Мой любимый негодяй - Эви Данмор

нее нет артистичной жилки, и то она могла бы сказать, что его коварный ум изменил лицо – от совершенного к соблазнительному.

Люси высунула из-под одеяла правую руку, очертила пальцами в воздухе линию бровей. Благородный, с горбинкой, нос. Левую скулу. Однажды она видела, как на щеке расцветает багровый отпечаток ее руки. Как она была разгневана на весь мир в тот день в Уиклифф-парке! И как беспомощна.

Рука двинулась ниже, к шее.

Резкий взмах – цап! – и запястье попало в мертвую хватку.

Тристан смотрел на нее – ресницы полуопущены, однако глаза совсем не заспанные.

Он уже некоторое время не спал!

Люси попыталась вывернуться.

Он продолжал удерживать ее, но хватку несколько ослабил. Окинул долгим взглядом, вмещавшим все ночные часы. Бесстыдное воспроизведение каждого хриплого стона, поцелуя и окончательной капитуляции. А если говорить правду, двух капитуляций. На лице явственно промелькнула самодовольная усмешка. Люси ощутила, что краснеет.

– Как ты понял, что моя рука здесь?

Тристан улыбнулся уголками глаз:

– По запаху. – Он поднес ее ладонь к своему лицу и понюхал то место, куда Люси вчера нанесла каплю духов. Голос незнакомый, глубокий и хрипловатый после сна. Возбуждающий. Какая она испорченная – вот позор!

Люси оперлась на локоть:

– У тебя хороший нюх.

Он посмотрел на нее поверх запястья и поправил:

– Чрезвычайно хороший.

– Как у животного.

– Прошлой ночью я не слышал, чтобы ты выражала недовольство по этому поводу. – Он провел губами по пульсу на запястье, и Люси раззадорилась. Ресницы Тристана взметнулись, в глазах вспыхнула хитринка – еще вчера она действовала раздражающе, а теперь вызывает предвкушение… Однако он посерьезнел. Ладонь скользнула вверх по руке Люси, к ее лицу. Большой палец остановился на нижней губе, которую Люси прикусила в экстазе и которая теперь побаливала. – А я тебя прошлой ночью почему-то почти не слышал.

– Разве это необходимое условие? – возразила Люси.

– Нет. Однако нет ничего постыдного в том, чтобы добавить звуковое сопровождение к процессу получения удовольствия.

Люси отвела взгляд. Есть последние рубежи, которые женщина должна оставить за собой, решившись на безрассудство. По причинам, которых она не могла назвать, звуковое сопровождение ощущалось как потеря последнего бастиона. А она не хотела его лишаться.

Тристан сел и осмотрел комнату; взгляд задержался на призыве Мэри Уолстонкрафт к равноправию женщин, висевшем над камином.

– А мы уснули прямо здесь. Вместе.

– Да.

Он слегка вздрогнул, словно прогоняя некоторое замешательство.

– Почему на полу?

– Моя кровать очень узка, – рассеянно созналась Люси.

Созерцать обнаженный торс Тристана – зрелище впечатляющее, когда образ более-менее смягчен благодаря свету и тени. А вот в утреннем свете и с одеялом, прикрывавшим лишь бедра, его вид был пугающим – и в то же время не смотреть было невозможно.

Украшавшая левую половину его груди татуировка предстала в деталях. Круг с тщательно прорисованным орнаментом, размером с блюдце, разных оттенков синего, а по центру танцовщица с длинными распущенными волосами и волнообразно вытянутыми руками… сколько же у нее рук? Изучение рисунка дало Люси время немного подумать – что сказать и что потрогать, пока они сидели рядом, теплые от любви и от сна.

Примечательная татуировка: танцовщица, безмятежно улыбаясь, застыла в изящном полуобороте. Как безукоризненно схвачено движение! Девушка была обнажена, однако, к удивлению Люси, волосы полностью прикрывали наготу.

– Очаровательный рисунок.

– Очаровательный? Это работа самого Пьера Шармена!

Люси подняла глаза:

– И кто он?

– Месье Пьер – бывший офицер французского Иностранного легиона. По причинам, которые он никогда не раскрывал, Пьер несколько лет назад обосновался в Лондоне и теперь заламывает баснословные цены в тайном салоне на Малберри-Уок. Подозреваю, что он впал в немилость, а причиной тому являлась женщина.

– Как всегда, во всем виновата женщина, – сухо бросила Люси. – Почему у нее четыре руки?

– Образ навеян богом Шивой.

– Ясно. А кто это такой?

Тристан негромко засмеялся, и руки заколыхались.

– Шива – одно из трех главных божеств в индуизме. Его еще называют Махадева. Он – воплощение божественной энергии, творец вселенной, бог созидания и разрушения. Имеет много ипостасей и имен, в зависимости от того, какое течение индуизма изучать. Там все очень сложно. Часто его изображают с синей кожей, четырьмя руками и обвивающейся вокруг шеи змеей.

– Бог разрушения, – изумленно протянула Люси. – Теперь понятно, почему ты сделал на груди татуировку женщины.

Тристан посмотрел на нее серьезно:

– Должен тебе сказать, что в доме генерала Фостера я имел разговор с пуджари, священнослужителем в индуистском храме, после которого счел разумным не наносить изображения всех могущественных богов на свое развращенное английское тело.

Как у нас много правил и принципов… А теперь его развращенное тело в свою очередь развратило тело Люси. И если она не прекратит так отчаянно краснеть, лицо приобретет перманентно красный оттенок.

– Значит, Малберри-Уок? А я-то ожидала услышать сказку про моряка, пари по пьянке и переулок на задворках Кабула.

Он покачал головой:

– Когда я отплывал из Азии, мои шрамы еще не зажили окончательно.

Короткий момент – и разрозненные фрагменты информации, собранные и сохраненные в последние месяцы, сложились в одно целое. Тристан был ранен, спасая капитана.

Люси присмотрелась к татуировке более внимательно. Небольшой подиум под правой ногой обутой в пуанты танцовщицы был прорисован нечетко. Кожа собралась в складки, а пурпурный оттенок получился вовсе не благодаря чернилам. Это багровый рубец.

– Жутко эксцентрично, – не удержалась она.

– Ничего особенного, – тихо отозвался Тристан.

Люси так не считала. Она наклонилась и прижалась губами к шраму.

Это поразило Тристана. Когда она подняла глаза, его взгляд странно остекленел.

Впрочем, он довольно быстро пришел в себя и как ни в чем не бывало произнес:

– Думаю, пора перейти к поздравлениям. – Он поклонился: – К вопросу о контрольном пакете акций «Лондонского печатного двора».

– Ах да. Конечно, – захлопала глазами Люси и крепче стянула на груди одеяло. Краем глаза она видела свой халат, небрежно валявшийся на полу в ногах импровизированной постели. Рядом стояла маленькая деревянная коробочка.

– Прежде чем перевести сумму полностью, я должна переговорить с Инвестиционным консорциумом. Это может занять несколько дней.

– Спешить некуда.

Обсуждать сделку сразу после совокупления? Лучший способ заставить Люси почувствовать себя проституткой, и Тристан не мог этого не понимать. Хотя нет, тут скорее эффект дистанцирования.

За окном простучали копыта, и от ужаса у Люси приподнялись волоски на руках.

– Моя экономка вот-вот вернется! Я отпустила ее на ночь, но с минуты на минуту она будет здесь!

Тристан уже надел рубашку через голову и потянулся за брюками. Люси отвернулась, чтобы не смущать его, но, когда он оказался к ней спиной, решилась украдкой глянуть. Рубашка едва прикрывала ягодицы. А Люси хотелось