Русские банды Нью-Йорка - Евгений Костюченко

О Черном Испанце жители Манхэттена знали уже лет тридцать. Он наводил ужас и на аристократов Вишневого холма, и на голодранцев нижнего Вест-Сайда еще до Гражданской войны.

Ходили слухи, что Испанец погиб во время Призывного бунта. Однако в семидесятые годы эта кличка снова появилась в полицейской хронике. Его банда не отличалась многочисленностью. Никто не знал точно, сколько людей у Черного Испанца. Больше того, никто не знал, где они собираются. Зато всем было доподлинно известно, что Испанец грабит только те магазины, казино и банки, которые принадлежали бывшим бандитам или их покровителям. Причем не в каком-то одном районе, а по всему Манхэттену.

И даже в Бруклине, Джерси и Бронксе он оставил кровавые следы. В семьдесят девятом году Испанца подстерегли в итальянском ресторане на Сто двадцать пятой улице. Его изрешеченное пулями тело было сброшено в воды Ист-Ривер. Об этом знал каждый мальчишка.

И каждый мальчишка теперь был уверен, что Испанец выжил, вернулся и первым делом отомстил своим обидчикам.

В отличие от мальчишек, новые посетители салуна Томека надеялись, что Черный Испанец вернулся не для того, чтобы свести счеты, а ради дела.

— Приходи в пятницу, — отвечал Илья. — Тогда и поговорим о деле.

30. Разборка в Десятом

Консьержки знали, что каждое утро их новый постоялец отправляется в оранжерею. Возвращаясь вечером, он приносил им цветы. Вот бы они удивились, проследив за мистером Истменом чуть дольше, чем занимал его путь от крыльца до трамвайной остановки. Юный обходительный цветовод соскакивал на ходу, едва трамвай заворачивал за угол, и направлялся сначала к молочной лавке, а потом к развалинам литейного цеха. В его подвалах и обвалившихся печах ночевали беспризорники. Если дети — цветы жизни, то да, это место вполне можно было назвать оранжереей.

Илья приносил сюда то, что воришкам было труднее всего спереть — молоко и шоколад. Правда, многие из его маленьких друзей предпочли бы пиво или даже виски, а некоторые девчонки просили в следующий раз принести хорошего табачку. Но и молоку они были рады.

Наверно, им было просто лестно, что такой уважаемый парень, как Билли из банды Черного Испанца, сидит в их компании и сам пускает по кругу бутылки, пусть и с молоком.

В знак благодарности они наперебой сообщали ему новости. И в пятницу он уже точно знал, с какой стороны ждать нападения — с севера, где проходила Сто вторая улица.

Салун Моргенштерна находился на самой границе Десятого округа. Неудивительно, что именно с него банда «красных перцев» начала свое вторжение. В среду заведение посетили несколько прилично одетых джентльменов. Основной деталью их гардероба были обрезки свинцовых труб, висевшие на поясе, как шпага у дворянина. Они ничего не заказывали, а заняли всю стойку и принялись высмеивать завсегдатаев. Здесь обычно собирались работники красильного цеха, публика раздражительная и обидчивая, так что чужакам не понадобилось много времени, чтобы добиться нужного результата.

Вспыхнула драка, красильщики были с позором изгнаны на улицу, после чего свинцовые трубы прошлись по посуде, мебели и витринам салуна. Единственным неповрежденным предметом обстановки осталась касса, но ее пришельцы унесли с собой. Бедняга Моргенштерн даже не мог подсчитать убытки, и утешало его только то, что буйные гости пообещали завтра заглянуть к его конкурентам.

Они сдержали слово, наведавшись в салун Зильбера. Теперь их было гораздо больше, и публика разбежалась из зала, едва толпа показалась у входа. Поскольку не пришлось тратить время на драку, «перцы» успели разгромить еще два кабачка по соседству.

В пятницу в северной части округа не работал ни один кабак. На дверях висели замки, витрины (там, где они имелись), были наспех заделаны досками. Томек Козловски не поддался панике только потому, что Илья заранее оплатил ему все предстоящие расходы.

Несколько беспризорников провели эту ночь далеко от родных развалин. Шныряя по задворкам и греясь у чужих костров, они узнали много интересного. Оказывается, многолетняя война «красных перцев» и «угольщиков» закончилась перемирием. Обе банды решили поделить между собой русские кварталы, которые остались без присмотра после гибели братьев Пакконе.

План действий не отличался особой изощренностью. Старинный особняк на Ален-стрит, в самом центре района, решено было взять измором, то есть бить там стекла и устраивать налеты до тех пор, пока жильцы не найдут себе более спокойное место. Освобожденное таким образом здание отводилось под резиденцию главарей и их гвардии. Отсюда, с Ален-стрит, будут каждый вечер отправляться отряды сборщиков налога. Да, налог теперь будут собирать каждый вечер, а не раз в неделю, чтобы хитрые кабатчики не могли ничего утаить. Размер налога останется прежним — половина выручки. Недовольных вывезут на свалку. А кто попробует сопротивляться — будет вздернут на фонарном столбе.

Наверно, слухи о предстоящем переделе распространялись слишком быстро, потому что в пятницу почти все столы в салуне Томека остались свободными. Сам Томек и Илья, в одинаковых белых тужурках, ходили по пустому залу, смахивая щетками невидимые крошки с клетчатых скатертей. Василь, тоже в белой униформе, торчал за стойкой у пивного крана. У его ног, в корзине для пустых бутылок, мирно покоились три обреза.

— Я так и знал, что никто не придет, — уныло сказал Томек. — Все так мечтали служить Испанцу. И где они теперь?

— Ну, кое-то все же пришел.

Томек глянул в угол, где наслаждались пивом и тихой беседой двое длинноволосых бородачей в изодранных кожаных жилетах чуть не до пола.

— Это не те. Это местные. Весной завербовались на лесозаготовки, сегодня утром вернулись. Они еще ничего не знают. А твоих — никого нет. И никого не будет. — Томек оглянулся на звук распахнувшейся двери и еще более уныло повторил: — Нет. Никого не будет…

На пороге стоял Андрей. Он был бледен, и его заметно пошатывало, отчего он то хватался за косяк, то отпускал его. Из-под сюртука выглядывала больничная рубаха, а на ногах красовались шлепанцы — один серый, другой черный.

— Илюха, ты что, буфетчиком заделался? — широко улыбнулся он. — Дай полтинничек, с извозчиком расплатиться.

Илья быстро шагнул к нему, чтобы поддержать, иначе Андрей свалился бы со ступенек. Увидев у тротуара коляску, он подошел и расплатился с кучером.

— Один доллар, приятель! — сказал тот недовольно.

— С чего это?

— Да я бы и за десятку сюда не поехал, если б знал!

Илья добавил еще пятьдесят центов и, оглянувшись, понял, из-за чего так нервничал извозчик.