Сыграй на цитре - Джоан Хэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто осмелится подписаться кровью вместе со мной?
– Я осмелюсь. – Тигровая Маска – следующий, кто снимет маску. Еще одно имя будет записано кровью.
– Это слишком рискованно, – протестует Кузнечик справа от меня.
– Только если ты думаешь, что мы потерпим поражение, – говорит Кузнечик слева от меня. Они стягивают маски, и я пристально смотрю на них.
Турмалин. Она также записывает свое имя. Другие выстраиваются в очередь за ней, пока не остается только Сыкоу Хай. Я передаю ему кисть; он отбрасывает ее в сторону и пишет свое имя кровью, как и все мы. Он выглядит смущенным, когда заканчивает, как будто не может до конца поверить, что сделал что-то настолько смелое и бесстрашное. А я могу. Я вижу кого-то умного, способного стать опасным. Я назначаю его хранителем пояса имен, и его замешательство растет. Мне пришла в голову эта идея; исходя из его жажды признания.
Вряд ли он знает, что я не проявляю великодушия.
Когда остальные уходят, немного нетвердой походкой, я оттаскиваю его в сторону.
– В ближайшие дни лучше держаться подальше от Жэнь.
Сыкоу Хай высвобождает свой рукав.
– Я в своем уме. – Его презрение не доходит до глаз. Он смотрит на меня так, словно видит во мне равного – и, возможно, угрозу.
Он на два шага отстает от Ворона, который с самого начала был настороже. Как ножи, мы оттачивали друг друга всякий раз, когда наши мысли пересекались.
Я скучаю по этому.
Но мне придется научиться жить без этого, точно так же как я учусь жить без своей репутации и прозвища.
Я пережила свою первую встречу в качестве Лотос, думаю я, когда мы с Сыкоу Хаем выходим самыми последними. И не случилось ничего ужасного. Мои слова в сочетании с горящим сердцем Лотос невозможно было проигнорировать. Люди услышали нас.
– Подожди здесь, – говорит Сыкоу Хай, когда мы подходим к тропинке, укрытой под навесом. У подножия скал ближайший город представляет собой светящийся квадрат, который можно прикрыть рукой. – Дай мне пять минут.
Его голова исчезает под скалистым выступом, и я начинаю считать. Через три минуты я поднимаю лицо наверх. Небо черное, туман скрывает звезды. Никаких дополнительных не появилось, но я не могу избавиться от ощущения, что время истекает.
Опустив голову, я выдыхаю… прямо в чужую ладонь.
Рука крепко сжимается, заглушая мой крик. Мои руки зажаты, ноги сцеплены изогнутой крюком ногой. Резким движением меня разворачивают, и я оказываюсь лицом к лицу с нападавшим.
Дважды за одну ночь Турмалин ошеломляет меня.
Она убирает ладонь с моего рта.
Турмалин, которую я знаю, не подстерегает людей. И не подбирает выражения.
– Зефир? – наконец выдает она, поперхнувшись.
Она не могла… откуда она… откуда она знает?
Она не знает. Зефир не обязательно имя. Может быть, это о набирающем силу бризе. Облака движутся. Редеет мгла. Звездный свет падает на плоскость лба Турмалин, ее глаза остаются в тени под бровями.
– Кисть. – Приближается она. – Ты держала ее точно так же, как свой веер. Слова. Ты говорила…
…как Зефир. Я думала, что обращаюсь к комнате, полной незнакомцев.
Я вела себя неосторожно.
Я отступаю назад, когда Турмалин приближается, покачиваюсь, когда мягкий камень крошится под моими ногами.
– О чем ты говоришь? Как я могу быть Зефир?
– Я не знаю, – говорит Турмалин. – Я не знаю как. Я не знаю, почему я не могу поверить в то, что вижу. Я не знаю, о чем спросить.
Тогда ни о чем не спрашивай.
– Ты та, за кого я тебя принимаю?
Я – воскресший труп.
– Скажи мне.
Я – переселившаяся душа.
– Ты Зефир?
Я… Я…
– Да.
Только это срывается с моих губ. Единственное слово, на которое я понятия не имею, как отреагирует Турмалин. Это больше, чем переселение душ. По сути, я подтвердила ей, что человек перед ней мертв, а мертвый человек жив.
– Листья, – наконец выдыхает Турмалин. – Какие листья ты велела мне скормить лошадям?
У меня за спиной котловина, а под ногами – крутой обрыв. Я чувствую себя в ловушке во всех смыслах.
Вместо этого я высвобождаюсь.
– Тисовые.
Когда руки Турмалин впервые обнимают меня, я спешу сделать то же самое. Это единственный способ выдать себя за Лотос, которая получает по меньшей мере дюжину крепких объятий и ударов плечом в день.
Но потом я обнимаю Турмалин в ответ, потому что мне этого хочется. Нет никакого скрытого умысла, как и тогда, когда я обняла Ворона. И это не прощание.
Это привет.
* * *
С чего бы начать?
– Начни с того, что случилось после засады, – говорит Турмалин. Мы сидим на сланцевом холме с видом на восточные болота; под нами ров, где протекает Слюдяная Река. Уединение – как глоток свежего воздуха. Ранее, за обедом, Синь Гун пригласил Жэнь на свою ежеквартальную охоту, и Сыкоу Дунь без устали рассказывал обо всех оленях, которых он собирается убить. Находясь здесь с Турмалин, невольно чувствуешь, как исцеляешься.
Я рассказываю воину в серебряных доспехах о моем доме на небесах, о моих сестрах. Приговоре, который я отбыла в качестве смертной, его окончании, о том, как я хочу помочь Жэнь, прежде чем меня вычислят. Она слушает с непроницаемым лицом. Я морщусь, когда заканчиваю.
– Ты хоть во что-нибудь из этого веришь?
– Я должна, – торжественно говорит Турмалин. – Ты ведь прямо передо мной.
– Даже про бога?
– Я всегда думала, что ты бог.
– Потому что я была невыносима?
– Потому что я понятия не имела, как тебе удалось выжить при каждом несчастном случае. – Затем Турмалин улыбается – впервые. Ее улыбка тускнеет, когда я спрашиваю ее, как она оказалась на собраниях Сыкоу Хая. – После твоей…
– Смерти, – подсказываю я. – Потому что я действительно умерла. Где-то там, в земле, гниет смертное тело.
Солнечный луч отражается от болота внизу, и Турмалин щурится.
– Ты оставила после себя все свои незавершенные планы. Перспективы, которые ты продумывала для Жэнь. Они открыли эту… – Она жестикулирует руками. – Дыру в лагере. Когда Жэнь отказалась искать нового стратега…
– Ты пыталась заполнить ее.
Турмалин признала Сыкоу Хая ключевым игроком Западных земель. Она вошла в круг его доверия точно так же, как это сделала бы я. Я унижена и впечатлена.
Но глаза Турмалин опускаются.
– Мне не следовало пытаться заменить тебя.
– Ты все сделала правильно. – Она встречается со мной взглядом, и я удерживаю его. У нас
