Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный. - Полен Парис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гектор подъехал поближе к рыцарю:
– Скажите мне, рыцарь, отчего там слышны эти вопли?
– А вам что за дело?
– Я желаю это знать и прошу вас мне сказать.
– А я не намерен говорить этого ни вам, ни этой пропащей девке, вашей напарнице.
– Вы говорите гадости, и скорее к вашему стыду, нежели к стыду моей спутницы.
– Однако я всего лишь сказал правду.
– О! – вскричала девица, – видит Бог, вы солгали!
Услышав эти слова, рыцарь вскочил, побагровев от гнева, и набросился на девицу; но Гектор успел направить между ними своего коня.
– Ни шагу более, – сказал он, – эта особа под моей охраной, и плохо бы вы обо мне подумали, если бы я ее не защитил. Но я вооружен, а вы нет; даю вам время.
– Мне не понадобится оружие, кроме моего щита, чтобы скинуть тебя, умыкнуть ее и привязать за косы к первому встречному дубу.
И все еще разглагольствуя, он пытался развернуть коня, чтобы подобраться к девице; но Гектор резко поддал шпоры, оттеснил его конской грудью, опрокинул навзничь и проехал бы по телу, если бы тот не ухватился за повод.
– Ты об этом пожалеешь! – взревел, поднимаясь, разъяренный рыцарь. – Прокляни меня Бог, если я лягу в постель прежде, чем разделаюсь с тобой.
– Вот и посмотрим, – спокойно ответил Гектор, – идите облачайтесь, и если вы одолеете, тогда делайте, что вам угодно.
– О! Я не настолько боюсь тебя, чтобы облачаться сверх того, что есть на мне.
Он требует шлем у оруженосца, который крепил ему шоссы, и когда шлем подвязан, садится в седло: щит на шее, меч на перевязи, прочное копье в руке. Затем они отходят, возвращаются и налетают друг на друга. Рыцарь из шатра ломает свою глефу; Гектор, загодя сняв железо со своей, дабы уравнять поединок, попадает ему прямо в грудь и жестоко сбивает на землю. Он дает ему времени вдоволь, чтобы подняться; но потом ударяет мечом плашмя, во второй раз выбивает из седла и топчет конем его руку. Рыцарь все же встает, берется за меч обеими руками и бьет наотмашь Гектора по шлему; но тот в ответ выбивает клинок из рук, вынудив рыцаря искать убежище в шатре, куда Гектор ворвался следом за ним. Видя, что жизнь его в опасности, тот поспешно снял шлем и признал себя побежденным.
– Я был скверно вооружен, – добавил он, – и вам немного чести одолеть меня. Если бы вы дали мне время надеть доспехи, вы могли бы гордиться своею победой.
– Так что же! Если тебе так неймется начать сначала, иди вооружись получше, но прежде скажи мне, откуда эти вопли, слышные там.
– От одной девицы, которую я долго любил; она меня опозорила, и этого я ей не прощу; вот она и горюет, и воет.
– Это из-за нее ты, видно, изрубил своего кузена, не бросив ему вызов?
– Верно: за такое оскорбление, какое он мне нанес, я не обязан был его вызывать.
Пока он облачался, девица стала сгоряча упрекать Гектора за то, что он не употребил себе на пользу первоначальное превосходство:
– Он бы на вашем месте действовал совсем иначе.
– Вполне возможно, сударыня, но я был лучше вооружен, и при любом дворе меня бы осудили за излишнюю жестокость к нему.
Тем временем рыцарь вернулся в полных доспехах.
– Вы могли бы избегнуть поединка, – сказал ему Гектор, – выплатив достойную пеню девице, сопровождаемой мною.
– Это пусть кто другой избегнет случая отомстить ей, а заодно и тому, кому она была любовницей.
Бой возобновился; Гектор вновь распростер его на земле. Чтобы вести поединок на равных, он спешился и принялся рубиться на мечах; превосходство между ними долгое время было неявным, и девица, тревожась об исходе битвы, укрылась в лесу, дабы не оказаться в руках ненавистного победителя. Наконец, Гектор сбил соперника с ног; он сорвал с него шлем и собрался уже отсечь ему голову, когда поверженный запросил пощады. Девица вернулась.
– Не вздумайте пощадить его! – воскликнула она.
– Ваша жизнь, – сказал Гектор, – зависит от этой сударыни.
– Ха! Я уже мертв; что мне толку признавать, что я был неправ перед нею и что ее дружок не оскорбил меня? Но, сир рыцарь, я не совершил ничего такого, чтобы заслужить смерти от вас: вот вам мой меч, удовольствуйтесь тем, что вы победили меня.
– Сударыня, что мне, по-вашему, делать?
– Отомстите за смерть моего друга.
– Стало быть, придется вам угодить, – и он уже откидывал рыцарю забрало, когда девица в шатре, увидев в такой опасности того, которого любила, хотя он и дурно с ней обошелся, выбежала простоволосая и пала на колени перед Гектором, умоляя его о пощаде.
– Не у меня ее следует просить, сударыня, а вот у нее.
Тогда та, что домогалась смерти рыцаря, смягчилась, залилась слезами и сказала, обернувшись к Гектору:
– Сир рыцарь, поступайте, как вам угодно, я заранее на все согласна.
Побежденный же изъявил желание сдаться в плен девице, понесшей ущерб, и Гектор позволил ему вернуться в седло. Они добрались до ближайшей обители; побежденный поднял руку и при святом отце поклялся делать все, чего потребует девица.
– А мне, – спросил у них Гектор, – далеко еще осталось до Семипутья?
– Вы отвернули в сторону от него, – ответил рыцарь, – но, если вы не возражаете, вот мой паж-оруженосец, он будет вам провожатым и приведет вас в дом своего отца.
Гектор согласился, а рыцарь стал упрашивать его назвать свое имя.
– Меня зовут Гектор.
– А меня Гинас Блакестенский.
Засим они и оставили друг друга с Богом. Гинас и обе девицы поехали к раненому рыцарю, а Гектор вверил себя провожатому-оруженосцу.
XLIV
Прежде чем добраться из герцогства Камбеник до королевства Норгаллии, Гектор не единожды имел случай выказать свою доблесть. Вначале ему пришлось обороняться от двух новоявленных рыцарей, племянников герцога Камбеникского; он поверг их наземь одного за другим с назидательной суровостью, дабы умели придерживать свой гонор. Оруженосец Гинаса привел его ко входу в башню при доме своего отца; старик принял его с почестями, проводил в самую роскошную свою залу, освещенную множеством свечей; с него сняли доспехи, а раны, полученные им в прошлых поединках, осмотрели и перевязали. На другой день он поблагодарил хозяев, сел верхом и, наконец, увидел перед собою пустошь, где лежал перекресток. Посреди дороги были воздвигнуты два столба; встречный дьяк объяснил ему, зачем их установили: в прежнее время к ним были
