Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга - Петр Киле

АКТ  V

Сцена 1

 Александрия. Нижний дворец.  Покои императрицы. Александра Федоровна; входит Николай II.

Н и к о л а й. Генерала Мина убили на Петергофском вокзале. Их можно понять.

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а (опускаясь в кресло). Кого?

Н и к о л а й. Революционеров. Это месть. В Москве они понесли огромные потери, но точных сведений трудно получить, так как много убитых сгорело, а раненых они уносили и прятали.

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а (с изумлением). Зачем ты мне это рассказываешь вновь? Мятеж, слава Богу, подавлен, и забудем об этом. Пусть он никогда не повторится.

Н и к о л а й. Но мы едва вернулись в Александрию после осеннего сидения здесь, как оказались взаперти. Какой стыд и позор говорить об этом... Мерзавцы анархисты приехали в Петергоф, чтобы охотиться на меня, Николашку, Трепова... Боже мой, не иметь возможности ни ездить верхом, ни выезжать за ворота куда бы то ни было. И это у себя дома в спокойном всегда Петергофе! Я краснею писать матери об этом.

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а. Не пиши. Мы уедем в море. На яхте в окружении кораблей мы будем в полной безопасности. Пора!

Н и к о л а й. Нет, с Думой надо решить.

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а (краснея). Не успели избавиться от ненавистного Витте, - вообще, как он решился подать в отставку, - так эти явились в Зимний дворец. Боже! Великолепная тронная зала, где всегда так дышалось мне упоительно легко, и вдруг ее заполнила толпа, оттеснив сенаторов и военных, всю мундирную публику, и редко, кого во фраке и сюртуках заметишь, все рабочие и крестьяне, да серые батюшки, не из тех ли, кто принимал участие в шествии к Зимнему дворцу, я подумала, из восставших из могил, ужасный сон. Разбуди меня, скажи, ничего страшного, ничего подобного не было и не могло быть.

Н и к о л а й. Аликс, Дума созвана; с нею все спешили, чтобы успокоить Россию, а получилось-то наоборот. Дума превратилась в очаг революционной пропаганды, и ведут ее не крестьяне, не рабочие, не серые батюшки, как матушка выразилась о низшем духовенстве, а господа кадеты. Они хотят взять власть в свои руки и поддерживают народные требования и ожидания земли, прав и свободы, не ведая, как это все может обернуться и против них.

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а. Мы снова в осаде, как осенью прошлого года, когда у тебя вырвал манифест Витте. Что же делать?

Н и к о л а й. Если быть последовательным, необходимо дать думскому большинству сформировать правительство.

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а. Это же все равно, как тебе, самодержцу, отречься наполовину от престола.

Н и к о л а й. Но, может быть, лучше наполовину, чем вовсе?

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а. И лишиться головы? Венценосцев не щадят, когда они проявляют слабость или терпят поражение. Помни об этом. Во всяком случае мы не вправе лишать короны Российской империи нашего сына, предназначенной ему Господом Богом.

Н и к о л а й. Ах, Аликс, ведаем ли мы, что ему предназначено Богом, если рок довлеет над ним с рождения?

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а. Долго природа сопротивлялась, даря нам дочерей. Я надеялась с помощью мощей Серафима Саровского умилостивить судьбу. Мы обманули природу, но не судьбу.

Н и к о л а й. Аликс, все в воле Божьей.

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а. Я тоже так думаю, и доверимся ей.

Н и к о л а й. Это значит, я отвергаю как требования Думы, так и самую мысль Трепова, первоначально заинтересовавшую тебя?

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а. Да, роспуск Думы, как и подавление восстания в Москве, покажет всем, что ты, Ники, самодержец, победил смуту.

Н и к о л а й. Хорошо. Только придется мне еще раз выслушать Трепова, который думает, что ты склоняешься к английской форме монархии.

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а. Не кажется ли тебе, что он становится назойлив и требователен, как Витте?

Н и к о л а й. Весьма взволнован и барон. А Витте, что ни говори, свое дело он сделал.

А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а. И ушел, слава тебе, Господи!

          Кабинет государя. Николай II и Трепов.

Н и к о л а й. Идея министерства, ответственного перед Думой и составленного из людей, пользующихся общественным доверием, может быть, хороша вообще, если бы при этом не затрагивались прерогативы высшей власти.

Т р е п о в. Ваше величество, я знаю, что вам говорили, я сам первый должен предостеречь вас: принять список с новым составом правительства во главе, допустим, с Муромцевым, - это значит передать ему всю полноту исполнительной власти в стране, без возможности влиять на его решения, а встать в открытый конфликт с последним равносильно будет полной сдаче всей своей власти, то есть превращению всего нашего государственного строя в монархию даже не английского типа, но и неизбежному коренному изменению всего строя, со всеми последствиями, размеров и форм которых никто ни предвидеть, ни учесть не может. Вот что вам говорят.

Н и к о л а й. Это правда. Откуда вы знаете?

Т р е п о в. Это я и сам вам говорю. Но, государь, это всего лишь предположения и опасения, на основании которых вам говорят, что нет иного пути, чтобы сохранить всю полноту власти, как распустить Думу. То есть вернуться к тому состоянию смуты, когда малейшая искра вызовет новый пожар. Государь, манифестом 17 октября вы направили Россию на путь конституционной монархии, что отвечает велениям времени; нет возврата назад, иначе уже не выступления масс, не Дума, а высшая власть совершит государственный переворот, она выступит не против Думы, а против самой себя, против манифеста 17 октября и новых законов государства.

Н и к о л а й. Это мой грех.

Т р е п о в. Государь, это ваш подвиг. Вы проявили смирение и мудрость. Правительство общественного доверия, как только окажется лицом к лицу перед разбушевавшейся стихией ради собственного спасения станет самой верной защитницей монархии. Если те общественные силы из высших классов общества и дальше будут вынуждены опираться на выступления рабочих и крестьян, не имея реальных рычагов власти, они будут сметены, а с ними и династия, с неизбежными коренными изменениями всего строя, со всеми последствиями, размеров и форм которых действительно никто ни предвидеть, ни учесть не может. Кроме, разумеется, крайне левых.

Н и к о л а й. Как вы все повернули...

Т р е п о в. Государь, ведь никто в России, кроме крайне левых, не мечтает о республике. В Думе верховодят кадеты. Отдать им исполнительную власть, значит, сохранить монархию в России. Ответственное правительство, как граф Витте, тотчас примется за усмирение ради собственной власти и собственности со символом высшей власти в вашем лице, государь. Вы будете заботиться о благе народном, опираясь на общественные силы, уважающие порядок, закон, права собственности, права личности, как в странах Европы. Вы поступитесь лишь вашими докучными занятиями, но не высшей властью монарха, олицетворяя закон и божественные установления.

Н и к о л а й. Как в Англии?

Т р е п о в. Нет, государь, в России монарх сохранит всю полноту власти, не вмешиваясь во взлеты и падения министров, не неся ответственности за все прегрешения исполнительной власти. Не такова ли власть Господа Бога? Она священна и исполнена тайны.

Н и к о л а й. На этом я и стою, как и прежде.

Т р е п о в. А Дума, государь? Монархии в прежнем виде уже нет. Перейдя пропасть, нельзя оглядываться, можно угодить в нее.

Н и к о л а й. Я выслушал вас, генерал, как и других, со вниманием, и теперь у меня нет более никаких колебаний, да их и не было на самом деле, потому что я не имею права отказаться от того, что мне завещано моими предками и что я должен передать в сохранности моему сыну.

Т р е п о в (в полном отчаяньи). О, государь! (Выходит из кабинета, пошатываясь.)

В приемной барон Фредерикс и генерал-адъютант.

Ф р е д е р и к с. Что? Как?

Т р е п о в. Все пропало. (Заговариваясь.) Никто не понимает, надо спасать государя и династию от неизбежной гибели.

Ф р е д е р и к с. А я вот что думаю. Государю необходимо обратиться непосредственно к Думе, найти общий язык с нею поверх правительства, неугодного ей.

Т р е п о в. Дни Думы сочтены. Теперь все пойдет по второму и третьему кругу, пока не разразится катастрофа. (Падает замертво.)

Ф р е д е р и к с. Упал. Сразили. Что ему эта Дума?

              Поднимается суматоха.

Сцена 2

Санкт-Петербург. Летний сад. Дягилев, Серов, Бакст и два господина - одни прохаживаются по аллее, другие сидят на скамейке.

С е р о в (сидя, покуривая сигару). Ну, вот Думы нет - все по-старому, по-хорошему.