Пращуры русичей - Сергей Жоголь

– Высокий мужчина, он убил стражника, и подарил мне свободу. Его голос казался мне знакомым, но я не видел его лица.

Князь отвернулся. На площади собралось множество народу, люди ждали княжьего суда. Но разговора двух людей: князя, и предводителя бунтовщиков не слышал никто.

– Неужели это всё сделал он? Но ведь он первым принял меня как князя, я возвысил его и возвеличил, а он … Да, как же я был глуп, ему нужна была власть, он жаждал получить всё, ведь новгородцы когда-то и его пророчили в князья. Я доверился ему, а он погубил мою жену, братьев, и…

Холодный пот выступил на лице Рюрика, он побледнел.

– Игорь, ведь, скорее всего, мой сын сейчас находится в его руках, – прошептал князь. – Как же я был слеп?

– О ком ты? – хриплым голосом произнёс Вадим.

– Не важно, я натворил много бед, и теперь должен их исправить. У того, кто правит всегда множество врагов. Всегда найдутся завистники и предатели, готовые на подлость и обман. – Рюрик горько усмехнулся. – Я должен исправить свои ошибки. Те, кто за твоей спиной, умрут в муках, их родичи прольют кровь на жертвенных кострах, но ты был побратимом моего брата, ты был обманут, так же как и я.

– Ты хочешь пощадить меня?

– Нет! – князь снова стал суров и неумолим. – Ты покушался не только на мою власть, но и на моего сына, поэтому ты умрёшь, но ты можешь умереть достойно, в отличие от этих. – Рюрик указал на бывших соратников пленённого воеводы.

– Казни меня, князь, за глупость и жадность мою, и помни твой брат Трувор восхищался тобой, а теперь, тобой восхищаюсь и я.

– Вожди мятежников умрут под пытками, но ты, ты умрёшь как воин. Ты хочешь этого?

– Да, мой князь!

Рюрик достал меч, и разрезал путы, стягивающие руки пленника.

– Отец моей жены, сам искал смерти, он нашёл её в бою, и умер как герой. Ты побратим Трувора, и ты открыл мне глаза, разоблачив настоящего изменника, – князь сделал шаг вперёд. – Ты умрёшь, не познав мук, и ещё, я клянусь, что сделаю всё для того, что бы человек, погубивший мою жену и моих братьев, нашёл свою смерть.

– Я благодарен тебе за это, князь Рюрик, – хриплым голосом произнёс Вадим свои последние слова. – Я буду молить богов, что бы ты и твои потомки правили многие века.

Меч князя взлетел, и голова мятежного воеводы, под шум толпы, скатилась на землю!

8

Обмануть врага, одолеть его хитростью, это слава, это мудрость, это почёт. Обмануть друга, сородича и побратима, позор и бесчестье. Те, кто принёс роту князю и нарушил её, должны быть наказаны.

Приговор Рюрика был суров!

Участь Вадима Храброго, поначалу показалась ужасной, но это был всего лишь акт милосердия, потому как все кто поднял меч на своего князя, и был захвачен на поле боя, были казнены. Их имущество изымали, в пользу казны, а родичей навеки изгоняли из города. Вожаков восстания, Ходоту, Рубца и Гостяту, а так же ещё нескольких знатных мужей, пытали железом, им отрезали лживые языки, которыми они когда-то принесли ложную клятву. Их родичей, так же изгнали, и отняли всё их добро. Но и это было ещё не всё.

Те, кто покусились на сына Рюрика, пострадали не только сами, от каждого их рода, отбирали людей, кто должен был быть принесён в жертву Перуну. Великий бог воитель, ждал своей жертвы, жертвы кровавой. Перун, ниспославший свои молнии, что бы даровать победу русам, Перун, покаравший бунтовщика Вадима Храброго, Перун который обещал вернуть Рюрику сына, Перун, ставший отныне богом княжьего дома и всей Руси, должен был получить свою кровь!

Над капищем дымили костры, плакальщицы пели, трубили рога, звенели гусли, люд стоял и смотрел, на волхва, который вознеся руки к небу, молил грозного идола, закопченного густыми дымами, ниспослать победы и долгую славу, лилась кровь, лились и песни. Голос певца, был протяжен и печален:

«Витающей дымкою взор затуманен.Стоит на поляне старик.Пред ним, возвышается в смрадном дурманеМогучего демона лик.Рукой человека и высшею волей,Из дерева выточен он,Готовый прервать вашу грешную долю,Взамен подарить вечный сон.Старик ухмыльнётся и тощей рукоюИз сумки достанет свой нож,Он избран богами, отмечен судьбою,В обитель священную вхож.До края наполнят огромную чашу,Жестокие руки жреца,И вырвут из сердца они душу вашуНаследие предка-отца.Она вознесётся, несома дымами,Навстречу седым небесам.Кровавая чаша прижмётся краямиК божественным твёрдым устам.И древние саги восславят героевЧто жизни решили отдать.А мёртвые мощи несчастных изгоевОстанутся чахнуть и ждать.Прекрасные девы коснуться рукоюИх ран, и омоют слезой.Затем окропят их водой ключевою,А тело омоет росой».

– Наконец-то глаза мои раскрылись, – рассуждал князь, глядя, как губы идола окрашивались человеческой кровью. Перун, мой бог, шлёт мне победы и удачу, он помог мне одолеть мятежников, он раскрыл мне глаза, и показал, кто мой истинный враг. Слабый и мягкий не способен править народами, но глупый не способен править даже стадом овец. Теперь я знаю, что мне делать, и я верну себе сына. Костры дымили, чадя густым и едким смрадом, удушливая гарь щипала глаза и ноздри, люди верили, в то, что боги принимают их жертву.

Глава пятая. Выбор Лейва

1

Они ехали по старой изборской дороге, особо не прячась и не скрывая себя. Даньша решил направиться в сторону Изборска, и остановиться именно там. Он сидел на молодом жеребце, плохо выезженным, но в целом смирном и покладистом. За ним следовал Лейв на старенькой смирной кобылке, снова, облачённая в мужское платье Леська на низкорослом мерине, замыкала шествие. Все трое покинули Новгород три дня назад, как раз накануне того, как Рюрик со своим войском подошёл к стенам города.

– Ты не должен оставаться со мной, это не твоя месть, – сказал Вадим Даньше, когда они прощались. – Ты и так много сделал для меня, пришла пора подумать о себе. Ты рос кузнецом, может пришло время вспомнить былые навыки?

– Трувор был и моим князем, он многое сделал для меня, и я тоже готов отомстить его убийце, – ответил молодой гридь, но в его голосе не слышалось былого ахарта.

– Довольно, я управлюсь сам, а ты должен теперь думать о ней, и о том, кто появиться у вас в скором будущем.

Леська, а именно про неё сказал Вадим, смущённо потупила взор. Накануне бабка повитуха поведала юной красавице, что у неё скоро будет дитя. Если бы не эта новость, Даньша, пожалуй, ни за что бы не покинул своего нового воеводу, и оставался бы с ним до конца.

Даньша покидал город без особой жалости, кровь, сражения, всё это уже порядком утомило его, а ему хотелось просто жить. Жить, растить детей, трудиться и любить. В последнее время его жизнь напоминала безудержный круговорот. Плен, рабство, служба при дворе Трувора, смерть князя, участие в мятеже. Но теперь жизнь молодого воина обрела новый смысл.

– Мне вовсе не хочется, что бы мой ребёнок рос без отца, – рассуждал Даньша. – Пусть одни люди гонятся за славой и властью, а мне просто хочется быть свободным.

Даньша предложил Лейву поехать с ними, старый дан, не долго думая, согласился. Жизнь в одиночестве утомила его, да и что могло ждать его в Новгороде? Собрав нехитрые пожитки, запасшись пропитанием на долгий путь, вся троица покинула Новгород, не дожидаясь возвращения княжьего войска.

Они миновали засеянное озимыми поле, поднялись на пригорок и увидели небольшую деревеньку, расположенную между посадками и лесом.

– Может в деревне и заночуем, запасы пополним? – спросил Лейв, поравнявшись с Даньшей.

– Так ведь полдень лишь миновал, чего время то терять? До вечера сколько ещё проехать успеем, – молодой воин, произнося это, вопросительно глянув на Леську.

– Поедем, поедем, – согласно закивала девушка.

Вся троица снова продолжила путь. Они миновали лесок, и, обогнув росшие в лощине кусты, снова выехали на ровную дорогу. Прибитая возами и телегами широкая тропа уходила в гору. Даньша пришпорил коня и вмиг оказался на вершине холма, через несколько мгновений с ним поравнялся Лейв. Едва заметное движение вдалеке заставило обоих мужчин застыть на месте.

– Сдай-ка назад, укройся! – быстро крикнул Леське Даньша, и тут же осадила коня.

– Никак всадники, с дюжину, – произнёс Лейв, проверяя висящий на поясе топор.

– Не просто всадники – вои, заметили нас, сюда скачут.

– Что делать будем, бежать, аль останемся? – в голосе старого дана слышалось волнение.

– Побежим, настигнут, кони устали, – процедил сквозь зубы Даньша. – Скачи к лесу, тебя они пока не видели, там укроешься. Если всё добром обернётся, мы тебя покличем, а не так не высовывайся, – уже обращаясь к Леське, которую пока ещё не попалась на глаза преследователям.

– А вы как же? – жалобно проговорила молодая женщина, разворачивая коня.