Золотая свирель. Том 1 - Ярослава Анатольевна Кузнецова

гения твоего, что отныне будет соприсущ тебе в делах твоих и помыслах твоих», – складно перевела госпожа Райнара никак не дающийся принцессе фрагмент.

Каланда подняла глаза от книги, придерживая пальчиком строку, словно боялась, что та уползет, пока на нее не смотрят.

– Ама Райна, – спросила она, – что есть это слово «хений»?

– Гений, сладкая моя, есть та благодатная сущность, что наделяет эхисеро искомым даром, и в последствии остается с магом всю его жизнь. Ритуал посвящения как раз состоит в том, чтобы призвать своего гения и удержать его с собой навсегда.

Я зажмурилась, в мечтах представляя сияющее огненное облако, снисходящее ко мне с небес, чтобы навеки поселиться в моей душе – и дыхание заперло от сладкой истомы: ох… так будет… обязательно… иначе – к чему все это, к чему этот вечер, эта древняя книга, которую мы с Каландой попеременно читаем под надзором госпожи Райнары, к чему моя встреча с принцессой, зачем нужна была Левкоя, зачем мое бегство из монастыря, зачем мой отец – искатель странного?.. Все это не цепь случайностей – это дорога к тайне, к сопричастности, к волшебству…

– Хений и анхел, что эхта гвардандо… охраняет… есть один и один? – Каланда сцепила перед собой руки в замок.

– Одно целое? – подсказала я. Она помотала головой, я поправилась: – Одно и то же?

– Да, араньика! Одно и то же. Так, Ама Райна?

– Ты хочешь спросить, разные ли сущности гений и ангел-хранитель? – Госпожа Райнара улыбнулась медленной значительной улыбкой. – Милая моя, боюсь, что об ангелах твоя старая нянюшка знает маловато… Как-то все не удавалось мне их увидеть, дорогая, и, сказать по правде, я подозреваю, что их придумали церковники. Вот гении – да, видела и знаю. – Она прижала к груди красивую смуглую руку. – Мой гений всегда со мной, и с его помощью я вижу духов и владею силой. Но ангелы – это не по моей части, о нет!

Госпожа Райнара, поигрывая самоцветным поясом, откинулась на спинку кресла. Львица, сытая, ласковая, способная убить одним небрежным ударом золоченой лапы. Мне было странно: из Андалана, где в Камафее, древнем Каменном Городе, обреталась резиденция примаса, к нам, на край света, словно гром среди ясного неба явилась страннейшая парочка: бывший гвардеец примаса, фанатичный монах Минго Гордо и – наследная колдунья Райнара. Конечно, о том, что Ама Райна – эхисера, магичка, мне поведали под страшным секретом, и секрет этот грел мне сердце и обжигал язык. А то, что она готовит к посвящению свою госпожу и ученицу, я бы не выдала и под страшными пытками.

В Андалане у Райнары, по ее словам, остались два взрослых сына, четыре внука и муж-старик – а выглядела она лет на тридцать от силы. И не то чтобы об этом никто ничего не знал – просто никому не приходило в голову сопоставить первое и второе. Когда я спросила об этом Каланду, та прищелкнула языком и сказала: «Эхте! Ама Райна все видит вперед и делает, как ей нужно, и все думают, это само случилось. – Тут принцесса прищурилась, и глаза ее сквозь прищур глянули жестко и холодно. – И я стану такой!»

И я стану такой, в сотый раз повторила я себе, ощущая закрытыми веками тепло и свет огненного облака, и я… стану такой же. Иначе – зачем все это? Почему все так сложилось? Это судьба моя меня нашла. Это предопределение.

Я улыбалась, скованная сладчайшей из грез, а Каланда, госпожа моя и богиня, вслух читала книгу «Облачный сад», а другая богиня, в расцвете могущества своего, снисходительно-строгая наставница наша, помогала ей переводить:

– А теперь читай вот отсюда, милая.

– …Атам, иначе колдовской кинжал с черной рукоятью, назначенный чертить магические круги и иные начертания; каковые совершаются… а… э-э…

– Посолонь, сладкая моя, по ходу солнца.

– …совершаются посолонь, и таким образом, чтобы любое движение начиналось лицом к восходу, а завершалось спиной к оному…

* * *

280 год от объединения Дареных Земель под рукой короля Лавена (сейчас)

Он вернулся, когда я уже проснулась, и полосы света, из бело-золотистых сделавшись медовыми, переместились с пола на стену. Он вошел, не сказав мне ни слова, двинулся к окну. Прислонился лбом к ставням, так, что закатный луч окровавил ему щеку и безжалостно очертил глубокие складки у губ.

– Пепел? Что-то произошло?

Я села, приглаживая смятые волосы. Он помолчал, потом чуть повернул голову, не отрывая лба от ставен.

– Ты сказала… Ты сказала: «Не хочу терять такого друга»?

– Что-то с Ратером?

– Он в тюрьме.

– Что?!

Пепел наконец оторвался от ставен, шагнул ближе и присел на низенькую скамеечку для ног.

– Проклятие, – прошипел он, морщась как от горького. – Проклятие… сперва вообще не хотел ничего тебе говорить. Потом подумал, что придется сказать. Короче, парня твоего загребли за воровство. Вчера, во время праздника.

– Не может быть. Ратер не вор.

– Я не знаю. Завтра в полдень суд, так сказал паромщик. Про наказание, он сказал, что одно из двух: либо лишение правой руки и изгнание, либо клеймо и галеры.

Я схватилась за голову:

– Холера черная! Это я виновата! Пепел, это ведь моих рук дело! Я потеряла свирель, и…

И поплыло за зажмуренными веками – красное, черное, красное, черное. Подкатила тошнота от ужаса пред непомерностью потери: свирель!

– …Отдай! Слышишь, отдай! Сейчас же!!!

Он что-то говорил, пытаясь оторвать мои руки. Я лезла на него как кошка на дерево. Кажется, я завыла. Я не слышала собственных воплей.

Обруч глухоты вдруг лопнул, уши резанул женский визг:

– А-а-а-й-й-й!!! Украли, украли, украли!..

Потом началась свалка… я упала… мне было не до Кукушонка. У меня потерялась свирель.

– Пепел… При нем нашли деньги?

– Да. Целый кошелек. Паромщик говорит, парень не смог толково объяснить, откуда у него этот кошелек.

– Это мой кошелек. Почему он не сказал, что это мой кошелек?

– Не знаю. Он никому ничего не сказал. Даже отцу.

– То есть… паромщик ничего не знал про меня?

– Ничего. По крайней мере, при мне он тебя не упоминал. – Пепел пожевал губу и фыркнул. – Паромщик сейчас тоже не в себе. Все время повторяет, что это ошибка. Что его сын в жизни никогда ничего не крал и украсть не мог.

Я с силой потерла лоб:

– Мне надо… поговорить с ним.

– С паромщиком?

– Нет, с Ратером.

– Вряд ли это возможно.

– Думаю, возможно. Он же не благородный преступник, чтобы сидеть в подвалах Бронзового замка. Скорее всего, он в городской тюрьме, в какой-нибудь общей камере для бродяг и