Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга - Петр Киле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ольга Федоровна уходит; входит Матэ.
М а т э. А попугайчик, что залетел в ваш дом, бог весть откуда, не жилец. Это "Inseparable", неразлучник.
С е р о в. Тсс! Жена говорит, я весел, я нахожусь в каком-то приподнятом настроении, и это ее беспокоит. Мне кажется, мы все пребываем в таком состоянии: и весело, и все-таки как-то неестест-венно, - вся жизнь превращается в клоунаду.
М а т э. А что, мне нравится.
С е р о в. Еще бы, в тебе это есть. И это было бы всего лишь забавно, когда бы не 365 самоубийств в год, когда бы не казни, как во времена Ивана Грозного.
М а т э. В самом деле?
С е р о в. Газет не читаешь? Первая Дума отменила смертную казнь, что в Европе приветствовали всячески. Но Николай тут же, с подачи Столыпина, принял закон о военно-полевых судах. А это расстрелы без суда и следствия за что угодно, за копну ржи.
М а т э. Боже правый!
С е р о в. В Париже я виделся с Витте. Пишет мемуары за границей, боясь за них и за свою жизнь в России. По-прежнему горяч и страстен, ох, не удалось мне схватить его образ, долго чванился, лишь бледный слепок получился. У старика в сердцах сорвалось: "Можно пролить много крови, но в этой крови можно и самому погибнуть... И погубить своего первородного, чистого младенца, сына-наследника... Дай Бог, чтоб сие было не так. Во всяком случае, чтобы я не увидел подобных ужасов".
М а т э. Звучит, как пророчество.
С е р о в. Тем хуже. Он-то знает, как никто, Николая.
М а т э. Да и ты не единожды в упор изучал его.
С е р о в. Лучше бы я не знал его.
М а т э. Тучи наплыли. Как бы не было дождя. Пожалуй, нам пора и восвояси.
С е р о в. Я сейчас.
Матэ уходит; Серов беспокойно прохаживается, словно с усилием додумать какие-то мысли.
С е р о вКоммерция, предприимчивость, искусства,Монархия, тираны, демократья -Все это, все, у греков было, былоЗадолго до рождения ХристаИ превратилось в прах; лишь небо чистоПо-прежнему, и море омываетВсе те же острова, где жизнь цвела,Вся упоенная борьбой, познаньемИ красотою мирозданья в целом,И минуло, как минет наше время,Тяжелое, глухое, словно ночьПред новой бурей над могильной сенью. (Словно не находя места, выходит на балкон.)Жить скучно, но и помереть ведь страшно.Помимо мук последних на исходе...Что ждет за гробом нас? Никто не знает,Да, кроме снов и басен невеселых.Что жизнь и смерть? Да есть ли в них-то смысл?Мне разум дан природой или БогомЗачем? С какою целью? Совершенства?Мы видим смысл лишь в красоте и правде.В неправде и уродстве смысла нет,В их торжестве и проступает смерть,Что побеждает жизнь - и нет спасенья?И бьется в паутине человек -У Бога-паука?! Ха-ха-ха! (Пошатывается и возвращается в комнату.)Ну, вот я смехом чуть не захлебнулся.Стемнело вдруг и тут же просиялоЧудесное видение над морем,Как в "Похищении Европы", да,Все в яви, я плыву, я этот бык,Могучий и послушный красотеВ девичьем облике мечты предвечной.
Детские голоса: "Папа!Папа! Он мертв. Он умер".
Кого хоронят там? Уж не меня ли?Иль птичку-неразлучницу, что то же.Прости-прощай! Уж верно, срок подходит.
Ослепительный вечерний свет из-под нависших туч заливает мастерскую художника, с проступающими отовсюду его картинами, как на посмертной выставке, где посетители - его персонажи, исчезающие, как тени.
ЭПИЛОГ
Х о р у ч е н и к о вСреди картин эпохи Возрожденья,Всесилья жизни, блеска красотыСеров, столь сдержанный, в порыве вдохновеньяВоскликнул, осознав художества мечты:"Хочу отрадного!" Какое слово -От радости, как эхо или зов, Как красота или любовь, -В нем вся эстетика сурового Серова,Пленительно простая, яркая, как снег,Природы праздник, - с нею человекСреди вещей и дум своих весь светел,Каков ни есть, и не потонет в лете, Живую вечность обретя, Княгиня чудная или дитя.
СОЛОВЬИНЫЙ САД
Комедия
Действующие лица
Блок А.А., поэт.
Любовь Дмитриевна, его жена.
Александра Андреевна, его мать.
Мария Андреевна, его тетушка.
Иванов Евгений Павлович, его друг.
Андрей Белый (Борис Бугаев), поэт.
Мейерхольд В.Э., режиссер.
Чулков Г.И., писатель.
Кузмин М.А., поэт.
Волохова Н.Н.
Веригина В.В. актрисы.
Иванова В.В.
Хор масок, маски.
Место действия - Санкт-Петербург, Шахматово и окрестности.
ПРОЛОГ
Лесистая возвышенность с бескрайними далями. Слышен топот копыт. Блок, высокий, стройный, в белом кителе, соскочив с лошади, взбирается наверх и оглядывается.
Б л о кВ лесу все те же папоротники,Ажурные, в росе и пятнах света,Реликты первых весен на земле,Пугающие таинством цветенья,Как и стоячие недвижно воды,Сияющие блеском глаз, но чьих?А там луга зеленые цветут,Как место, выбранное для веселья,С тропинками неведомо куда.И тут же дали без конца и края,Шоссейная дорога и река,И те ж несбыточные повороты,В которых я бывал всегда один,Боясь неведомого в детстве страшно,Но в юности с отвагой несся вскачь,В союз вступая с тем, чье имя вряд лиКто ведал, я ж - Великое - прозвал.Единое, быть может? Всеединство?Мне нет нужды до терминов. Но тайнаНеведомой осталась бы в душе,Внушая страх, как вечность в искрах звездных,Когда бы не явилась Ты, как в яви,И в яви, и во сне моих стремленийК Великому. И Ты причастна к тайне,Хотя и спишь. Проснись, веди меняК блаженству и страданиям навстречу!
Нечто розовое, как одеяние, мелькает среди деревьев, и возникает розовая девушка с книжкой и вербеной в руках. Перед нею бескрайние дали. Слышен топот копыт.
АКТ I
Сцена 1
С.-Петербург. Квартира Иванова В.И. и Зиновьевой-Аннибал Л.Д. в доме по Таврической улице. Большая полукруглая комната мансардного типа с окнами на звездное небо. Слева площадка с изображением храма Диониса, справа смежные комнаты при входе, где гостям вручают полумаски и маскарадные костюмы.
Входят Мейерхольд, Блок, Чулков, Любовь Дмитриевна, дамы, художники, литераторы.
Ч у л к о вНа Башне философских словопренийОб Эросе и таинствах любвиЗадумано - глядите! - представленье.
М е й е р х о л ь дРечей и о театре прозвучалоНемало здесь. От слова к делу, к действуИванов призывает перейти.
Б л о кКто знает, что задумано представить?
М е й е р х о л ь дДа нечто, кажется, в античном вкусе.Вот вам венок из лавра; вы сойдетеЗа Аполлона.
Б л о к В сюртуке?
М е й е р х о л ь д А что?Не мог же он явиться обнаженнымВ стране гипербореев, да зимой.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а (в белом хитоне)А я могу ль сойти за Афродиту?
М е й е р х о л ь дО, да! Но вас под именем иным,Как Вечной Женственности воплощенье,Воспели, кажется, и свято чтут.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аПоложим. Но, придя на вечер масок,Могу предстать в обличье новом я.
Б л о кХозяин-то Диониса играет!
На площадку выходит Хор масок в древнегреческих одеяниях во главе с Дионисом и Сивиллой в пурпурном хитоне.