Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга - Петр Киле

Сцена 2

Номер в гостинице на углу Караванной и Невского проспекта. Входят Любовь Дмитриевна в белом пушистом боа и горностаевой шапочке и Андрей Белый в разлетающейся николаевской шинели (с отцовского плеча), тонкий и стремительный.

                  Б е л ы йПрошу простить за беспорядок! Знал ли,Что вы решитесь! Можно ли поверить?  (помогая снять боа гостье)Как мы прошлись по залам Эрмитажа,Пред нами вся Италия в столетьяхВ картинах и пейзажах промелькнет.      (наводя порядок в номере)Иль это сон мой на лугу зеленом:У рыцаря с его прекрасной дамойЯ юный паж, обласканный улыбкойСмеющихся лукаво нежных глаз,И стать ее ласкает, и походка,Все в ней твердит о счастье бытия!И что же я не отзовусь на вызов?Да и влюбленным быть велит отвагаИ юность чистая моя, и верность.Изменит рыцарь даме, я же - нет!

      Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аТак это все во сне, а наяву?

                Б е л ы йМой час настал. О, милая моя!Умчи меня в блаженные края!

          Объятия и поцелуи.

О зори! Зори нового столетья,Окрашенные ныне густо кровью,Взойдите ж снова новою любовью!

       Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аВ движеньи непрерывном, как волчок,Иль танцовщик, ты закружил меня,И я несусь до головокруженья...О, бедная головушка моя!

          Объятия и поцелуи.

               Б е л ы йПоверить страшно. Это сон, боюсь.

       Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аА кабы сон, проснуться не желаю.Люби меня, хотя бы и во сне.А то боюсь, люблю я вас обоих.

                Б е л ы йЕсть старая, есть новая любовь.И новая сильней волнует кровь.

        Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аДа, да, тебя-то одного люблю,Как прежде не умела, по-земному.

         Объятия и поцелуи.

Вчера же вдруг представилось мне ясно,Что никого из вас я не люблю.В душе все отгорело, пусто, пусто,Как в небе без звезды единой. РазвеБывает так? Иль заблудилась яВ лесах, да все во сне? И я все сплю?Иль Саша прав, еще я не проснулась.

                Б е л ы й    (вынимая гребень с ее прически)Ах, спящая красавица моя!Вот отчего ты вся соблазн и нега.Прими ж возлюбленного в  сон чудесный,Чтоб счастьем изойти - до крестной муки.

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а                 (вздрагивая) До крестной муки? Почему? О, Боже!    ( собирая волосы на голове, отступает к двери)

                 Б е л ы йАх, что не так?

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а                            Нет, милый, все чудесно.Люблю тебя! А если завтра яСкажу обратное, не верь, не верь мне,И за меня вступись ценою жизниТвоей или моей. Ну, поклянись.

                  Б е л ы йКлянусь разрушить все преграды междуТобой и мною, или смерть приму.Вот с этим и явлюсь я завтра к Блоку.Зачем же ты бежишь? Не лучше ль сжечьВсе корабли сейчас на этой бухте?

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в на             (одеваясь на ходу)Да, милый, объясненье неизбежно;И лучше, знаешь, без речей и танца,А просто по-мужски, что Саша приметС достоинством, присущим лишь ему.Свободна я; свободны мы, как птицы.                (Уходит.)

                  Б е л ы йОбманет! Все игра? Мечты о сцене.Уж больно ты серьезен, верный паж!Не все ли мне равно, пускай обманет,Я сам обманываться рад - до муки.Иль это потешается двойникВеселый Блока надо мной и ею,Женою милой? На него похоже.Как в "Балаганчике" он посмеялсяНад всеми нами из его ж друзей!   (Замирает в состоянии, близком к безумию.)

Сцена 3

Квартира полковника Кублицкого. В гостиной Александра Андреевна и Мария Андреевна у цветов в корзинах.

        М а р и я  А н д р е е в н аОтлично знаю, не мое тут дело...

      А л е к с а н д р а  А н д р е е в н аКакое дело видишь тут, сестра?Цветы невинны, пусть вовлеченыВ людкие страсти; в них залог добра,А зло творить умеют только люди.И в то, что человек - венец творенья,Не верю я; и власть он взял случайно,И оттого бесчинствует, как царь.

        М а р и я  А н д р е е в н аТы сердишься, играя в парадоксы,Как Саша в шалостях изводит разум.

       А л е к с а н д р а  А н д р е е в н аДа, может быть, чтоб не сойти с ума.

         М а р и я  А н д р е е в н аНе кажется ли культ Прекрасной Дамы,Нашедший отклик у друзей Сашуры,Мистически влюбленных в озаренья,Во всякие предчувствья и знаменья,Уж начал вырождаться и хиреть?

      А л е к с а н д р а  А н д р е е в н аДа этот мист - я говорю о Боре -Влюбился попросту - себе на горе,Но возмутить покой и мир легко.

          М а р и я  А н д р е е в н аА Люба весела, как никогда.Где молчаливость, скромность - украшеньеНевесты и жены, Пречистой Девы?

      А л е к с а н д р а  А н д р е е в н аПохорошела, да. Как маков цвет,С броженьем соков, гибельных для воли,С кошмаром сновидений и страстей.Была, как Врубеля "Царевна-Лебедь",Теперь Малявина одну из бабС последней выставки со страхом вижу.

          М а р и я  А н д р е е в н аВсе в ней, при ней, но с детским выраженьемПод стать Сашуре до сих пор жила.

       А л е к с а н д р а  А н д р е е в н аКогда мы возвращались с "Парсифаля" -Со мной Сашура, с Любой Боря в санях, -Их занесло, мы оглянулись разом,Но ничего, лошадка вслед за намиСпокойно поспешала, только, знаешь,Нам сделалось неловко. Усмехнувшись,С брезгливой миной отвернулся сын.

          М а р и я  А н д р е е в н аОн горд и не ревнив, пожалуй, к счастью;Но отстраниться от судьбы жены,Пускай она свободна, вряд ли верно?Вот до чего мы дожили в РоссииВ условьях гнета и упадка нравов.

        А л е к с а н д р а  А н д р е е в н аВ условьях гнета наш закон - свобода!

Слышен колокольчик. В передней Любовь Дмитриевна встречает Евгения Павловича Иванова, остролицего, с бородкой, и уводит к себе.

Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а (обрадованно и смущенно). Саши нет дома. Но это и кстати. Идемте, идемте. Мне необходимо переговорить с вами, Женя. Я не знаю, что делать, как быть?

И в а н о в. Да, да. Как вы умеете слушать, так я люблю вас слушать. Ведь недаром Блок считает вас мудрой.

Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а. Он так говорит, скорее всего, шутя. Вы смеетесь, Женя?

И в а н о в. Пушкин тоже считал свою жену умной, хотя не все с этим согласны. Мудрость не только от ума и знаний, но и от природы бывает, в ней первоисточник всякой мудрости. Однако я слушаю вас.

Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а. Вы знаете, наше примирение с Борей в прошлом году, боюсь, лишь подлило масла в огонь.

И в а н о в. Признаюсь, Любовь Дмитриевна, я этого именно боялся. Блок, неизменный сам по себе и даже весьма непримиримый, до злобы, как он выражается, хотя его злоба - это всего лишь боль, и он никому не может причинить зла, кроток, как агнец.