Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга - Петр Киле

Сцена 4

Гостиная в квартире полковника Кублицкого. На полу у рояля большой куст гортензии. Входит Мария Андреевна Бекетова; ее встречает Александра Андреевна.

М а р и я  А н д р е е в н а. Цветы какие!

А л е к с а н д р а  А н д р е е в н а. Внес денщик со словами: "Для молодой барыни".

М а р и я  А н д р е е в н а. А почему сюда? И от кого?

А л е к с а н д р а  А н д р е е в н а. Что ж у меня спрашиваешь? Я ли здесь молодая барыня.

М а р и я  А н д р е е в н а. Впрочем, я догадываюсь. Письма слишком красноречивы и сумбурны, чтобы произвести должное впечатление, а цветы - иное дело. Как приняли?

А л е к с а н д р а  А н д р е е в н а. Смеясь, как брат и сестра от общего поклонника, но к себе не взяли. Теперь можно подумать, цветы предназначены мне.

М а р и я  А н д р е е в н а. Как бы Франц не заревновал.

А л е к с а н д р а  А н д р е е в н а. Когда поэт влюблен в земное воплощенье Вечной Женственности, это не удивительно; но Боре как-то фатально не везет...

М а р и я  А н д р е е в н а. Еще бы повезло! Поэт-то Сашура, а Боря, прости меня, всего лишь стихотворец.

А л е к с а н д р а  А н д р е е в н а. Я не это имею в виду. После знакомства с Сашей и Любой в Москве Боря приезжает в Петербург как раз в утро 9 января, а возвращается в Москву в день убийства великого князя Сергея; летом, посетив нас в Шахматове, влюбляется в Любу, и все вокруг у него окрашивается в кровавый цвет. Неудивительно, на грани безумия пишет нам письма, а тут прерывается связь - забастовка почтово-телеграфских служащих, и он приезжает в Петербург - в декабре, когда Москва покрылась баррикадами, опять кровь и кровь. Я думаю, он вне себя не от любви, а, как все мы, от тех ужасов.

М а р и я  А н д р е е в н а. Так он и ищет у Любы спасения. Он и просил у нее спасти Россию и его.

А л е к с а н д р а  А н д р е е в н а. Боюсь, как бы еще чего похуже не случилось у нас. Хотя куда еще хуже.

М а р и я  А н д р е е в н а. Нет, нет, мне кажется, Боря успокоился, и цветы - это знак примирения.

А л е к с а н д р а  А н д р е е в н а. Ты не понимаешь, это-то и опасно.

    Раздается звонок; женщины вздрагивают и переглядываются.

АКТ  II

Сцена 1

Квартира полковника Кублицкого. В гостиной с новыми корзинами цветов у куста гортензии Андрей Белый, Александра Андреевна, Любовь Дмитриевна и Блок.

Б е л ы й (сидя у рояля). Мне вспомнилось мое первое посещение Шахматова.

Б л о к (прохаживаясь с безмятежным видом). Цветы навеяли.

Б е л ы й (рассмеявшись). Странно: я удивился вам, Александра Андреевна, почти так же, как удивился Александру Александровичу при первом свидании с ним. Я не подозревал, что мать Блока такая.

А л е к с а н д р а  А н д р е е в н а (доверчиво). Какая?

Б е л ы й. Да такая тихая и простая, незатейливая и внутренно моложавая, одновременно и зоркая, и умная до прозорливости, и вместе с тем сохраняющая вид "институтки-девочки".

А л е к с а н д р а  А н д р е е в н а (с улыбкой). Прозорливы вы, Борис Николаевич.

Б е л ы й. Впоследствии я понял, что причина этого впечатления - подвижная живость и непредвзятость всех ваших отношений к сыну, к его друзьям, к темам его поэзии, которые привели меня в скором времени к глубокому уважению и любви (и если осмелюсь сказать, и дружбе), которые я питаю к вам.

А л е к с а н д р а  А н д р е е в н а. Это очень мило. И я вас люблю. Но почему вы заговорили обо мне?

Б е л ы й. Помнится мне, что впечатление от комнат, куда мы попали, было уютное, светлое. Обстановка комнат располагала к уюту; обстановка столь мне известных и столь мною любимых небольших домов, где все веяло и скромностью старой дворянской культуры и быта, и вместе с тем безбытностью: чувствовалось во всем, что из этих стен, вполне "стен", то есть граней сословных и временных, есть-таки межи в "золотое бездорожье" нового времени, - не было ничего специфически старого, портретов предков, мебели и т. д., создающих душность и унылость многих помещичьих усадеб, но не было ничего и от "разночинца", - интеллектуальность во всем и блестящая чистота, всюду сопровождающая вас.

А л е к с а н д р а  А н д р е е в н а. Прекрасно. Но будет обо мне.

Б е л ы й (обращая взор с эмалевым сиянием на Блока и Любовь Дмитриевну, сидевшую с ногами в кресле). Вас не было. Вы ушли на прогулку. Мы вышли на террасу в сад, прошлись по саду и вышли в поле, где издали увидали вас. В солнечном дне, среди цветов, Любовь Дмитриевна в широком, стройном розовом платье-капоте, с большим зонтиком в руках, молодая, розовая, сильная, с волосами, отливающими в золото, напомнила мне Флору, или Розовую Атмосферу, - что-то было в ее облике от строчек Александра Александровича: "зацветающий сон" и "золотистые пряди на лбу"... и от стихотворения "Вечереющий сумрак, поверь".

А л е к с а н д р а  А н д р е е в н а. Ах, вот к чему речь шла!

Б л о к (уходя к себе). Ну, мне пора вернуться к занятиям школяра.

Б е л ы й. А Александр Александрович, шедший рядом, высокий, статный, широкоплечий, загорелый, кажется, без шапки, поздоровевший в деревне, в сапогах, в хорошо сшитой просторной белой русской рубашке с узорами, напоминал того сказочного царевича, о котором вещала сказка. "Царевич с Царевной" - вот что срывалось невольно в душе. Солнечная пара!

Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а. Ну, довольно об этом.

Б е л ы й (обращаясь к Александре Андреевне). Помнится, в тот вечер, уже на закате, мы пошли на закат: по дороге от дома, пересекавшей поляну, охваченную болотами и лесами из стихов поэта, через рощицу, откуда открывалась равнина, за нею возвышенность и над нею розовый, нежно-розовый закат. Любовь Дмитриевна в своем розовом платье цвета зари выделялась таким светлым пятном перед нами. Александр Александрович сказал мне, протягивая руку: "А вот там Боблово". - "Я жила там", - сказала Любовь Дмитриевна, указывая на небо, сама цвета розового неба.

А л е к с а н д р а  А н д р е е в н а (смущенно поднимаясь). Однако я с вами засиделась. Простите. (Уходит во внутренние комнаты.)

Б е л ы й (ударяя по клавишам с отчаянностью и болью). Моя тема!

   Любовь Дмитриевна поднимается, детское выражение на ее лице сменяется лукаво-мудрым; отскакивает от рояля и Белый.

       Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аСкажите, хорошо ли ежедневноЦветы мне присылать... Как примадоннеВ часы ее триумфа и побед?

                 Б е л ы йВы примадонна на вселенской сцене,Которую воспел поэт-теург.

      Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аЗдесь есть двусмысленность, и денщики,Столь вышколенные, исподтишкаСмеются, и хозяйка уж не рада.Да это стоит денег. Вы богаты?

                Б е л ы йАх, главное, цветы вам в радость. Да?

       Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аЦветы-то, да! Но разве о разрыве,Заспорив с Сашей, вы не объявили?Вернули почтой лилии мои,Засохшие, связав их черным крепом.

                Б е л ы йТо символ горький о погибшем мифе.

       Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аСожгла я их, чтоб не хранить впустую.Цветы ведь хороши пока живые,Как молодость, чем ныне мы прекрасны.Что ж не сожгли вы сами?

                Б е л ы й                                                Да в огнеДуша моя сгорела б заодно.

       Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аПоскольку от меня вы отреклись,Надеюсь, душу вашу не спалила.

                Б е л ы йНе я отрекся, а поэт-теург.Теперь уж в "Балаганчике" яснееПредстали и для вас мои упреки.Как совместить призыв к Прекрасной ДамеВ его стихах, чем нас он всех пленил,Как Данте иль Петрарка новых дней,С его отказом не от мистики,Пускай он заявляет: "Я не мистик!",А смысла высшего любви, что в васЕго поэзией воплощено?Я ж предостерегал: "Куда идешь?Опомнись! Или брось, забудь ты - Тайну,Врученную тебе, как видно, даром.Нельзя одновременно быть и с Богом,И с чертом".

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а                        Знаю, письма я читала.Всю эту заумь, лестную когда-то,Я - Вечной Женственности воплощенье,Сказать по правде, не взлюбила я.

                 Б е л ы йТак, что ж вы оскорбились за него?Не он ли вас воспел, чтоб ныне броситьИ в небесах, сходящую на землю,И на земле, несущуюся ввысь?!И где тут ложь? И я ли в ней повинен?

        Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аВы кружитесь вокруг меня, как бес.Остановитесь, ради Бога.

                Б е л ы й                                              Правда!

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аЧто вы хотите мне сказать? Нельзя льЯсней, попроще, как глаза сияютФарфоровые ваши, аж слепят;Да и ресницы чудны... Как у женщин,Густые, длинные, на зависть...

                 Б е л ы й                                                       Боже!Я думал, помирились мы и вместеВсе можем жить и в братстве, и в любви.

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аИ в братстве, и в любви? Что ж это будет?Соборное сожительство на Башне?Мужчин и женщин - меж собой и всеми?Нет, это даже не смешно для нас.

                  Б е л ы йВы образумили меня, как Блок.В душе моей, когда я вижу вас,Нет ни религии, ни мистики, -Я думал, тут конец моим восторгам.О, нет! Начало новой жизни здесь!

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аЯ знаю: вы весьма переменились.

                Б е л ы йЯ вижу вас во сне и на яву:Высокая и статная, о, Боже!Вся в золоте волос и мощи женской,Что Тициан запечатлел впервыеВ Италии, природа повторилаВ краях родных, откуда родом вы.       (забегав вновь)Прощай, Средневековье! Здравствуй, мир,Взошедший вновь в эпоху Возрожденья!Вот как люблю я вас.

        Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а                                       Здесь снова символ?

                 Б е л ы й         (опускаясь на колени)Любовь земная, как в "Декамероне".

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аСмеетесь?

                 Б е л ы й                   Никогда. Серьезен слишком.Вы кружите мне голову улыбкой,Какой я прежде не видал у вас,И смысл ее - растроганная нежность,Что просит и пощады, и награды.

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а          (отступая назад)Прошу вас, поднимитесь и скорей!

                  Б е л ы йОтцовское имение готовПродать я, - это тысяч тридцать, -Чтобы в Италию уехать с вами.

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аБольшие деньги.

                   Б е л ы й                               Мир объехать можно.Еще останется. Решайтесь!

          Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а                                                  Боже!Вы любите меня? Скажите просто.Вы любите меня, какая есть?Или идею?

                   Б е л ы й                    Во плоти, конечно!Сошедшую на землю красоту.Прекрасную мадонну Рафаэля.Земную женщину в красе небесной.

        Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аВсе те же речи...

                 Б е л ы й                             Нет, слова, но смыслИсполнен жизни, как любовь во взореСияет вашем, жаждущем признанья,И вот я жизнь мою вам отдаю, -Продлить ее иль прекратить - вы вправе.

        Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аВсе это было, да я помню. Нет лиЗаписки о самоубийстве? Нет?Ну, значит, все слова, слова, слова.

                 Б е л ы йО, как жестоки вы!

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а                                    Нет, нет, жестокиВ игре страстей и умственных затейСо мною вы. Хотите сбросить наземь?Я верила в единственность любвиМоей и Блока, с вознесеньем в небо;Вы вторили ему, как паж премудрый,Готовый соблазниться по-земному.      (уходя к себе)В Италию уехать? О, мечта!

                 Б е л ы йУпрек ее, лукавая улыбка -Как это совместить? Я буду счастлив!Да, вторил я ему, как паж премудрый,Готовый соблазниться по-земному.(Усаживается за рояль, озираясь вокруг в  тревоге и радости.)

Сцена 2