Иоанн Безземельный, Эдуард Третий и Ричард Второй глазами Шекспира - Александра Маринина

солдат человек триста. В замке герцог Йорк, лорд Баркли и лорд Сеймур, больше никого из знатных вельмож нет.

Входят Росс и Уиллоби.

Доехали, наконец. Все-таки любопытно, почему они ехали отдельно, ведь к Генриху Болингброку в Ревенсперг они отправились все вместе.

Болингброк тепло приветствует их и обещает в будущем щедро воздать за службу и любовь.

И тут входит Баркли. Надо полагать, хозяин того замка или крепости, где герцог Йорк собирает войска для противостояния Болингброку.

– Да это вроде сам Баркли, – говорит Нортемберленд.

Не очень, впрочем, уверенно. Похоже, с Баркли он близко не знаком.

– Я к вам с посланием, герцог Херифорд, – говорит Баркли.

– Теперь меня зовут герцогом Ланкастером, – высокомерно откликается Генрих. – Сперва обратитесь ко мне правильно, а уж потом я буду с вами разговаривать.

– Не поймите меня превратно, милорд, я вовсе не хотел вас обидеть. Меня прислал правитель страны, герцог Йорк, и велел спросить: на каком основании вы, пользуясь отсутствием короля, нарушили запрет и пересекли границу?

Входит Йорк со свитой.

Болингброк видит его и пренебрежительно бросает:

– Обойдусь без вашего посредничества. Вот сам герцог, я буду объясняться лично с ним.

И преклоняет колено перед Йорком.

– Мой благородный дядя!

Йорк суров и не выказывает родственной любви:

– Что мне твое показное смирение? Нечего колени тут гнуть, лучше согни свою гордыню.

– Мой добрый дядя…

– Ничего не хочу слушать! «К тебе не добрый и тебе не дядя»! Я не собираюсь быть дядей изменника. Ты в изгнании, тебе запрещено возвращаться раньше срока, так зачем ты приехал? Как ты посмел не только вернуться, но еще и войной угрожать? Думал, раз король в отъезде – значит, тут полное безвластие и никто не окажет тебе сопротивления? Ошибаешься, я здесь власть. И будь я помоложе, я бы тебя прямо здесь убил.

– Но в чем я виноват, дядя? Какое преступление я совершил?

– Какое преступление? Да самое тяжкое, какое только можно придумать! Ты виновен в мятеже и измене, срок твоего изгнания не истек, а ты посмел вернуться и поднять оружие на своего короля.

Болингброк оправдывается:

– Дядя, посмотрите на ситуацию непредвзято: меня обидели! Разве это нормально, чтобы я скитался в чужих краях, как бездомный бродяга, в то время как все мои права и богатства у меня отняли и отдали каким-то проходимцам? Мой отец умер, вы – его родной брат, значит, вы теперь мне вместо отца и должны меня защитить. Вот у вас есть сын, Омерль. Представьте, как бы это выглядело, если бы вы умерли, а с ним поступили бы так же, как со мной? Мой отец наверняка заступился бы за него. Я имею все права на наследство, но документы, которые я представил, здесь не признают. Отцовское добро распродано, все деньги ушли на низменные цели. Что мне было делать? Я хотел поступить по закону, подал иск, но стряпчие его не приняли. У меня не оставалось никаких вариантов, кроме как самому явиться за наследством.

– Благородному герцогу нанесли тяжкую обиду, – вставляет Нортемберленд.

То есть продолжает подлизываться при каждом удобном случае.

Росс и Уиллоби просят герцога Йорка вступиться за правое дело.

Однако Йорк пока еще непреклонен:

– Я знаю, что с моим племянником поступили несправедливо, и я сделал все, что мог, для защиты его интересов. Но вторгнуться с оружием, добиваться своих прав преступными средствами – это чистый мятеж. А вы поддерживаете бунтовщика, и значит, вы тоже виновны в мятеже.

– Но герцог нам дал честное слово, что он пришел только за тем, что ему положено по закону, – возражает Нортемберленд. – И мы поклялись ему помочь в этом.

Ох, тяжело старому Йорку сидеть на двух стульях! При этом он понимает, что его 300 солдат – ничто в сравнении с армией Генриха, поэтому нет смысла затевать что-то серьезное.

– Ну, ну, – бормочет он, – война это всегда плохо, но я не смогу ей помешать: у меня нет войска. Все идет наперекосяк… Если бы я мог, я бы тебя, Генрих, немедленно взял под стражу и выдал королю. Но я не могу, я бессилен, «потому останусь покамест в стороне». Прощайте! А кстати, может, вы переночуете у нас в замке?

Видно, родственные чувства все-таки взяли верх. Болингброк с удовольствием принимает приглашение:

– Охотно, дядя! А может, вы согласитесь поучаствовать в нашем походе на Бристольский замок? Говорят, там засели Буше, Бегот и всякие прочие кровососы, которые из народа все соки выпили. Я поклялся их вырвать с корнем, как сорняки.

Йорк уклончив, ни да – ни нет.

– Посмотрим… Поразмыслю я сначала:

Мне нарушать законы не пристало.

Я вам не друг, но и не враг. Ну что ж, —

Что сделано, того уж не вернешь.

Уходят.

Что ж, о герцоге Йорке коротко и емко высказался Акройд: «Йорк не был обременен ни излишними принципами, ни храбростью»[35].

Предлагаю вам еще раз обратить внимание на Генриха Болингброка. Шекспир изо всех сил старается показать его «хорошим парнем», «приличным малым». Генрих ценит дружбу, преданность и хорошее отношение, не жалеет слов для выражения благодарности за поддержку, честно признается, что сейчас у него нет денег, чтобы заплатить за помощь, но в будущем он никого не забудет и всем воздаст по заслугам. Он вежлив со своим дядей, Эдмундом Лэнгли, герцогом Йорком. Он говорит только о том, что хочет получить свое законное наследство, то есть ни словом не дает понять, что у него, может быть, есть еще какие-то амбиции и он с интересом поглядывает в сторону трона. Да, он не отрицает, что нарушил закон, когда перешел государственную границу, вернувшись из изгнания раньше срока, но он же был вынужден! Он хотел сделать все по закону, подавал иск, обращался к юристам, а уж когда ничего не вышло…

И мы бы, наверное, поверили. Если бы не одна неосторожная фраза. Приглашая дядюшку Йорка принять участие в походе на Бристольский замок, Генрих произносит:

– Там, говорят, засели Буши, Бегот

И те, кто с ними заодно сосут

Все соки из народа. Я поклялся

Их вырвать прочь, как сорную траву.

А вот это уже попахивает политическим заявлением, намерением развязать гражданскую войну. Получается, что все разговоры «я ничего такого, я только за наследством пришел» – всего лишь ширма для прикрытия истинных намерений Болингброка. Или мне кажется? Акройд пишет: «В их присутствии (графа Нортумберленда и его сына Генри Перси. – Примеч. автора)