Ракетная рапсодия - Семен Лопато

— Мастер?

Широко улыбаясь ему, Вадик, изображая радушие, склонил голову набок.

— Вовчик. Хорошо, что зашел. Как жена, как дети?

Секунду переводя взгляд с Вадика на включенный анализатор и тянувшиеся к боеголовке шланги, изменившись в лице, вошедший вновь медленно повернулся к Вадику. Глядя в глаза друг другу, словно мгновенно поняв что-то абсолютно ясное и тому и другому, секунду оба молчали. С понимающей улыбкой встретив обращенный на него взгляд вошедшего, Вадик, на секунду отведя глаза, вновь с неторопливым интересом поднял их.

— Просчитал ситуацию?

— Просчитал.

— Понятно.

Мгновение помедлив, он мельком бросил на него взгляд.

— Упрашивать тебя, я так понимаю, бесполезно?

— Хорошо, что ты это понимаешь, Мастер.

— Понимаю, что ж не понимать. Сразу такое облегчение… А ты думал, я тебе взятку предложу?

— Ты ж знаешь, это бесполезно.

— Знаю. Да хоть бы и полезно, у меня все равно ничего нет.

— Что, ФСБ так плохо платит? У нас говорят, вы там жируете.

— Фольклор. А впрочем, может, я и от жизни отстал, бог его знает, как сейчас платит ФСБ и кому.

— А ты разве… А, ну да, говорили, ты на вольные хлеба подался, у вас вроде это можно.

— Да и у вас можно, я гляжу…

— Не в таких масштабах.

— Ну, на тебя, я смотрю, масштабов хватило и на вашу команду тоже. Что-то мне лица кое-какие знакомыми показались. Кто у вас там — вроде Толик?

— Толик, и Витька Кабанов тоже.

— А кто-нибудь есть еще из наших бывших?

— Да нет, больше никого нету.

— Может, оно и к лучшему.

— Наверно.

— М-да… Ситуация.

— Ситуация неприятная.

— И как собираешься выходить?

— Выходить, вообще-то, собираешься ты.

— А ты собираешься воспрепятствовать?

— Я обязан, Мастер.

— Значит, положение безвыходное?

— Мастер, не надо. Я обязан. Не надо, Мастер. Ты же меня сам всему учил.

— Ну, вообще-то не всему. Хотя, вообще, учил, конечно… Но сейчас-то у тебя, я смотрю, другие учителя. И спонсоры даже появились. Что это ты, кстати, с самого начала так перенапрягаешься? Так деньги держат?

— Не надо так говорить. Ты ж знаешь, я не продаюсь.

— Знаю, потому и спрашиваю. Не деньги, конечно. Видно, думаешь, что государственную собственность спасаешь?

— А что, разве не так?

— И какую версию от спонсоров получили? Так, ради интереса.

— А ты не понимаешь?

— Хочу из первоисточника услышать.

— ПД ИТР.[5]

— ПД ИТР… А родному КГБ, значит, такое святое дело не доверили?

— Родное КГБ против союзников не работает.

— А вы работаете?

— Мне жаль, что ты оказался в это замешан, Мастер.

— Во что «в это»? Вероломное похищение уникального произведения, выкованного честными руками белорусских рабочих?

— Не понимаю, почему ты над этим смеешься.

— Я смеюсь? Да я за всю жизнь таким серьезным не был. Какие смешки в реконструктивный период. Я ж тут тоже не в фольклорной экспедиции — государственную собственность спасаю.

— Чью собственность?

— Государственную. — По-дворовому грубо Вадик быстро подался к Вовчику.

— Это русская ракета, Вова. Ты что, до сих пор не понял?

В замешательстве вошедший секунду смотрел на Вадика. Саркастически наблюдая за ним, Вадик кивнул.

— Чувствую, при оглашении вводной на данный факт упора не делалось.

— Русская?

— Ну да. Что ты думаешь, у нас уже ракет не осталось?

— И что же она здесь делает?

— Да, по-моему, ей тоже здесь делать нечего, потому и я здесь. Аварийный испытательный пуск, ракеты, видишь, тоже ошибаются.

— Испытательный пуск? В западном направлении?

— Так в том-то и аварийность. Был бы в восточном, разговора бы не было.

— Ошибка… И что же ваше ФСБ этим не занимается?

— Наше ФСБ против союзников не работает.

Чувствуя, что инициатива у него, чуть напряженней, чем обычно, Вадик приковывающе ткнул пальцем в сторону Вовчика.

— Анализируй, Вова, анализируй. Вспомни четко, кто что тебе говорил, как задачу ставил, проверяй на внутреннюю непротиворечивость, анализируй быстро, другие анализировать не будут. Сравни все, что слышал от них, что слышал от меня, принцип максимума правдоподобия, Вова. И думай, кому выгодно. Белоруссии русская ракета не нужна, вспомни про Р-300, ты с твоими дружками запросто можете на ЦРУ сработать, не соверши ошибку, думай, что делать.

Отчаянно-мучительно Вовчик взглянул на Вадика.

— Я не могу тебя выпустить, Мастер.

— Это тебе что, анализ подсказал?

— Я не могу. Даже если все так, как ты говоришь, я не могу один это решить. Есть еще ребята, это только они могут решить. Ты должен им сказать.

— Это чево, речь толкнуть, что ли? Товарищи революционные матросы? Поверните штыки пролетарского гнева против нанимателей из ЦРУ? Митинг устроить, что ли?

— Я ничего другого не могу для тебя сделать, Мастер.

— Я тебя часто обманывал, Вова?

— Ты меня не обманывал.

— А сейчас, значит, обманываю?

— Не выкручивай мне руки, Мастер.

— Руки? Это уже айкидо какое-то. Это ты чего-то мимо, Вова, я айкидо не практикую, это тебе к Славику. Он-то, небось, тоже с вами?

— Нет.

— Послушай, Вова, соберись, если мозговой штурм захлебнулся, напряги чутье, я же по глазам вижу, что ты уже все понял. Ты же не дурак, Вова, ты ж уже наверняка знаешь, как правильно все сделать, разберись, что мешает, сделай еще один заход на цель, Вова.

— Ты напрасно меня уговариваешь, Мастер.

— Ты думаешь?

— У нас теперь разные хозяева.

— Это точно, но учти — ты своих не знаешь.

— Мы с тобой зря теряем время.

— Ты точно в этом уверен?

— Я тебе уже все сказал, Мастер.

— М-да. Жаль, что так получилось.

— Мне тоже жаль.

С сожалением пожав плечами, Вадик философски взглянул на Вовчика.

— Ну что ж, если анализ не помогает, придется действовать методом синтеза.

— Не надо, Мастер. Не доводи до этого.

— Не бери в голову, Вовчик.

Непринужденно, все так же улыбаясь, Вадик вразвалочку сделал пару шагов к Вовчику. Отступив на шаг, каким-то неуловимым для глаза движением сделав так, что в руке у него оказался пистолет, тот резко вскинул его, держа на прицеле Вадика.

— Стой на месте. Не делай этого, Мастер.

Автоматически дернувшись рукой к пистолету, лежавшему на полу «газели», Сергей выбрался из машины. Почти в ту же секунду он увидел, как Вадик, каким-то странным вихляющим движением уйдя влево, одновременно вновь приблизился к Вовчику, ствол Вовчика дернулся за ним; словно танцуя, Вадик ушел вправо; догоняя его, ствол рыскнул за ним снова. Понимая, что выстрел вот-вот раздастся, пытаясь упредить его, Сергей, вскинув пистолет, нажал спусковой крючок. Пистолет с громким хлопком грубо содрогнулся в его руке, гильза ударила о борт «газели». Остановленный в своем движении, Вадик надсадно-стремительно полуобернулся к нему.

— Зачем?!

Со стороны двери раздался встречный хлопок, почти тут же фигура Вовчика стала оседать, Вадик пошатнулся; видя это боковым зрением, судорожно торопясь помешать и упредить следующие выстрелы, Сергей несколько раз с силой нажал спусковой крючок, целясь в уже сидящую фигуру Вовчика; последние два раза нажав впустую и поняв, что патронов больше нет, он, опустив пистолет, обернулся к Вадику. Увидев, что тот лежит на спине, еще ничего не понимая, он опустился на колено рядом с ним. Голова Вадика была повернута набок, в белках глаз отражались огни ламп под потолком, кожа лица казалась какой-то противоестественно неподвижной, это был он и не он, маленькое черное отверстие, пробитое в левом виске, казалось какой-то ерундой, недоразумением, неспособным вызвать эту казавшуюся дикой неподвижность; тронув Вадика за лицо, потормошив плечо, он ощутил мертвый отклик чего-то тяжело-студенистого, что уже никак не отвечало ему. Не зная, что ему делать, машинально поднявшись, он зачем-то подошел к Вовчику. Приваленный спиной к воротам гаража, уронив голову на грудь, тот сидел с согнутыми ногами, так что колени торчали чуть ли не у самых плеч, джинсовая ткань туго натянулась на коленях; увидев его тяжелые ботинки, он понял, что грубые подошвы не позволили ногам разъехаться по иолу. Обмякнув, с головой, упавшей на грудь, он сидел, словно пьяно уснув, никаких ран не было видно, пол под ним был мокрым, красные дорожки вытекали из-под него, словно он описался кровью. Кровь блестела на шершавом полу, две струйки уже остановились, третья, толчками набухая, еще чуть заметно ползла по бетону. Дернувшись обратно к Вадику, словно он что-то еще мог сделать для него, и тут же поняв, что идти незачем, он остановился на полпути посреди гаража между двумя телами, пытаясь что-то понять. Только что оба они разговаривали, сейчас их подменили чем-то другим, то, что было, куда-то исчезло. Неподвижные, похожие на два больших куска подогретого холодца, обернутые в тряпки, они лежали по обе стороны от него, словно все, что сейчас случилось, происходило в какой-то другой жизни и не с ними, они были, и их не было. Услышав какой-то новый посторонний звук снаружи, словно откуда-то издалека, он повернулся к воротам; растаскиваемый в разные стороны необходимостью бежать и ощущением того, что он еще может что-то сделать, он шагнул было к воротам и снова остановился; обернувшись, он увидел в кабине Наташу; вид ее, перевесив, бросил его к машине. Схватив лежавший у открытого капота гаечный ключ, он закоротил им клеммы втягивающего реле и стартера; двигатель, взвизгнув, заработал; захлопнув крышку капота, он, подбежав к воротам, откатил сначала одну половину, затем другую, тело Вовчика съехало на асфальт, от темневшего в отдалении здания к гаражу уже бежало несколько человек; вернувшись и спешно задвинув боковую дверцу, он, снова запрыгнув в кабину, стронул машину с места; освещенный аквариумный куб подался назад, тьма приблизилась. Асфальтовая дорожка уходила вправо; взглянув назад, он увидел лежавшие на полу тела; проламываясь через внутреннее неустройство, отрывая себя от них, он выжал газ. Справа и слева в темноте понеслись деревья, дорога вывела на открытое пространство, впереди при свете фонарей замаячили забор, железные ворота и деревянная будка со светящимися окошечками. Подъезжая к воротам, он похлопал рукой по сиденью, пытаясь нащупать пистолет, машинально брошенный туда, когда он садился за руль, пистолета не было; уловив его движение, Наташа, ничего не говоря, быстро подобрала пистолет с пола и подала ему; быстро взяв пистолет, который, хоть и разряженный, мог пригодиться, чтобы пригрозить охраннику, он, затормозив, выскочил из машины. Ворота были закрыты на длинный металлический засов; оттащив его, левой рукой надавливая на раскатывающиеся створки, в правой приподнято он держал пистолет, неотрывно оглядываясь в сторону будки; в освещенном окошке мелькнула тень, но никто не вышел; не отрывая глаз от дверей будки; он, вернувшись, вновь запрыгнул в кабину, мотор натужно взревел, машина, разгоняясь, дернула с места, ворота остались позади. Дорога уходила во тьму, при свете фар видя путь, он, приглядевшись, увидел впереди огни деревеньки, далее чернела стена леса с едва различимым просветом посередине. Машину трахнуло в колдобине, бедро Наташи притиснулось к нему; словно получив заряд от нее, телесно ощутив ее присутствие, он, не боясь, прибавил скорость; дорога чуть повернула, деревня осталась справа, стена деревьев стремительно наплывала на них и впустила в себя, дорога потянулась через лес. Гоня машину на предельной скорости, чтобы с гарантией оторваться от возможного преследования, он едва не промахнул шедшее поперечно широкое шоссе; затормозив в последнюю секунду, не зная, в какую сторону поворачивать на Минск, налево или направо, он огляделся в поисках указателя, — указателя не было; сквозь шум двигателя прорезался гудок электровоза; открыв дверь и высунувшись, чтобы лучше понять, откуда доносится шум поезда, он прислушался. Грохотало где-то впереди, значит, поворачивать надо было направо; вырулив на шоссе, он выжал газ снова. Отделаться от боеголовки надо было как можно быстрее; увидев дорожку, уходящую вправо, он свернул туда; остановив машину у какого-то полуразрушенного домика, он, открыв салон, подтащил сумку; открыв мини-кейс с ножовками, он тут же механически закрыл его — ножовок в кейсе не было, единственная часть его снаряжения, представлявшая хоть какую-то ценность в повседневном обиходе, была взята кем-то, без стеллитовых ножовок он не мог перепилить погнутые стержни и вытащить блок, это значило, что боеголовку надо было увозить полностью. Вновь кинувшись за руль, с трудом крутанувшись, он вернул машину на дорогу. Вибрация и скорость притупляли ощущения только что случившегося; понимая, что пока они гонят, ему легче будет отрешиться и все обдумать, стараясь соображать так же быстро, как неслась машина, он прикидывал, что ему сейчас нужно было делать. Ракета тряслась у них за спиной в салоне, первая фаза задания была выполнена, теоретически теперь он мог гнать машину до самой Москвы, раздавая взятки гаишникам; но те, кто захватил его сегодня, наверняка имели связи в органах, а значит, возможность перехвата машины на первом же милицейском посту; машину следовало бросать, едва доехав до Минска, и выбираться другим способом; самолет не подходил, как и любой вид транспорта, требующий регистрации, оставалось ехать поездом, причем не покупая билетов по паспорту, а нелегально, дав взятку проводнику. Головная часть ракеты без металлического корпуса тянула килограмм на семьдесят, это значило, что он вполне мог дотащить ее до поезда, отдав свою сумку Наташе; если бы боеголовка была хоть как-то упакована, можно было бы гнать машину до вокзала немедленно, но в таком виде, в котором она была сейчас, ее нельзя было показывать никому, следовало где-то остановиться и упаковать ее, чтобы она хоть как-то могла сойти за ручную кладь. Лучше всего было бы сделать это у Наташи, но к ней ехать было нельзя; дойдя до этого пункта, он понял, что ехать придется, если дома у нее остались какие-то документы; словно почувствовав, что он думает о ней, она шевельнулась. Инстинктивно тронув ее коленом, он на секунду повернулся к ней.