Брат мой, враг мой - Митчел Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я с ним знакома, с этим Джоджо, – сказала Вики. – Мальчишка лет восемнадцати, вечно пьяный…
– Это тоже входило в обязанности Карла? – спросил Кен. – Напаивать летчика, пока вы потихоньку подрезали тросы самолета?
– Тс-с! – яростно зашикала на них Марго. Ещё четыре самолета поднялись в воздух, и наконец было произнесено имя Волрата:
– …прославленный летчик-спортсмен и учёный в неказистом зеленом самолете… Это и есть Таинственный воздушный корабль! Слышите рокот? Сплошная мощь…
– Нет ли у кого-нибудь сигарет? – спросил Кен громко, будто в комнате было человек десять.
– Заткнись, – спокойно сказал Дэви, прежде чем Марго успела отпустить какую-нибудь колкость по адресу Кена, и минут пять все в полном молчании слушали бешеный лай диктора, которому, впрочем, несмотря на все старания, не удавалось скрыть, насколько скучно было всё происходящее – день стоял пасмурный, видимость была плохая, а Дуг, сразу обогнавший своих соперников, пришел к финишу, опередив их на целых три круга.
– Сенсация, сенсация! – пробормотал Кен. – Подумать только, что может сделать предприимчивый малый с помощью одной только воли к победе, нескольких кусков троса и кучки железного хлама.
Марго, пропустив мимо ушей эти слова, выключила приемник; она, казалось, была совсем без сил.
– Ну, вот и всё, – вяло произнесла она. – Никто не хочет купить авиационный завод? Цена – пятьдесят центов. Примерно через месяц завод поступит в продажу.
Но если Марго выглядела усталой, то Кен казался совсем подавленным; он словно только что понял серьезность какого-то взятого им на себя обязательства. Девушки вышли в кухню готовить ужин, а Кен налил себе стакан виски.
– Значит, он всё-таки выиграл! Ручаюсь, они там, на радио, до сих пор бесятся, на все лады превознося нового Непревзойденного Чемпиона Века Воздухоплавания. А мы шлепнулись в лужу и сидим тут, мистер Неудачник и его брат. Ну, брат мой, за наше с тобой здоровье!
Зазвонил телефон – междугородная станция вызывала мисс Марго Мэллори. Во время разговора глаза её блестели, щеки разгорелись. Она повесила трубку, но с лица её не сходило сияющее выражение.
– Он позвонил, чтобы сообщить мне о своей победе. Он не знал, слушали мы радио или нет, – объяснила Марго, но в её веселом голосе чувствовалась дрожь. – Кто бы мог подумать, что он способен быть таким внимательным! А, да что дурака валять, я действительно горжусь им!
– Ты сказала ему, что я тоже горжусь им? – осведомился Кен.
– Кен!.. – умоляюще проговорила Марго.
– У нас гости, – напомнил Кен беззаботным тоном, рассчитанным на то, чтобы взбесить Марго. Он обернулся к Вики и окинул её долгим, внимательным взглядом. – Раньше вы не были такой красивой.
Вики засмеялась, но ей было не по себе. Дэви вдруг ощутил глухую злобу на всех присутствующих. У него не хватало духу выйти из комнаты, и в то же время он знал, что, если не поможет ускорить приготовление ужина, вечер затянется надолго, а ему хотелось увезти Вики как можно раньше. Кроме того, он начал понимать, что Кен, несмотря на бушевавшее в нем отчаяние, только и ждет случая остаться с Вики наедине.
«А ну их всех к черту, – вдруг подумал Дэви. – Если этому суждено случиться, то чем скорее, тем лучше».
Как только Дэви вышел в кухню, Кен повернулся к Вики и быстро сказал:
– Это не комплимент, а сущая правда, Вики.
– Вы совершенно правы, – холодно ответила она. – Раньше я выглядела гораздо хуже. Кен, почему вы всё время изводите Марго?
– О, знаете – братья и сестры… – небрежно бросил Кен. Он быстро наклонился к ней, стремясь хоть что-то спасти от преследовавших его неудач. – Когда я увидел вас в конторе после этого сумасшедшего полета, во мне вдруг произошел переворот, Вики. А что вы тогда почувствовали?
– Совсем не то, что ожидала, – ответила Вики с прямотой, стоившей ей, однако, усилий. – Я тогда ещё не знала, почувствую ли я, что вы мне безразличны, или же всё начнется сначала. Мне было страшно.
– Ну? – торопил её Кен, решив вытащить признание из-под спуда её сдержанности, чтобы ещё раз согреться теплом чужого чувства. – И что же?
– Вышло ни так, ни этак, – сказала Вики. – Но, в общем, ничего особенного не произошло.
– Значит, всё-таки, что-то осталось, – не отставал Кен.
– Я же вам всё объяснила.
– Нет, я говорю о том удовлетворении, которое вы получили тогда, отчитав меня. Потому что, если вам было приятно отомстить мне, значит, я вам ещё не безразличен.
– Кен, – нетвердым голосом сказала она, – если бы вы сейчас могли заняться чем-нибудь другим – читать книгу, смотреть кинокартину или играть в какую-нибудь игру, вы бы не стали со мной так разговаривать. Марго нет, поэтому вы занялись мной.
Кен сел рядом с нею.
– Нет, вы ошибаетесь, глубоко ошибаетесь. У меня вся душа изныла. Вики. Пока вы не уехали, я не знал, что вы из меня сделали другого человека…
– Ещё бы! – сказала она, вставая. Вошел Дэви, застенчиво стараясь не смотреть в их сторону. – Дэви, не прокатимся ли мы с вами после ужина?
– Если вы хотите, – без всякого выражения ответил Дэви.
– Очень хочу, – сказала Вики и пошла в кухню.
Выждав удобную минуту, они вышли, сели в машину и поехали; Дэви по-прежнему был молчалив и задумчив. Он решил нигде не останавливаться, пока они не поговорят начистоту о Кене. Дэви хорошо знал – она скажет то, во что ей самой хочется верить; но он стремился поймать её на слове – как если бы фраза «я люблю только вас» заключала в себе строгое обязательство, от которого уже нельзя будет отказаться.
Однако молчание, длившееся всю дорогу, связывало их теснее, чем могли бы связать любые слова так и не начавшегося разговора. Дэви остановил машину у скал; когда он поцеловал Вики, она вздрогнула всем телом, и в её раскрывшихся губах была ласковая покорность.
Лежа рядом с ней в душистой летней темноте и слыша её дыхание, такое же прерывистое, как и его собственное, Дэви вдруг понял, что перед ним раскрылся новый мир с необъятными горизонтами, и прежняя его жизнь показалась ему тесной и душной. До сих пор он был бесстрастным организатором событий, происходивших вне его, – хладнокровным исследователем сложных проблем, которые приобретали жгучий смысл в холодном царстве науки; и только сейчас, наконец, он стал активным участником всего происходящего вокруг – в его жизнь ворвался мощный свежий ветер. Он крепче прижал к себе Вики – ведь это она ввела его в новый мир; а когда она уйдет от него и будет вот так же лежать в объятиях Кена, Дэви снова рухнет в узкий серый колодец одиночества. Видение, представшее перед его глазами, было нестерпимо мучительным, и он постарался скорее отогнать его, прижавшись лицом к лицу Вики.
Дни шли, и, упиваясь близостью с Вики, Дэви не замечал, что они с ней, в сущности, никогда не успевали поговорить – так быстро они оказывались в объятиях друг друга и так сильно влекло их всё к одним и тем же ласкам. Ему не нужно было ничего, кроме её прикосновений. Её пальцы, лежавшие в его руке, её руки, обвившиеся вокруг его шеи, казалось, порождали взаимопонимание, которое не нуждалось в словах. О таких моментах они говорили между собой с полной откровенностью, ибо в начале любви только любовные ощущения одинаково интересуют влюбленных. Лишь в одном Дэви был не вполне откровенен с Вики – он не осмеливался задать ей вопрос, постоянно вертевшийся у него в мозгу: «Думаешь ли ты о Кене?» Он просто считал само собой разумеющимся, что она о нем думает.
Все эти дни только частица его мозга участвовала в работе над техническими проблемами. Почти всё время он был поглощен воображаемыми разговорами с Вики, в которых он с предельной честностью рассказывал ей всё о себе. Однако стоило им встретиться, как эти объяснения начинали представляться ему скучными и ненужными, потому что глаза её, казалось, говорили, что она уже всё и так знает.
Никогда в жизни Дэви не думал, что будет способен смотреть на свою работу как на томительный ежедневный антракт между вечерами, заполненными всепоглощающей любовью. Прежде такое отношение к работе он считал признаком слабости, позорной для человека, любящего свое дело, но сейчас, испытав это на себе, он только покачивал головой, удивляясь своей прежней наивности. Даже когда у него на глазах стала назревать катастрофа, грозившая погубить всю их работу, Дэви в каком-то оцепенении рассеянно наблюдал за тем, как увеличиваются признаки полного развала, словно не было никакой необходимости срочного вмешательства.
Он слышал свой голос, дающий разные советы, он точно со стороны видел, как предпринимает какие-то, по всей видимости осознанные, действия; но сквозь завесу, отделявшую его внутреннее «я», он видел, что больше всего ему хочется лежать на склоне холма и держать руку любимой, а человек, деловито суетящийся где-то внизу, – это какое-то постороннее существо, спотыкающееся о препятствие, оставшееся от далекого прошлого.