Мой любимый негодяй - Эви Данмор

А ведь он не просто так дал ей больше времени подумать! Пока хлопок и шелк скользили меж пальцами, Люси изучала тело Тристана: его силу, размеры, фактуру; ощущала твердость плеч, снимая подтяжки; теплую гладкую кожу живота, там, где начинались брюки. Люси едва не задохнулась, когда нащупала рукой первую пуговицу. К тому времени когда Люси расстегнула последнюю, она вся горела.

Тристан внезапно сбросил с себя ее руку и с поразительной скоростью избавился от оставшейся одежды. Затем положил Люси на спину и улегся на нее – большой, обнаженный и излучающий жар.

– Подожди.

Люси подготовилась заранее; она пошарила у себя за головой и подтолкнула к Тристану деревянную коробочку с презервативами. Он просто кивнул и, ловко управившись с резинкой, снова сгреб Люси в охапку. От неотвратимости того, что вот-вот произойдет, она вся обмякла. Тристан накатился сверху и пристроился между ее бедер. Тело было тяжелым и невозможно сильным. Одного взгляда в затуманенные страстью глаза было достаточно, чтобы понять: она никогда не сможет вырваться из этих объятий, если Тристан сам ее не отпустит.

Тристан, очевидно, почувствовал это и ослабил натиск.

– Люси…

Она дышала прерывисто.

– Люси. – Он взял ее лицо в руки.

– Да?

– Ты хочешь остановиться?

На фоне его широких плеч Люси ощущала себя совсем маленькой. Мускулистое тело Тристана гудело от с трудом сдерживаемого желания.

– А разве ты сможешь остановиться?

В его глазах вспыхнуло удивление:

– Конечно. В любой момент.

Люси разомкнула руки, охватывавшие его шею, и положила на затылок.

Тристан провел большими пальцами по ее скулам.

– Я не прошу тебя верить мне всегда. Но сегодня поверь. Если ты захочешь остановиться, одного слова достаточно.

Вернулось острое желание.

– Я хочу, чтобы ты продолжал. – Она снова потянула его голову вниз.

Он крепко поцеловал Люси. А затем мягко и медленно вошел в нее – словно погружаясь в мед. Он ласкал губами ее щеки, нос, брови, стараясь смягчить свой собственнический натиск. Обращался с ней осторожно, как с хрупким цветком. Какое чудо – видеть над собой его лицо, такое незащищенное, и Люси отдалась спокойному постоянному ритму, теплому запаху и стонам удовольствия. Она будто воспарила и смотрела с высоты на два тела, окруженные полукругом свечей; широкая спина Тристана поверх Люси, ее тонкие ноги, охватывающие его бедра. Смотрела, пока Тристан не выгнулся, издав резкий вскрик и откинув голову.

Люси легла поперек его груди, а он сцепил руки за ее спиной, словно не желая отделяться даже после. Она лежала неподвижно в мужских объятиях, чувствуя, как под ухом сильно и быстро бьется его сердце; ее собственный пульс все никак не снижался. Однако, пока разум приходил в чувство, стараясь сообразить, принято ли после секса обниматься так интимно, тело уже устроилось на другом, мужском теле, словно было полностью знакомо с его физическими качествами и сочло лучшим местом для отдыха.

Дыхание Тристана пришло в норму; Люси опустила голову ему на плечо.

– Так это не ты в Клермонте стащил у меня памфлеты?

– Конечно нет, глупая, – лениво ответил он.

Люси лежала, слушая его сонное дыхание.

Где-то в промежутке между самым глухим часом ночи и рассветом он опять потянулся к ней – а может, она к нему. Люси обнаружила, что лежит под ним и ласкает теплые крепкие мускулы, целуя шелковистые губы, пока растущее желание не вырвало ее из сна настолько, чтобы сказать: да, она хочет его еще раз! Его руки подхватили ее под колени, и от прикосновений разлился жар. На этот раз страсть и терпеливая настойчивость Тристана захлестнули Люси с головой. Перед глазами вспыхнуло яркое пламя, и она закусила губу, чтобы не закричать.

Глава 24

Большинство мужчин по природе своей развратны и при малейшей возможности готовы заняться самыми отвратительными вещами – в том числе совершать акт в противоестественных позициях, прикасаться ртом к телу женщины и в свою очередь подставлять самые неприличные части своего тела ее губам.

Свернувшись в клубочек, Люси наблюдала, как утреннее солнце рисует узоры на стенах и шторах. Из гнездышка у камина комната выглядела совсем иначе. Потертая мебель и выцветшие восточные ковры навевали безмятежность; все контуры в золотистых лучах рассвета выглядели размытыми.

А вот нечто новое: тупая боль между ног. Впрочем, Люси ожидала этого. Удивительно только, что ощущение было не сказать чтобы неприятным. Она улыбнулась комнате. Ну вот, одной старой девой меньше.

Некоторые молодые женщины действительно принимают суровое испытание, которое уготовила им брачная ночь, с любопытством и удовольствием – остерегайтесь такого подхода!

Люси прочла множество безнравственных брошюр, пытаясь разобраться в отношениях мужчины и женщины. Вот и сейчас на память пришли выдержки из чопорных советов юным невестам авторства Рут Смайтер. Все Смайтеры мира изошли бы кипятком, увидев ее сейчас – обнаженную, с головы до пят согретую лаской. К тому времени, когда звуки утра начали пробиваться сквозь шторы, на ее теле не осталось ни дюйма, которого Тристан не коснулся бы губами. Ни одного дюйма, которого он не целовал бы, по которому не провел бы языком. Люси зажмурилась и покраснела. Она позволяла Тристану делать такие вещи…

За спиной послышалось легкое сопение. Люси замерла.

Он остался на ночь!

Что положено говорить наутро после?..

Дыхание ровное. Значит, еще спит.

Люси осторожно перекатилась на спину и затихла. Тристан не пошевелился. Она медленно, очень медленно развернулась.

Он спал на спине, лицом к Люси, открыв мощные плечи и беспечно закинув за голову одну руку. Прошлой ночью он не поступил как случайный кавалер. Так и уснул, сцепив руки у Люси за спиной, и как только она пыталась переползти в более прохладное и менее нарушающее интимные границы место, не просыпаясь, снова притягивал ее обратно, совмещая с изгибами своего тела. Возможно, именно потому некоторые из его интрижек и попадали на первые полосы газет; женщины готовы были броситься в реку – настолько легко он заставлял каждую из своих любовниц поверить, что она единственная в мире, ведь даже во сне он прижимал ее к себе. Следует признать, ощущение пьянящее.

Проникшие в комнату солнечные лучи позолотили и кожу Тристана, хотя уж в чем в чем, а в этом он не нуждался. Пока его изощренный разум отдыхал, лицо не искажали развязность, цинизм и расчетливость. Остался лишь непорочный, идеально симметричный ангельский лик – похожий на те, что Хэтти и любой художник из мастеров прошлого стремились увековечить на холсте. Дремлющий архангел Гавриил.

Странно. Люси он больше нравился бодрствующим. Уж на что у