Девять жизней Роуз Наполитано - Донна Фрейтас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты же обещала, – говорит Люк.
– Разве?
– Роуз.
В устах Люка мое имя звучит зловеще.
Я вздыхаю. Сегодня у меня совершенно нет настроения. Да и в любой другой день, если уж на то пошло. Я устала спорить с мужем из-за ребенка. Заведем мы его или нет, смирюсь ли я когда-нибудь? Почему я не такая, как все остальные женщины на свете, чье единственное предназначение – рожать детей? Почему только я в этом не заинтересована?
– Что, Люк?
– Я думал, они почти кончились. Собирался купить следующую.
Открываю ящик комода и достаю трусики – розовые сексуальные стринги.
– Думаю, не стоит, – говорю я и с грохотом закрываю ящик.
– Думаешь, не стоит…
Если Люк так и будет за мной повторять, я закричу. Поворачиваюсь к мужу, трусики болтаются в руке.
– Давай пойдем на компромисс: я схожу к врачу и заморожу яйцеклетки.
Люк открывает рот, но не произносит ни звука.
– Тогда мы сможем отложить этот разговор на некоторое время, – продолжаю я в надежде, что Люк согласится. Мне так и хочется погладить себя по голове за блестящий план.
Муж снова обретает дар речи.
– Заморозить яйцеклетки – не значит родить ребенка, Роуз.
– Точно, не значит. Но это лучшее, что может тебе сейчас предложить твоя жена, которая, на минуточку, вообще никогда не хотела детей. – Подхожу к нему, бросаю стринги на кровать, беру за руку. – Да или нет, Люк. Решать тебе.
ГЛАВА 36
22 мая 2020 года
Роуз, жизни 3 и 6
– Адди, если ты мне сейчас же не перезвонишь, будешь на месяц наказана! – Оставив сообщение, я отключаюсь и сажусь за кухонный стол.
В доме темно, только над плитой горит лампочка. Солнце зашло – и мир погрузился во тьму.
Застыв неподвижно, будто камень, я таращусь на телефон и жду, пока на экране появится лицо дочери. Потом поднимаюсь, включаю несколько ламп – и гостиную с кухней заливает мягкий розоватый свет. Мы с Люком всегда считали, что верхнее освещение слишком резкое и яркое, а лампы создают прекрасное настроение. Мы гордились, что так романтично оформили квартиру. Теперь эти размытые тени и сияние вокруг словно насмешка.
Грохаю телефоном о стол, будто могу достучаться до Адди, а потом с криком его швыряю. Экран трескается – конечно, трескается. Ну что я за дура!
– Глянь, что ты со мной творишь, Адди! – кричу я в пустоту дома.
Помню, в юности я не слушалась маму. Ох она и злилась, орала на меня как маньячка, когда я приходила домой. Помню, как высказывала ей это.
«Да ты чокнутая!» – кричала я и топала по лестнице в свою комнату, зная, что вскоре услышу мамины шаги, а потом она сообщит мне, что я наказана. Я вопила на нее и хлопала дверью так громко, как только могла. Иногда проделывала это несколько раз, много раз, визжа от ярости.
Будь мама жива, я бы позвонила ей и горячо извинилась за все, что заставила ее пережить. Будь мама жива, я бы рассказала ей это, мы посмеялись бы вместе, вспомнили мои самые худшие выходки. Потом я объяснила бы ей, что последнее время вытворяет Адди, и она бы дала мне материнский совет. Как же без нее одиноко.
Иногда я хочу крикнуть дочери: «Ты будешь скучать по мне, когда я умру! Еще как будешь!»
Становясь родителями, люди и впрямь превращаются в каких-то маньяков.
Экран телефона загорается, но это не Адди, а Люк.
– Она тебе звонила? – спрашиваю я.
– Нет, – устало вздыхает он.
Ему не нужно ничего произносить вслух, я и так знаю, какие мысли крутятся в его голове.
– Хотя я на нее жутко злюсь, все равно считаю, что не стоит следить за ее геолокацией. Адди нужна независимость. Нужна.
– Я с тобой согласен, ты же знаешь. Мне кажется, надо дать ей какую-то поблажку.
– Ни за что. Она ведет себя неприемлемо.
– Роуз. – Он снова вздыхает. – Это все из-за нас.
Я молчу.
– Из-за нас, и ты тоже это знаешь.
– Прошло два года, Люк, а разошлись мы задолго до этого, – возражаю я, но он прав.
– Детям тяжело дается развод.
И бывший опять прав, но мною владеет паника.
– Вдруг с ней случилось что-то ужасное? – Я повышаю голос и одновременно встаю. – А если ее похитили?
– Никто ее не похитил, Роуз. С ней все в порядке. Просто бунтует.
– Ты правда так думаешь?
Люк издает смешок – настоящий смешок.
– Я думаю, когда мы ее найдем, посадим под домашний арест, но с ней и правда все в полном порядке. Адди просто наказывает своих злодеев-родителей.
Иду в гостиную и ложусь на ковер между диваном и журнальным столиком, уставясь в потолок.
– Когда это мы стали злодеями? Никогда такими не были.
– Ну если сравнивать, я тебя уверенно обхожу, – в шутку заявляет Люк.
– А мы что – соревнуемся?
– Похоже, да. И я выиграл.
Зажимаю рот рукой, чтобы не засмеяться. Как тут смеяться? Адди пропала! Мы с Люком в разводе!
– Да уж, ты выиграл.
– Определенно. Я завел ребенка с другой женщиной, не с мамочкой Адди.
– Довольно злодейский поступок.
– Мегазлодейский.
– Подарю тебе на день рождения плащ и маску в доказательство твоих злодеяний и злодейских выходок.
– Я тебя опередил. Костюм суперзлодея у меня уже есть. Купил на распродаже на прошлый Хеллоуин.
За окном ревет сирена, потом стихает. Я хихикаю и не могу остановиться.
– Тогда куплю запасной, будешь носить, пока первый в химчистке.
Люк громко смеется. Такой смех у него я слышала задолго до развода.
– Где ты сейчас? – вдруг спрашивает он.
– Если хочешь знать, лежу на ковре возле дивана и смотрю в потолок. Когда ты ушел, я купила новый ковер, очень милый. Никогда не любила тот, с длинным ворсом, который ты схватил на распродаже. – Сквозь окна в гостиную пробирается ветерок. Я сажусь, облокачиваюсь на журнальный столик. Шторы тихо колышутся.
– Я скучаю по тебе, Люк, – даже не подумав, говорю я. – Не в том, конечно, смысле. Скучаю по твоим шуткам, по нашей дружбе… Мы ведь были хорошими друзьями.
– И я скучаю по нашей дружбе.
– Как считаешь, когда-нибудь мы сможем снова наладить отношения?
– Считаю, Адди наша дружба пойдет на пользу.
– Да и нам самим тоже.
Что я несу? Неужели говорю это серьезно?
– И я так думаю.
Наверное, серьезно. Может, просто потому, что мы с Люком пришли к согласию, а мы давно ни в чем не соглашались. Или вообще неважно почему.
Стучу по столику кулаком.
– Да где на хрен шляется Адди!
– Ого, доктор Наполитано! Следи за речью!
– Плевать на мою гребаную речь, все равно наша любимая дочь устроила
