Красная луна - Бенджамин Перси

Сотни раз Патрик на него смотрел, но никогда толком не замечал. А тут вдруг — раз! — и заметил. Так бывает, когда ищешь на полке затерявшуюся книгу, а потом пальцы сами неожиданно натыкаются на заветный кожаный корешок. Деревянные стены сарая потемнели от времени. Их оплетают почерневшие от мороза стебли, похожие на высохшие жилы. На двери замок. Ключа у Патрика нет, и в ход идет камень. Замок быстро слетает с подгнившей деревянной двери.

Мигнув, загорается оранжевым тусклая лампочка, но света она почти не дает. Патрик закрывает за собой дверь. От двадцатипятигаллонных цистерн в углу пахнет протухшими дрожжами. Возле стены стоит рабочий стол, точная копия того, что у них дома. Он завален стеклянными мерными стаканчиками, пузырьками, воронками, банками и кувшинами. Чашки Петри. Заржавленный микроскоп. Лампочка с шипением гаснет. Теперь комнату освещает только серый зимний свет, просачивающийся через окна.

На полке стоят черные папки и тетради. Знакомые квадратные буквы успели выцвести и расплыться. Патрик листает записи, просматривает непонятные заметки о дрожжевых клетках, областях распространения, коэффициенте дилюции, жидком растворе. В один блокнот вложены распечатанные электронные письма. Он бегло проглядывает их: ничего личного, сплошные химические термины. Патрик запихивает распечатки и блокнот в карман. Позже надо будет внимательно изучить.

На столе лежит засохшая бабочка, но, когда Патрик дотрагивается до нее, она рассыпается в пыль. Рядом с ней стеклянный контейнер с каким-то порошком, но порошок уже давно превратился в камень. На обрывке скотча значится: «металло…». Патрик берет в руки пластиковую бутылочку с плотно завинченной крышкой, внутри что-то бренчит. На этикетке написано «люпекс».

Что-то с треском ломается под ногой. Патрик заглядывает под стол, там лежит высохший труп собаки или волка. Бока ввалились, мех торчит клочьями. Он наступил на заднюю лапу. На морде у дохлой псины намордник, а на шее цепь, конец которой крепится к стене.

Отец занимался не только пивом, уж это, по крайней мере, очевидно.

И тут до него доносится какой-то звук. Словно кто-то шипит и плюется. Звук идет снизу. Взгляд Гэмбла падает на передатчик. В панике он прибавляет громкость, и сарай тут же оглашает голос Дэкера, искаженный радиопомехами:

— Внимание: всем отрядам быстрого реагирования подготовиться к немедленному отбытию! Повторяю: всем отрядам быстрого реагирования подготовиться к немедленному отбытию!

Патрику больше некогда думать об отце. Он бежит, петляя между бараками, разбрызгивая грязь. Из дверей и из-за углов выбегают другие солдаты. Все вместе они мчатся к колонне из четырех грузовиков.

Как и предполагал подполковник, их отправляют в Юкку. Там еще на рассвете началась перестрелка. Требуется подкрепление.

Патрик спешно надевает обмундирование, проверяет выделенное их взводу оружие: средний пулемет, тяжелый пулемет, ракеты, буксируемое орудие. Проверяет зазор между передним срезом затвора и дном гильзы в патронах: нужно удостовериться, что они не поменяли форму из-за погодных условий, иначе их может заклинить.

Солдаты выстраиваются возле своих машин. Четыре артиллерийских отряда, два вездехода, два бронированных грузовика. Дэкер идет вдоль строя и щелкает каждого по шлему:

— Конь бледный со всадником, имя которому Смерть. Вперед, господа!

Сегодня Высокий Человек наклоняется к Джереми близко-близко, его лишенное выражения мертвое лицо заслоняет всю комнату. Гладкая изуродованная кожа пестреет разными оттенками красного, розового, желтого.

— Ты хочешь спросить, но боишься. Тебе же интересно, почему я так выгляжу, да?

Обычно Высокий Человек спрашивает, а Джереми отвечает. Но что говорить теперь? Накажут ли его за неверный ответ?

Дыхание Высокого Человека с шипением вырывается из двух ноздрей-щелочек.

— Это случилось давным-давно. Тебя тогда еще и на свете не было. Я служил в чикагской полиции. Первый год. Нас отправили патрулировать улицы. А тогда как раз начались Дни Гнева. Ты же хорошо знаешь про Дни Гнева, а, Сейбер? Я читал твою книгу. Очень интересный образчик пропаганды. Ну а я — жертва этой самой пропаганды, маленькое примечание в одной из глав. Именно так и случается, когда звери принимаются играть в людей и срываются с поводка. Ты знаешь, что девятого октября тысяча девятьсот шестьдесят девятого года возле здания Капитолия взорвалась бомба. Погибли люди, было много раненых, на место происшествия сбежались полицейские и зеваки. Надо отдать ликанам должное: превосходная приманка. Я как раз вытаскивал из машины пострадавшую женщину, и тут взорвалась вторая бомба. Мы оказались посреди моря горящего бензина. Бах!

Он откидывается на стуле и кладет ногу на ногу. Острые колени выпирают из-под черной ткани. Возможно, Высокий Человек улыбается, нельзя сказать наверняка. Голос у него спокойный, тон почти дружеский. Будто он предается воспоминаниям в компании старого приятеля.

— Ты не поверишь, но ведь когда-то я был красавцем. А еще… тебе это понравится, очень понравится. В моем теперешнем состоянии повинен твой ныне покойный отступник-шурин. Именно он устроил те взрывы. Да. Причем он так и не понес за это наказания, но правосудие все равно восторжествовало. Я об этом позаботился.

Высокий Человек еще явно не закончил свою речь, но тут раздается стук. Он даже не успевает развернуться, как дверь открывается и входит охранник.

— Сэр, к вам Август Ремингтон.

В камеру тут же проскальзывает коротышка, этакий тюфяк на ножках. Светло-серый костюм, красный галстук. Свет ламп отражается в его очках, играет на лысине.

— Значит, вот он, наш приятель, во всей красе, — говорит незнакомый Ремингтон, кивая на Джереми.

Высокий Человек встает. До чего странно смотрится он рядом с коротышкой: эта парочка смахивает на отражения в кривом зеркале. Они не пожимают друг другу руки, не здороваются. Непонятно, то ли из неприязни, то ли только что виделись.

— Время процесса назначено, — говорит коротышка. — Его будет судить трибунал.

— Военный суд? Но при чем здесь армия?

— Акт военной агрессии. Такова формулировка. Процесс состоится через неделю. Я сделал все, что было в моих силах, чтобы оттянуть сроки, но увы. Кто-то у вас проболтался. Журналисты взялись за дело. Американский союз защиты гражданских прав поднял крик. Неправомерное задержание, длительное одиночное заключение, предположительно допрос с применением насилия и прочая ерунда. Вся эта правозащитническая чушь.

— Ну не зря же приняли Патриотический акт, — ухмыляется Высокий Человек.

— Передо мной вам как раз не надо отчитываться в своих действиях. Просто имейте в виду: вся информация, которую вы вытянули из обвиняемого, мигом превратилась в неприемлемые для суда доказательства. Вы ведь даже не предложили ему воспользоваться услугами адвоката.

— Никто и не собирал никаких доказательств для суда.

Август переводит глаза с Высокого Человека на Джереми, а потом оглядывается на открытый чемодан на полу, где лежат сверкающие инструменты.

— Ну, тогда надеюсь, что вы тут хоть повеселились. Однако теперь веселью конец. СМИ собираются сделать из него мученика.

Высокий Человек отходит к противоположной стене и отворачивается к ней, словно перед ним окно, из которого открывается захватывающий вид.

— Интересно, — многозначительно говорит он, — кто проболтался прессе?

Но Август как будто и не слышит. Поддернув брюки и крякнув от усилия, он усаживается на складной стул напротив Джереми.

— Завтра ему предъявят официальное обвинение по одиннадцати пунктам. Это все, что я знаю. И перевезут в тюрьму для особо опасных преступников в Колорадо.

— А еще мне интересно, — хмыкает Высокий Человек, по-прежнему уткнувшись лицом в стену, — как так получилось, что процесс совпал по времени с выборами? Очень интересно. Весьма.

— Ну, в жизни вообще много интересного. Вот, например. — Август оглядывает содержимое чемодана и задумчиво шевелит пальцами. Его рука напоминает паучью лапу. Наконец Ремингтон берет скальпель, взвешивает его в руке и улыбается Джереми. — Вы позволите?

Глава 41

Когда Клэр включает ноутбук, она всегда первым делом просматривает новости о Республике и Сопротивлении. Время от времени появляются сообщения о вездеходе, подорвавшемся на самодельном взрывном устройстве, или о смертнике, пронесшем бомбу на заставу американцев. Девушка всегда медлит, замирает с рукой на мышке: ей страшно прокручивать страницу вниз и смотреть номер батальона. И каждый раз, проверив фамилии погибших, она облегченно вздыхает.

Сегодня Клэр не медлит. Она сидит в дальнем углу библиотеки, и никакие сомнения ее не гложут. Что написано в статье, девушка понимает, едва взглянув на заголовок. Белые буквы на красном фоне в самом верху страницы кричат: «Экстренные новости: глава Сопротивления обвиняется по одиннадцати пунктам».