин все больше приходил в уныние. А тут еще беда: простудился и слег.

* * *

Едва почувствовав себя лучше, он направился в Александро-Невскую лавру. Словно винясь за свое отсутствие, вошел в знакомую келью с опущенной головой.

— Прости, отец Порфирий, что долгонько не заглядывал, — начал Алексей Иванович, но замолчал, встретив сердитый взгляд.

Архимандрит поднялся со стула, подошел и, обхватив за плечи, посмотрел на него. Теперь он не сердился, а внимательно рассматривал лицо художника. В его глазах не было стального блеска, их сменил теплый — зеленый.

— Что же ты, Алексей Иванович, еще и нездоровый, а по морозу бежишь докладываться мне? — протянул Порфирий, покачивая головой. — Так ведь недолго и совсем слечь.

— Морозец нынче не сильный, да и закутался я хорошо, — сказал Травин, пытаясь выглядеть бодро. Он даже живот втянул и грудь выпятил. — Кроме того, дело не терпит, сами понимаете, ваше преосвященство.

— Эх, Алексей Иванович, — махнул рукой Порфирий. — Все суета сует. Торопимся жить, о себе не думая, спешим, спешим. А зачем?

— Так как тут не торопиться! Я у графа Адлерберга был, у Владимира Федоровича, министра императорского двора. Просил его государю императору сообщить о моем способе чистки. Про икону Божьей Матери сказал, что она наполовину очищена, где можно видеть, что было, а что стало. Он мне по доброте душевной посоветовал обратиться, как полагается, с этим вопросом к вице-президенту Академии художеств, и икону, о коей я ему говорил, наполовину очищенную Божью Матерь, князю Гагарину передать. Дескать, как получу от князя письмо и икону, сразу пошлю императору. На радостях-то я, вместо того чтобы в бричку забраться, опрометью домой побежал. Тут-то она меня, болезнь эта проклятая, и поймала.

Он закашлялся, но быстро подавив приступ кашля, вытер глаза платком и продолжил:

— Я ведь чего к вам? К письму моему надобно бы приложить документ. Вы мне про статейку, помните, говорили, что в журнале «Домашняя беседа» напечатана. Там про мой способ написано.

— Вот оно как! — архимандрит приосанился. — К императору, говоришь? Для такого случая и статейку найдем, и копию сделаем.

Пока монах, которого вызвал к себе архимандрит, ушел делать копию, Порфирий помог Травину составить письмо к вице-президенту Академии художеств:

«Января 17. 1864 года Его сиятельству князю

Григорию Григорьевичу Гагарину

…Честь имею довести до сведения вашего сиятельства, что я не смел утруждать особу вашего сиятельства ходатайствовать обо мне, о преставлении моего способа очищения реставрации святых икон, писаных на яйцах и масляными красками, для расширения моего способа и доверия ко мне от православных христиан. Я имел счастье представлять на благоусмотрение его высочества графа Адлерберга, и просил его сиятельство о ходатайстве обо мне представить государю императору очищенную одну половину образа Казанской Божьей Матери.

Господин Министр изволил одобрить мой способ и ласково объяснил мне, что он готов представить государю императору. Но следует соблюсти форму и просить ваше сиятельство, чтобы Вы приняли на себя труд представить от вашего сиятельства к господину министру графу Адлербергу. А потому