Сандаловое дерево - Элли Ньюмарк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уверена, Чарли улыбается именно мне, да к тому же совершенно очаровательно. Чудный ребенок.
Ноябрь 1857
Джонатан прислал длинное и серьезное письмо. Умоляет о свидании с сыном в самых трогательных и уважительных выражениях, а я в растерянности. Мне следует отбросить предубеждение и злость, понимаю, что дать разрешение — значит снять камень с сердца. Я приняла решение пригласить его на чай, и мне так легко представить чудесную, внезапную улыбку Фелисити как ответ на мое решение.
Однако Джонатан и в самом деле заразился чахоткой от Фелисити. Теперь мне нужно найти какой-то способ, сведя Чарли с отцом, защитить мальчика от болезни. Разумно предположить, что при двух подверженных чахотке родителях у ребенка не может быть такой невосприимчивости к ней, как у меня. Подумать есть над чем, поскольку я приняла твердое решение разрешить Джонатану посетить нас.
Дивали, праздник победы света над тьмой, пришел снова, и Чарли широко раскрытыми удивленными глазами наблюдает за тем, как мы зажигаем лампы. Пока Чарли с Лалитой смотрят на фейерверки, пишу Джонатану вежливое приглашение — с условием, что он будет прикрывать рот и нос и не касаться своего ребенка.
Ноябрь 1857
Не могу понять, как такое крошечное создание может доставлять столько хлопот. Когда он засыпает, я обсуждаю с Хакимом его еду, с Лалитой советуюсь по поводу его одежды и пеленок. Учу дхоби (раз за разом!) использовать только выданное мною мягкое мыло и напоминаю уборщику, чтобы тот постоянно проверял, не пробрались ли в дом змея или скорпион. Я присматриваю за тем, чтобы ножки его кроватки стояли в мисках с водой, тогда насекомые не могут забраться по ним, и предупреждаю слуг, что нужно кипятить не только питьевую воду, но и воду для купания — на случай, если она попадет малышу в рот. Потом отправляюсь на хозяйственный двор — убедиться, что козье молоко свежее, а пони — накормлены. Все это нужно сделать, пока он спит, потому что мне хочется быть рядом с Чарли, когда он проснется. Я совсем забросила свой дневник и чувствую, что этот маленький негодник может окончательно узурпировать мою жизнь.
Но сомнения нет: Чарли улыбается именно мне — а он теперь много улыбается, — и иногда я ухватываю что-то от Фелисити в этом младенческом лице, но, конечно, это всего лишь игра воображения. У него такой же, как у его отца, цвет лица, черные волосы и черные-пречерные глаза.
Я чувствую гордое удовлетворение, когда он успокаивается у меня на руках. Думаю, он должен принимать меня за свою мать. А умеют младенцы думать? В каком-то смысле я действительно ему мать.
Он чудный мальчик, и я начинаю понимать, почему поэты так воспевают материнскую любовь.
Ноябрь 1857
Вчера приходил Джонатан. Сидел на веранде, а потом Лалита вынесла к нему Чарли, держась на расстоянии вытянутой руки, и Джонатан удивил меня, сказав: «Он похож на нее».
Я рассматривала шоколадную кожу и шелковые черные волосы малыша и тут увидела то, что, как мне казалось, постоянно ускользало от меня. Неуемная радость светится в глазах Чарли.
Декабрь 1857
Приближается Рождество, и мне вспоминается Англия: жареный гусь и люди, распевающие рождественские гимны среди снега, пунш и бал с поцелуями и ветвями омелы. Я спела «Слушай ангельскую весть» для Чарли, который смотрел на меня таким чистым взглядом, что мой голос срывался.
Прошлой ночью, когда Чарли спал, огонь трещал в очаге и в доме стояла тишина, словно идет снег, я долго смотрела на полный диск луны, и тут пронзительное ощущение одиночества охватило меня и бросило на колени. В этот момент мне хотелось, чтобы рядом был Джонатан, хотелось разделить с ним память о Фелисити и восторг от того, что Чарли такой замечательный. Слезы жгли глаза, когда я потянулась за бумагой для писем и торопливо написала Джонатану новое приглашение на чай.
Декабрь 1857
Я взяла ножовку и срезала большие ветки с росшей за домом сосны. Я украсила гостиную довольно неуклюжим поцелуйным шаром, не так нарядно, как это умела делать Марта, но вполне приемлемо. Я поднесла кончики пальцев к лицу, наслаждаясь запахом смолы, который остался на них, и заплакала. Плакала довольно долго, потом умыла лицо и принялась убирать свой поцелуйный шар гвоздиками и шишками, сорванными с голубой сосны. Теперь все это украшает гостиную, а для Чарли у меня есть вязаный подарок — желтая кофточка.
Рождественским утром я рассказала Чарли стихотворение из моего собственного детства, и последние две строчки заставили меня улыбнуться, потому что они звучали так, словно написаны про нас с Чарли:
«Он был круглолицым и пухлым — совсем как веселый эльф,
И я засмеялась, увидев, хоть и не желала того совсем».
Чарли не понимает слова, но ритм стихотворных строк заставляет его затихать у меня на руках и пристально смотреть на мое лицо. Я подержала его под наряженными ветвями, а когда чмокнула в мягкую щеку, он схватил меня за волосы и притянул к себе. Это и был самый прекрасный рождественский подарок из всех, что я когда-либо получала. В ту ночь он спал у меня на руках. Ничто не нарушало тишину, кроме поскрипывающего по углам дома, и этот звук только подчеркивал глубокую тишину, — и мне этого было достаточно.
Январь 1858
Содержание Фелисити перестало поступать, и вот теперь я полностью зависима от Джонатана. Он получил от меня второе приглашение и приедет завтра, но его почерк стал настолько неровным, что я поражена тем, как быстро наступает ухудшение. Разумеется, у меня есть Чарли, а у него нет никого. Может ли горе ускорить чью-либо смерть?
Январь 1858
Я встретила Джонатана на веранде с Чарли на руках, но моя улыбка угасла, когда я увидела, с каким трудом он передвигается. Он очень похудел и поседел и уже ходит, опираясь на трость. И все же его лицо расплылось в улыбке, а глаза оживились при взгляде на сына. Я не могла передать Чарли ему на руки, а он не мог насмотреться на это маленькое, совершенное личико, пухлые ручки с ямочками и свернутые в кулачки пальчики. Бедняга просто упал в кресло, когда я уложила Чарли в корзинку, а Халид подал чай.
Я пригласила его приходить к нам, когда бы он ни пожелал, и так часто, как захочет.
Февраль 1858
Этим утром я получила от Джонатана конверт; в нем были деньги и выражение сожаления, что он не сможет снова посетить нас. Этому есть лишь одно объяснение: он слишком болен. Но как все быстро!
Март 1858
Наконец пришли новости. Его мать прислала короткое письмо, сообщая, что ее сын, Джонатан Сингх, скончался. У этой женщины прекрасный почерк, и пишет она на безукоризненном английском. Она приложила обычную сумму в рупиях, и тут я осознала, что женщина, написавшая это послание, — бабушка Чарли.
Я отправила ей благодарственное письмо. Решила воспользоваться шансом и, надеясь на ее добрую волю, спросила, не сохранил ли ее сын частицу пепла Фелисити, как это обычно делается. Если так, то не позволят ли мне его забрать. Сама не понимаю, откуда это желание, но если рядом со мной будет частица Фелисити, это принесет мне утешение.
Март 1858
Боже! Подумать только, я могла считать этих людей цивилизованными! Я посетила кремацию Джонатана Сингха, намереваясь умолить его мать отдать мне пепел Фелисити, если он у нее. Я была убеждена в том, что, увидев, как ее собственный сын обращается в пепел, она сумеет меня понять.
Я стояла в стороне от остальных женщин, дабы ничем не помешать ритуалу. Но еще до того, как решила, к кому из облаченных в белое женщин мне следует подойти, от толпы отделилась вдова и взошла на погребальный костер, то была вдова Джонатана в красном свадебном сари. Словно в трансе, она легла на его тело, и ее покрыли поленьями. Богатая семья может позволить себе столько дерева, чтобы хватило для полного сожжения сразу двух тел.
Содрогаясь, я смотрела на то, как члены этой состоятельной семьи спокойно укладывают поленья, слой за слоем, поверх живой женщины, а затем поджигают погребальный костер с четырех сторон. Она не шевельнулась и не издала ни звука, пока двое мужчин придавливали ее концами длинных бамбуковых шестов. Огонь взметнулся, и я подумала, что женщина, должно быть, впала в бессознательное состояние, одурманенная дымом, но тут она закричала. Это был гортанный, пронизывающий, животный звук, и одна рука взметнулась над поленьями. Но груз был слишком велик, чтобы выбраться, а те, что стояли возле костра, были готовы удержать ее в огне. Два тела почернели и сморщились, тая и сплавляясь воедино. То ли огонь вызвал сокращение мышц, то ли она сама так долго боролась и корчилась в пламени?
