Крещение огнем - Гарольд Койл

Гуахардо выпрямился в кресле.

—     Ты не шугишь? Американский Конгресс отказался от сво­его права контролировать действия президента по использова­нию вооруженных сил? А Барреда не сказал, кто из конгрессме­нов сделал это заявление?

Когда Молина прочитал список сенаторов и конгрессменов, которые уже заявили о своей поддержке резолюции, Гуахардо на миг потерял дар речи. Он, как и Барреда, надеялся, что Кон­гресс Соединенных Штатов даст отпор тому, что они считали опрометчивым поступком американского президента. Если же Эрнандо сказал правду — а в этом Альфредо не имел повода сомневаться, — то получается, что Конгресс не препятствует использованию военной силы, а наоборот, способствует этому.

Несколько мгновений оба молчали: каждый, сидя в своем ка­бинете, пытался понять истинную цель столь неожиданного шага американцев. Может, он рассчитан на то, чтобы запугать их? Или послужить предупреждением? Гуахардо, как и Молина, знал, что такая же резолюция была принята Конгрессом США перед самым началом военных операций против Ирака в 1991 году. Возможно, таким образом Конгресс хочет сообщить им, что пробил последний час. Вот только для чего?

—      Чего вы ждете от меня, эль президенте? — спросил, нако­нец, Гуахардо.

Понимая, что друг умышленно обращается к нему официаль­но, давая понять, что вопрос исходит от полковника Гуахардо, министра обороны, Молина и ответил как президент:

—       Как ты ни противишься этой идее, придется тебе лично встретиться с военачальниками Гватемалы, Гондураса, Сальва­дора, Никарагуа, Коста-Рики, Панамы, Колумбии, Венесуэлы и Кубы, чтобы выработать стратегические операции по внедре­нию их вооруженных сил в наши планы обороны. Полковник Барреда сейчас посылает официальные просьбы правительствам этих стран об оказании обещанной помощи.

—        А как насчет ООН и Организации Американских Госу­дарств? Он не потребовал экстренно созвать сессии этих орга­низаций?

—     Потребовал. Но что они решат, Альфредо, — не твоя забо­та. Тебя сейчас должно заботить одно — оборона республики.

Последние слова Молины прозвучали как приказ. Значит, пока Гуахардо не должен вмешиваться в вопросы международной по­литики. И все же он, не удержавшись, предупредил друга:

—     Ты наверняка понимаешь, Эрнандо, что такая помощь обой­дется нам недешево. Каждый из новых союзников заломит свою цену, ожидая, что мы с ней согласимся, особенно кубинцы. А им я доверять не могу.

—      Я тоже, Альфредо. Только что нам остается делать? Мо­литься о том, чтобы случилось чудо? Надеяться, что американцы поймут свою ошибку и начнут считаться с нами, как с равными? Нет, от них этого не дождешься. Пока Соединенные Штаты смот­рят на нас сверху вниз, как на непослушных детей, которых время от времени необходимо проучить, они не станут прислу­шиваться к голосу рассудка. Поэтому, как ни претит мне эта мысль, я не вижу иного выхода, кроме вооруженного сопротив­ления в случае любого нарушения границы.

После долгой паузы Гуахардо задал вопрос, ответ на который он был обязан получить. Медленно, отчетливо выговаривая сло­ва, он произнес:

—     Если я правильно понял, эль президенте, вы приказываете армии пресекать любое вторжение американцев, при необходи­мости применяя оружие?

—      Да, Альфредо. Таков мой приказ. У тебя есть еще вопро­сы?

Больше вопросов у Гуахардо не было. Что еще он мог ска­зать? Все уже не раз обдумывалось и обсуждалось. Чтобы сохра­нить власть и успешно провести реформы в стране, Совет три надцати был обязан доказать, что может защитить Мексику и ее народ. Если они начнут отступать и позволят американцам за­нять хотя бы клочок мексиканской земли, это будет расценено как слабость, и Совет навсегда потеряет авторитет в глазах народа. Ответив Молине, что больше вопросов у него нет, Гуа­хардо повесил трубку и, откинувшись на спинку кресла, уста­вился в пространство.

И вдруг, неожиданно для самого себя, полковник сделал то, чего не делал с раннего детства: в тишине холодного, пустого кабинета он стал шепотом молиться Богородице, прося у нее совета и утешения.

Сенатор Джимми Херберт с такой силой грохнул кулаком по столу, что опрокинул два бумажных стаканчика, в которых был чай со льдом. Люди, сидевшие за соседними столиками, удив­ленно замолчали. Сам Херберт этого не заметил: все его внима­ние было приковано к единственному соседу по столу, которым был Эд Лыоис, представитель от штата Теннесси.

Льюис, привыкший вызывать у коллег столь бурную реакцию, сохранял полную невозмутимость. Сидя напротив Херберта, он поднял перевернутые стаканчики и принялся промокать салфет­кой пролитый чай.

—        Помилуйте, сенатор Херберт, я ведь только сказал, что ваша резолюция — глупейший законодательный акт со времен решения по Тонкинскому заливу. Вся разница в том, что авторы тонкинской резолюции знали, на что они идут.

Подавшись к Льюису, все еще красный от гнева сенатор, ста­раясь взять себя в руки, сдавленно прорычал:

—         Пошли вы к черту, господин конгрессмен Эд Льюис! Я отлично слышал все, что вы сказали. Какого дьявола вам пона­добилось говорить, что события в юго-восточной Азии имеют какое-то сходство с тем, что происходит сейчас в Мексике? Война во Вьетнаме давным-давно закончена. Она стала историей. Или вы об этом не знаете?

Эд с прежней безмятежностью продолжал -ликвидировать раз­гром, который учинил на столе Херберт.

—      Как же, слышал. Прежний президент говорил об этом. — Оторвавшись от своего занятия, Льюис взглянул на собеседника. — Только я не думаю, что он имел в виду, будто мы должны забыть о ней и о полученном во Вьетнаме уроке. А урок этот заключа­ется в том, что военное вмешательство имеет свои пределы.

Джимми откинулся назад и воздел руки к небу:

—      Кто говорит о военном вмешательстве? Мы вовсе не соби­раемся вмешиваться во внутренние деута Мексики. Моя резолю­ция не санкционирует подобных действий.

Пришел черед Эда возмутиться. Он швырнул на пол салфет­ку, которой промокал чай, и накинулся на Херберта:

—     Да будет вам, господин сенатор! Кого вы хотите провести? Все дело в том, что ваши чертовьї законники в Сенате считают, будто умные слова, за которыми они стараются скрыть смысл своих действий, способны кого-то одурачить. Неужели вы и ваши соратники всерьез верите, что резолюция, уполномочивающая президента — дальше я цитирую — "использовать в пригранич­ных районах США и за их границами все необходимые меры, дабы защитить народ Соединенных Штатов и обеспечить их тер­риториальную целостность", заставит мексиканцев в страхе от­ступить и выполнить то, что мы от них хотим? — Льюис наце­лил на собеседника указательный палец, желая подчеркнуть смысл сказанного. — Конечно, вы можете как угодно называть дей­ствия, на которые уполномочили президента. Но я скажу вам, как их назовут сами мексиканцы — вторжением.

Вцдя, что ему удалось вывести Льюиса из себя, Херберт сразу успокоился, сменил тактику и с непринужденностью профессио­нального политика изобразил на лице улыбку:

—    Ладно, назовем это вторжением. Ну и что же? Что остается делать мексиканцам? Стрелять в нас снарядами, начиненными кактусами?

Если предыдущую вспышку Эд разыграл, то на этот раз он разозлился всерьез:

—       Я вам не верю! Вижу, вы сами не ведаете, что творите. Надеюсь, вы хотя бы отдаете себе отчет в том, что на этот раз залив, о котором идет речь, — Мексиканский, а не Персидский? И мы имеем дело не с арабами, а с мексиканцами, своими сосе­дями, жителями Северной Америки, которые, к тому же, в са­мих Соединенных Штатах составляют пять процентов населе­ния. Они не собираются сидеть сложа руки и смотреть, как аме­риканские войска маршируют по их стране. Они поступят так, как поступали каждый раз, когда мы двигались на юг: будут сражаться. — Лыоис отвернулся от Херберта и замолчал. По­том, после минутного раздумья, добавил: — К тому же, нам даже неизвестно, имеет ли отношение нынешнее правительство Мек­сики к набегам на границе. Как знать, может, кто-то инсцениру­ет эти рейды, пытаясь вынудить нас к интервенции, как это сде­лал в 1916 году Панчо Вильяі

—         Какая нам разница, Эд, кто в ответе за это? Никакой. Абсолютно никакой. Важно другое, мой дорогой знаменитый коллега из штата Теннесси — то, что американцы умирают у себя на родине, защищая свою границу. Когда дело доходит до защиты своего дома и своей семьи, уже не важно, кто на самом деле в ответе за нависшую над нами угрозу. — Херберт встал и собрался идти, но задержался, чтобы закончить тираду. — И ваши благородные идеалы тоже не важны. Важно то, дорогой мой, что кто-то угрожает Соединенным Штатам, и мы, руковод­ство страны, должны принять меры, чтобы покончить с этой угрозой.