Разоренное гнездо - Алла Холод

был готов. Не удержавшись, я все-таки выпил для храбрости стаканчик. Больше было нельзя, могло потянуть в сон, хотя оставшийся виски я все-таки поставил рядом с собой. Пусть будет, вдруг у меня совсем пересохнет в горле. Я уселся на полу, от любого вошедшего в комнату меня надежно закрывал большой обеденный стол с низко свисающей скатертью. Рядом со столом я поставил торшер, в который предусмотрительно вкрутил вынутую из люстры мощную лампочку вместо хилой шестидесятиваттной. Я легко мог бы прямо из своего укрытия включить его сразу, как только мне станет нужен свет.

Скрип половиц на веранде я услышал примерно через час после того, как закончил все свои приготовления. Потом в замке еле слышно провернулся ключ, дверь тихонько открылась, и человек, вошедший в прихожую, замер, прислушиваясь к звукам дома. Хорошо, что я не храплю, и отсутствие характерного звука не могло его (или ее) насторожить. Легкое, едва различимое в полной тишине шуршание – неужели убийца надевает бахилы, чтобы не оставить в доме своих следов? Потом осторожные шаги в сторону кухни… У лестницы на второй этаж шаги стихли: кто-то прислушивался, не раздаются ли какие-то звуки сверху. Но со второго этажа шумов быть не могло никаких, там никого не было. Мое сердце выпрыгивало из грудной клетки, и мне казалось, что мой убийца слышит этот гулкий стук. Шаги становились все ближе. Неужели и правда слышит?

Гостиная на нашей маленькой даче выходит окнами на боковую часть веранды, диван, на котором я обустроил своего болвана, стоит рядом с окнами, а стол, за которым я скрылся, – в другой части комнаты. Чтобы увидеть, кто вошел, мне надо было бы приподняться, но я чувствовал, что еще не время. Приходилось ждать, когда гость (или гостья) приблизится к дивану. Шаги ускорились, устремились в ту сторону, где покоилось благоухающее дорогим айришем чучело, и в следующую секунду раздался оглушительный звук. Не гул, которого я мог бы ожидать от казанка, что прятался под вязаной шапочкой, и не треск, который хотел бы слышать убийца, проламывающий череп спящему человеку. А нечто среднее и странное. После первого удара последовал второй и третий, пока я наконец не встал в полный рост и не включил торшер. Закончив свои манипуляции и, видимо, не поняв природу странного звука, ночной визитер откинул одеяло и застыл над моим несчастным чучелом, пострадавшим в неравном бою. Когда в комнате загорелся свет, он резко выпрямился и повернул в мою сторону совершенно обезумевшее перекошенное лицо. Мое сердце, несмотря на все усилия, так и не выпрыгнувшее из груди, рухнуло в пропасть. Мне даже показалось, что оно вовсе остановилось. Передо мной стоял Виталик, мой брат, человек, которого я меньше всего ожидал тут увидеть.

Глава 6

Не сказать, чтобы Виталик быстро справился с собой, на какой-то момент он замер как загипсованный, не в силах пошевелиться и, кажется, даже вздохнуть. И все же он пришел в себя быстрее, чем я.

– Милые сценки, маленькие розыгрыши, костюмированные вечеринки? – хмыкнул он, покосившись на монстра, лежащего на кровати. – Что ж, остроумно.

Я не мог промолвить ни слова, в горле все склеилось, и мне пришлось сделать глоток виски, чтобы разлепить ссохшиеся нёба.

– Может, и меня угостишь? – спросил Виталик, направляясь ко мне.

– Перебьешься, – ответил я, – не подходи, врасплох ты меня уже не застанешь.

– Врасплох – не врасплох… Какая теперь разница? – усмехнулся Виталик. – Теперь нам по-братски уже не разойтись, сам понимаешь. Надо что-то решать. Дай виски глотнуть, когда ты жмотом-то успел стать.

– Вот что мне и непонятно, братишка, – еле выговорил я, чувствуя полное опустошение, – я ведь тебе никогда ни в чем не отказывал, всегда во всем помогал. И семье твоей, и по работе. За что ж ты меня так ненавидишь?

Виталик продолжал стоять у дивана, в руке его по-прежнему была то ли бита, то ли какое-то другое орудие, я в полутьме плохо видел.

– Здесь у папы в шкафчике всегда стоял коньяк, я, пожалуй, достану, – сказал он невозмутимо, открыл дверцу, пошарил внутри и нашел-таки слегка початую бутылку.

Я понял, что он тянет время, чтобы обдумать, как дальше себя вести – то ли доводить дело до конца, то ли пытаться как-то со мной договориться. У меня тоже имелась цель: мне необходимо было вытянуть из него признание в убийстве Алекса. Наконец он сделал большой глоток из бутылки и спросил:

– Ну так зачем был весь этот детский бал-маскарад? Ты ведь знал заранее, что я приду, так посадил бы засаду. Я уже был бы в наручниках. А ты зачем-то чучелко нарядил, а ведь взрослый мальчик вроде бы.

– Во-первых, я не знал, кто придет, во-вторых, ты мне не ответил. Хотя бы теперь я имею право знать почему? Почему ты меня ненавидишь? Когда это началось? С чего?

– С дедушкиного альбома, братишка, – не задумываясь, ответил Виталик.

– Но это было дедово решение и его собственное имущество, он мог распоряжаться им как пожелает.

– А кто спорит? Но он пожелал обеспечить именно твою жизнь, разве нет?

– А ты не подумал о том, что когда дедушка дал мне денег, у нас с Борькой уже был готов проект, мы уже влезли в этот ресторан, его брат оказал нам юридическую помощь, наша мама помогла кое-какими своими связями, и с Борькой мы вложились пополам, а не только за счет нашего деда. Я взял деньги не просто так, а под конкретную идею, под бизнес-проект, который понимал, как реализовать.

– Если бы у меня были деньги, может, и я нашел бы себе подходящий проект, – парировал Виталик.

– Ты сам знаешь, что это не так. – Во мне начал закипать гнев. – Благодаря нашей с Борькой комбинации мы влезли в этот бизнес малыми средствами. Дедовских денег никогда не хватило бы, если бы мы хотели что-то купить по рыночной стоимости. Это была наша затея, своя задумка, а какие идеи были тогда у тебя? Как пробухать как можно больше денег и перетрахать как можно больше телок? Ты пил, гулял, менял баб. На что теперь обижаться? Пока ты жрал водку, я пахал в этом ресторане круглые сутки, ничего себе не покупал, питался пирожками. Тебя устроил бы такой режим работы? Ты всю жизнь искал, как бы так пристроиться, чтобы поздно вставать, вволю пить, никому не подчиняться и при этом иметь много денег. Так разве не я давал тебе эти деньги, хотя совершенно не был обязан это делать?

– Ты был обязан, и сам знаешь это.