Разоренное гнездо - Алла Холод
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Папе был неприятен этот разговор, но он ответил:
– Может, он просто стеснялся тебе это сказать?
– Чтобы Виталик чего-то стеснялся в этой жизни, пап? Не смеши меня! Я ни на одну секунду в это не поверю.
– Но ты же у нас главный, ему могло быть просто неудобно.
– Пап, ты сам веришь в то, что говоришь? Почему он скрывал тот факт, что купил Артему машину, я понять могу – он слишком часто у меня побирался, делая вид, что доедает последний хрен без соли. Но почему он скрыл такие важные изменения в своей личной жизни?
– Стеснялся… – промямлил отец.
– А перед всем домом не стеснялся? Все знают! Все, кроме меня!
– Может быть, причина в том, что Вика не первая начала это… ну как правильно сказать-то… прелюбодеяние? Может, он дал ей повод вести себя подобным образом? Кто знает, на какую сторону его занесло, а она узнала, отреагировала…
– И это послужило причиной того, что наш Виталик вдруг стал стеснительным и стыдливым? Да он всю жизнь ей такие поводы давал, как я предполагаю. Не уверен только, была ли она в курсе.
– Ну вот видишь… Может, он боялся, что ты начнешь исправлять ситуацию и она расскажет тебе правду. Может, он этого не хотел?
– Да с какой стати я полез бы в чужую семью исправлять ситуацию, пап? Какое я имею на это право?
– Женик, я ни в чем перед тобой не виноват. А если все-таки виноват, то прости. Просто он просил не говорить, и я молчал.
В этот момент мне стало так жалко папу, что я устыдился своего допроса, поцеловал его в макушку и позвал Мотю гулять.
Мы бродили очень долго, пока чертов пес не нарыл где-то чужую какашку и не измазал себе все лапы. Я поволок его домой, позвонив предварительно маме, чтобы она ждала нас в весьма неприглядном виде. Ксения Алексеевна открыла дверь со словами:
– Не смей опускать собаку на пол, я только что все вымыла. Сами обкакались, сами и отмывайтесь. За этим засранцем вообще-то следить надо.
Я исступленно оттирал собачьи лапы, брюшко и подозрительно пахнущую морду, потом тер Мотю полотенцем и сушил феном. Наконец, пес изнемог, сделал вид, что уже почти спит, и стал зевать во всю свою маленькую, но зубастую пасть. Я отпустил его на свободу, и он немедленно определился на свое уютное ложе, схватил острыми зубками теплое собачье одеяло, порычал на него, чтоб слушалось, натянул на себя и исчез с моих глаз.
Поднимаясь к себе, я понимал, что заснуть мне сегодня вряд ли удастся.
Собственно, что меня так выбило из колеи? Что Рита за моей спиной оценивает мое имущество, щедро ссужает денежками моего брата, прячет в глубине своего шкафа новое белье, которое никогда не надевает при мне? Что брат использует меня как кубышку, в которую всегда можно запустить лапу, но не делится со мной событиями своей жизни – ни радостными, ни печальными? Не случись покушения, будь жив Алекс, наверное, я бы ответил себе: да, меня задевает именно это. Что меня используют, что я для них не близкий человек, а некая мошна, которую можно успешно трясти. Я вспомнил, как моя родня пыталась развести меня на поездку в Зимбабве, и мне стало невероятно стыдно за них за всех. Ладно, дети еще глупые, однако у них все-таки хватает соображения устраивать свою жизнь таким образом, чтобы делать все, что заблагорассудится, и самим не отвечать ни за что. Они считают, что старшие им должны по определению. Что любой их каприз будет удовлетворен, всякая идиотская выходка прощена, а серьезный проступок – урегулирован. И это не просто юношеское легкомыслие, это уже мораль, жизненный принцип: с меня никакого спроса нет, но мне должны все. Они еще не понимают, что жизнь может заставить их пересмотреть основы такой ущербной морали в тот самый момент, когда тех, кто им должен, не окажется рядом или они ничем не смогут помочь. А может, не захотят. Ладно, пусть детей научит опыт. Но взрослые? Как незаметно и гладенько Рита успела стать такой! А ведь она росла в интеллигентной семье, ее родители – заслуженные люди, которые прожили прекрасную профессиональную жизнь. И когда мы с ней только познакомились, она была неизбалованной, искренней девочкой. Или мне только так казалось? Когда меркантильность и эгоизм задавили в ней все прочие чувства и качества? Когда Виталик из милого и веселого обалдуя превратился в расчетливого, скрытного и совершенно чужого мне, по сути, человека? Почему я не замечал, как происходит этот процесс, ведь такое превращение – вопрос далеко не одного дня. Неужели я был настолько поглощен своей работой, что не видел ничего вокруг? Хотя справедливости ради надо заметить, что те самые дела, которые меня так занимали, были не только моими, точнее, служили не только мне, драгоценному. Еще точнее, мне-то самому как раз не удалось реализовать и половины того, ради чего, по моему мнению, стоило работать, как проклятому, и богатеть. На моих отказах от собственных желаний, на моей покладистости и доброй воле держалось все семейство, которое сумело сломать мне хребет с такой снайперской точностью, что я этого даже не заметил. Снайперской…
Опять в мозг вонзилась уже посещавшая меня мысль: где же все-таки Рита научилась стрелять?
Я проверил почту, отвечать на деловые письма не хотелось, не варили мозги, полистал «Фейсбук». Ничто меня не интересовало, продуктивной идеи не было, и как ее нащупать, я понятия не имел. Пока я ползал по страницам, отметил, что разные региональные сайты обмусоливают и одну и ту же новость: хулиганские беспорядки в поселке Соловьи. Скандальная возня вокруг этого живописного местечка вообще-то началась давно, еще прошлым летом, когда владельцы дач, расположенных в поселке, ограничили доступ к реке посторонним, что, строго говоря, было совершенно незаконно. Изначально этот участок был выделен двум творческим союзам: композиторам и театральным деятелям. В те времена, когда это событие имело место, сочинителей музыки было раз-два и обчелся, зажиточных театралов, готовых освоить загородную дачу, только чуть больше, поэтому к числу пайщиков присоединили еще и архитекторов, которые тогда не так заматерели и забурели, как сейчас, но все же понимание, как построить приличную и недорогую дачку, уже имели. Моя ушлая Ксения Алексеевна затесалась в творческое сообщество, видимо, на правах нужного человека из администрации, и она там была такая не одна. Со временем в Соловьях как-то незаметно возник весьма необычный
