Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга - Петр Киле

Николай уходит; Александра Федоровна опускается на колени и, опершись руками о кресло, замирает.

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а (приподнимая голову). Возлюбленный мой и незабвенный учитель, спаситель и наставник. Как томительно мне без тебя. Я только тогда душой покойна, отдыхаю, когда ты, учитель, сидишь около меня, а я целую твои руки и голову свою склоняю на твои блаженные плечи. (Покачивает головой.) О, как легко, легко мне тогда бывает. Тогда я желаю мне одного: заснуть, заснуть навеки на твоих плечах, в твоих объятиях. О, какое счастье даже чувствовать одно твое присутствие около меня. Где ты есть...

         Входит Николай и останавливается.

Только ты, наставник мой возлюбленный, не говори Ане о моих страданиях без тебя. Аня добрая, она - хорошая, она меня любит, но ты не открывай ей моего горя. Скоро ли ты будешь опять около меня? Скорей приезжай. Я жду тебя и мучаюсь по тебе. Прошу твоего святого благословления и целую твои блаженные руки. (Потянувшись, падает.)

Н и к о л а й (подбегая). Аликс! На что это похоже?

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а (рассмеявшись). Я упала.

Н и к о л а й (опускаясь на колени). Ты не ушиблась?

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а. Нет, нет, я чувствовала его руки и плечи.

Н и к о л а й (приподнимаясь вместе с женой). Аликс, нет, право, это ни на что не похоже. Почему вы молитесь не Господу Богу, а мужику? Да и странно обращаетесь к нему. "Бесценный друг мой!" Это Ольга. "Дорогой и верный друг мой!" Это Татьяна. "Милый мой друг!" Это Анастасия. Не могу поверить. Принцессы! Императрица! Да, наконец, просто мать, да, хорошая мать, как она додумалась приучить детей к такого рода обращениям?

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а. Я только хотела, чтобы дети прикоснулись к благодати Божьей, что исходит от нашего друга.

Н и к о л а й. И почему "наш друг"? Это же звучит двусмысленно для всякого постороннего слуха. Можно подумать, ты сходишь с ума. Ну, называй его по-русски "старец". Это понятно всем.

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а. Он же не стар, а в такой силе, что недаром на него клевещут. Но всякий, кто приходит с клеветой на него, выдает прежде всего себя с головой, свою нелюбовь к нам, либо тайную недоброжелательность. Распутин свят, поэтому всех выводит на чистую воду.

Н и к о л а й. И матушку, и сестру твою. Кто же нас любит, кроме них, бескорыстно?

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а. Он! Только он! Даже ты не любишь меня так, как он. Он исцеляет маленького не дубовой корой, а своею любовью, как Бог.

Н и к о л а й. Аликс, ты не в себе. Я сейчас позову Аннушку.

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а. Лучше позвони ему. Где он? Пошли телеграмму. Пусть помолится за нас.

Н и к о л а й. Хорошо. Уф! (Уходит.)

Сцена 4

Дача Серова на берегу Финского залива в Ино. На втором этаже мастерская с окнами в сторону моря, с балконом. На стене афиша с изображением балерины в воздушном полете. Слышны иногда голоса детей. Входит Серов в приподнятом настроении.

                С е р о вМне кажется, я только что вернулсяИз Греции; жара и море в дымкеЖемчужной, сизо-голубой, - нет, тамВсе резче, чище, ярче, как весной...Иль краски юга проступают в небеИ в водах серых северного края,Как живопись эпохи ВозрожденьяПреображала мир вокруг, и зреньеСтоль чутко к красоте и форм, и красокПрироды и искусства, что творить,Как будто нет уж сил, одна отрадаБродить беспечно, ехать в экипаже -С душистой розой, забывая все,Вне времени, вне жизни современной,Ведь там нет дела до нее, как здесь,Где сердце отзывается, как эхо,На всякий звук, мучительный иль чистый, -Все больно, да куда же с ним и деться.       (Выходит на балкон.)Акрополь, Парфенон - совсем иноеУвидеть наяву. Какое счастье!Хотя в обломках, красота нетленна,И будто не прошли тысячелетьяВ жестоких распрях, в войнах бесконечных, -Все стало прахом, кроме красоты.И тут известье о разгоне Думы,Второй уже, и весь кошмар российскийВновь втиснут в грудь.

   Входит Ольга Федоровна.

     О л ь г а  Ф е д о р о в н а                                          Уединившись,Разговорился сам с собой, молчун?

                С е р о вНемой и то мычит о чем-то в ярости.

      О л ь г а  Ф е д о р о в н аДа нет, ты не молчун, я знаю. Как же,С Коровиным - его заговоришь...

                С е р о вС Шаляпиным - его перепою...

      О л ь г а  Ф е д о р о в н аНо первым и о пустяках - такоеВсе замечают за тобой впервые.Ты весел, хорошо; успех огромныйНа Римской выставке и в Лондоне, -Прекрасно!

                 С е р о в                      Можно подбочениться?

      О л ь г а  Ф е д о р о в н аКогда бы слава голову кружилаТебе хоть чуточку, пожалуй, можно,Но ты суров и именно с собой.

                 С е р о вПрисядь же, отдохни. В веселый праздникТы наши будни превратила ныне.

       О л ь г а  Ф е д о р о в н аНет, дети все, взрослеющие наши,На выдумки горазды - все в тебя.А как чудесно танцевал ты польку,На удивленье всем! При грузном телеКак навык сохранил, из юности,Когда резвились с Врубелем у насНа вечеринках, милых посиделках.

                С е р о вНа ярмарке невест и женихов.

       О л ь г а  Ф е д о р о в н аАх, нет, влюбленность все таили страшно,Как буржуазность, флирт и все такое.Ведь все учились с увлеченьем, с цельюСлуженья...

                С е р о в                      просвещенью и искусству.

       О л ь г а  Ф е д о р о в н аЛюбовь же обнаружилась в разлуке -Как память о счастливых вечерах,О юности, столь чистой и чудесной,Хотя и бедной, и весьма бесправной.Как сохранил ты память обо мне,О сироте среди сестер прекрасных,В разлуке долгой, в странствиях по свету,В Абрамцеве, среди прелестниц юных, -Я все поверить не могу?

                С е р о в                                             Ты ж знаешь,И я ведь рос, как сирота, один,Пригретый лаской и заботой всюду;О ком же было помнить мне средиСестер твоих? Тебя нам не хватало,И, верно, я прирос к тебе душой.

       О л ь г а  Ф е д о р о в н аНо чем же замечательна была?Ужель как сирота?

                 С е р о в                                  Нет, нет, конечно.Да знаешь ты: мне говорят и пишут,Какая ты, - слыхала и читала?Все доброе и верное, чем в жизниЯ с детства окружен был в семьях близких,Предугадал в тебе и не ошибся.Добра ты, говорят; какая новость.Добра ты силой духа - вот где чудо!Случись бы, в революцию ушла.А я ведь слаб, мне больно жить на свете,Особенно теперь у нас в России.Ты говоришь, я счастлив тем и тем.Хотя ничем не обойден судьбою,Не чувствую я этого совсем.Недаром все насупленный хожуИ слов простых, не говоря, пустыхСказать мне трудно вслух, и я молчу,Как в церкви нечего сказать мне Богу.

         О л ь г а  Ф е д о р о в н а           (поднимаясь со вздохом)Развеселить тебя не удалось.

                 С е р о вДа весел я, и мыслей бродит туча,Как после путешествия в Элладу,Все с большим погруженьем вглубь времен.

                Ольга Федоровна уходит; входит Матэ.

М а т э. А попугайчик, что залетел в ваш дом, бог весть откуда, не жилец. Это "Inseparable", неразлучник.