Молли Блэкуотер. Остров Крови - Ник Перумов

Всеслав молчал, глядя на прижавшегося к земле имперца. Не мальчишка, опытен, бывал, силён. Настоящий враг. И даже сейчас хоть и растерян, а всё равно зыркает по сторонам, прикидывает, верно, как кустами уходить в случае чего. Нет, приятель, никуда ты не денешься. Рыпнись только – всей твоей резвости мне на два прыжка хватит, ну а Волке на один.

– Тихо вы все! – вдруг прикрикнула на них старая Анея. И вытянула руки, крючковатые пальцы словно когти, готовые вот-вот сомкнуться на вражьем горле. И руки её задвигались, пальцы быстро-быстро зашевелились, словно у мастера-горшечника над куском глины. Быстро крутится гончарный круг, а пальцы выводят сложный профиль того, что скоро станет праздничной, а может, и обрядовой посудой.

Ловки пальцы Анеи Вольховны, старшей из внучек самого Змия Полозовича. Мнут и придают форму незримому, и Всеслав, сам оборотень, то есть хоть и не совсем настоящий маг, ощущал тянущиеся куда-то вдаль невидимые нити.

Увидит, узнает, что делать, – скажет.

Какое-то время казалось, ничего не происходит, Анея Вольховна всё творила свои непонятные пассы, Предслава с озабоченным видом старалась при этом смочить ей виски и лоб, словно старую колдунью одолевала лихорадка.

А потом Анея Вольховна вдруг резко выпрямилась, напряглась, одеревенела. И лицо у неё сделалось словно у старого деревянного идола – тёмное, замершее, неживое. Руки застыли, и обмершему Всеславу показалось – с них капает кровь.

Захлопотала вокруг старшей сестры Предслава, однако дочь Вольхи Змиевича уже разворачивалась, и горящий её взгляд упал на разом сжавшегося имперского сержанта.

– Ты! – каркнула она на языке Королевства. – Встань и иди!

Сержант не успел как следует испугаться, когда руки и ноги отнялись и зажили своей жизнью. Его рывком вздёрнуло с земли, и он вдруг ощутил, как бегом бежит вниз по склону, туда, к высокой каменной ограде.

Попытался остановиться – тело не слушалось, совсем. Попробовал крикнуть – язык и гортань отказались повиноваться. Он словно сделался пленником в собственном теле, сторонним наблюдателем, и всё, что он мог, – просто смотреть.

Но смотреть ему дозволялось только туда, куда поворачивались его глаза. Даже над ними у него не было власти.

Вот и каменная ограда. Сейчас должны окликнуть. Из горла вырывается хрип – нет, ничего оттуда не вырывается, вообще.

Часовой. Вскинутая винтовка. Форма вроде егерская… а вот петлицы незнакомые. Что за эмблема? Нетопырь? Это какой полк, чёрт побери?

– Стой! Стой, стрелять буду! – рявкнул стрелок наверху ограды. Глаза у него сделались сощуренные и злые. – Что, ещё один дезертир? О, из того же полка, что и тот ненормальный? Как вы тут, проклятие, оба очутились?!

Сержант попытался что-то сказать, но лишь услыхал срывающиеся с его собственных губ слова:

– Начальника караула… мне нужен начальник караула! Срочное сообщение!

– Ага, – хмыкнул егерь со странными петлицами, – начальника караула тебе. Нашивки у тебя мастер-сержанта, да вот только они уже ничего не значат, ты свой полк оставил, дезертировал! И ты, и этот твой кочегар! Сбежать хотели, на юга податься, ан корабль-то вас сюда привёз вместо столичного порта! А ну давай двигай в обход, к воротам!.. Будет там тебе старший караула.

Ноги сами понесли мастер-сержанта в указанном направлении.

Ведьма, в панике думал он или, вернее, пытался думать. Ведьма околдовала, совсем, целиком, полностью! Господи, это что же, навсегда?!

Он и не заметил, как оказался у тех самых ворот. Трое егерей и четвёртый, с парой лейтенантских розеток на погоне, надо понимать, искомый начальник караула.

– Ещё один дезертир, сэр!

– Вижу. – Лейтенант был немолод, усат, явно выслужился из таких же сержантов. Быть может, полевой патент. – Ещё один, значит. И много вас ещё там в лесу прячется, солдат? Скольким надоело хлеб Её Величества есть, а каторжная похлёбка в Новом Южном Уэльсе вдруг наваристой показалась?

– Имею… сообщить… чрезвычайно… важное… – Мастер-сержант слышал свои собственные слова как абсолютно чужие. Оно и понятно – не он их произносил.

– Все вы имеете сообщить, – равнодушно сказал лейтенант. Это было равнодушие профессионала, для которого неожиданная, нештатная ситуация обернулась, по сути, самой настоящей рутиной. – Этот парнишка, что первым прибежал, тоже «имел сообщить». Ну вот, сидит в подвале, крысам, наверное, сообщает. А ты, солдат, значит… – Лейтенант извлёк на свет божий записную книжку в кожаном переплёте и прикреплённый к ней тонкой цепочкой карандаш в стальном футляре. – Двенадцатый бронепехотный полк, первый батальон, вторая рота.

Чёрт бы побрал все имперские знаки различия с их шифровками, подумал вдруг мастер-сержант.

– Имя!

Он открыл рот и вновь его закрыл. Почему-то он не мог его вспомнить. Вот совсем. Смыло начисто.

– Имя, солдат! – уже с раздражением повторил лейтенант. – Язык проглотил? Память отшибло?

Отшибло, так и захотелось сказать мастер-сержанту. Но вместо этого он выдал нечто совсем другое:

– Сэр, на острове… варвары!

– Ну и выдумщик. – Лейтенант не улыбался. – Советую тебе, солдат, если не желаешь угодить под трибунал за дезертирство и трусость, отвечать на мои вопросы прямо, быс…

– Сэр, – вдруг резко вскинулся один из караульных. – Смотрите, там… выше по склону!..

Там, презрительно высунувшись из низкого сосняка, замерла огромная седая медведица, о которой в Горном Корпусе ходило столько легенд.

– Седая… – выдохнул лейтенант, сощуриваясь так, что глаза сделались точно узкие смотровые щели. – Но как?..

– Боевая тревога! – гаркнул он тотчас. Растерянность не длилась и пары секунд. – Караульный взвод, в ружьё! Ты, солдат! Сколько тут варваров?

– Четверо, – слетели с губ сержанта чужие слова. – Я видел четверых, сэр!

Затопали сапоги. Караульный взвод лихо, чётко и быстро выстраивался подле ворот.

– Кто они? – Лейтенант в упор глядел на мастер-сержанта, ноздри его раздувались. – Это ведь Седая, так? Кто ещё с ней?

– О… оборотни, – не своими словами ответил сержант. – Волк и медведь. Огромные! Сэр, я…

– Райли и Уэлш, отведите в камеру, – резко перебил его лейтенант. – Потом разберёмся.

– Я же говорил… – начал было сержант – точнее, начали его губы, – однако его вместо ответа пихнули стволом в спину: шагай, мол.

Он зашагал, чувствуя, что ноги вроде уже не настолько чуждо-деревянные. Но язык с гортанью ему по-прежнему не повиновались.

Перед ним распахнули узкую железную дверь, бетонные ступени вели вниз, в темноту.