Молли Блэкуотер. Остров Крови - Ник Перумов

Наконец-то. Свирепое долгожданное чувство свободы, свободы от всего – конец всем расчётам и выжиданиям, вот он, честный бой!..

Солдаты, мельком успел заметить Медведь, меж тем направились совсем в другую сторону, прочь от них с сестрой. Не зря подняла тревогу старая волшебница, отвела глаза страже, открыла им путь!..

Вот он, стремительный их бег, когда они мчатся напролом сквозь низкое примученное редколесье, мчатся двумя живыми снарядами, не боясь ни пули, ни пламени. Там, впереди, рос и ширился шум не шум, крик не крик – смесь воплей, команд, выстрелов, визга, низкого рыка.

Полный хаос, как и обещала Анея Вольховна.

Они чётко знали сейчас, куда поспешать и куда направляться. Помогает старая Вольховна, дивное чародейство затеяла она, дивное и страшное, как и вся сила её; одна попытка у них с Волкой, одна-единственная, нельзя ничего испортить, нельзя подкачать!

Огромными скачками они приближались к каменной ограде. Настоящая стена, какую и вокруг града пустить не стыдно; такую не перескочишь ни с какого разбега, но почему-то сейчас Всеслав ничуть не сомневался – преграду они возьмут.

И точно – вот он, заплот, высоченный, наверное, добрых полторы сажени[16]; всё ближе, ближе, давай прыгай, братец!

Медведь оттолкнулся на бегу, уже ощущая странную и непривычную лёгкость в теле. Оттолкнулся и словно поплыл по воздуху, оставляя позади зубчатый верх преграды, опутанный колючей проволокой; лёгкость покинула его в тот же миг, как он взял препятствие, и Всеславу почудилось вдобавок, что он слышит тяжкий вздох Анеи Вольховны, – нелегко, наверное, было ей удерживать их вдвоём, и его, и Волку…

Лапы тяжело ударились в камень. Двор, весь замощённый, чисто выметенный, похоже, даже вымытый, словно в жилой избе. Тянутся ровные зеленеющие клумбы, причудливо разукрашенные фасады – завитушки, статуи и бюсты в нишах, гирлянды гипсовых цветов и фруктов под вычурными эркерами.

И кровь, кровь на неправдоподобно чистеньких, отполированных гранитных плитах. Кровавые следы, тянущиеся к распахнутым железным воротам, поверх которых странная эмблема – нетопырь, сжимающий когтями кракена.

Ага, как же. Ихнему теляти да нашего волка скушати.

Выстрелы загремели совсем рядом, но – за каменной оградой, вовне двора.

Не мешкаем! Вниз!..

А «вниз» – это означало прямо насквозь через парадные двери роскошного особняка.

Мастер-сержант на ощупь пробирался по тёмному узкому коридору. Он знал, что ему надо попасть в какое-то совсем иное место. Почему и для чего – неважно. Просто попасть.

И сейчас он брёл от одного тусклого газового рожка к другому. Он не сомневался, что где-то должен найтись проход. Куда именно?.. Опять же неважно. Ему это знать не положено.

И проход на самом деле отыскался! Мастер-сержант навалился на какой-то рычаг, торчащий из стены, раздалось шипение пара, стальные створки разошлись.

Он шагнул внутрь.

Какие-то тамбуры, переходы… полумрак… но его цель всё ближе и ближе.

– Стоять! – На пути выросла тёмная фигура, в руке револьвер, за спиной маячит ещё одна.

Мастер-сержант очень хотел сказать, что он свой, что он не виноват, что это всё та проклятая ведьма, и не смог выговорить ни слова.

– Ещё один, Томас, – мрачно сказал второй охранник. – Слышишь, что наверху-то делается? А ты, приятель, стой и не дёргайся. Разберёмся с то…

В голове у мастер-сержанта словно взорвалась осколочная граната.

Его будто швырнуло прямо на стража с револьвером, руки обрели мощь поршней в паровой машине, вцепившись охраннику в горло.

Что-то затрещало, человек захрипел; грянул выстрел, пуля свистнула над плечом, а мастер-сержант, задыхаясь от отчаяния, – он ведь всё сознавал, но сделать ничего не мог! – швырнул тело прямо на второго стражника.

Тот повалился, ещё одна пуля ушла в потолок; сержант со всей силы наступил каблуком тому на кадык.

Всё, последняя дверь.

Он дошёл.

– Ох, сестра, что же ты творишь… – шептала Предслава, без устали смачивая лоб и виски Анеи Вольховны приберегаемым всю дорогу снадобьем.

Она чувствовала страшное и тёмное колдовство Старшей. То колдовство, на которое никогда не решилась бы сама… ай, нет, чего себе-то врать: на какое никогда не хватило бы ни силы, ни умения.

Анея-Анейка, великая чародейка…

Мала была Предслава, а запомнила, как сестрица Добра про Старшую говаривала.

И не столь велика разница в годах у сестёр, она, Предслава, по-прежнему хоть куда, и молодые парни, и бородатые мужчины заглядываются, но не потому, что и впрямь молода, по годам-то правнуков женить да замуж выдавать, с клюкой ходить, как всякой иной старушке, – магия сберегает, светла она, чиста; Добра куда старше выглядит, хоть и врачевательница, – ну так им, лекарям, тоже в бездну заглядывать приходится, других спасая; ну, а про Анею и говорить нечего.

«Пять жизней прожила».

Это тоже Добронега, когда порой наедине с нею, Предславой-младшей, начинала старшую сестру жалеть.

«Пять жизней прожила, по таким тропам ходила, которые нам с тобой никогда не откроются».

Пять жизней прожила…

Шептала Добронега, что на тропах тех даже время само иначе тянется. И до Анеи Вольховны дерзал туда ступать один только сказочный дед их, Змий Полозович.

Вот и состарилась Анея, сестрица старшая, на себя труды да тяготы других принимая, покуда она, Предслава, медведицей по лесам скакала…

Жуткое чародейство это – душу у пленника отнять, воли лишить да своими заменить. Чтобы, если надо, и на смерть бы пошёл, не дрогнув. Никто, никто в Новых Землях таким не владеет, одна только Анея. И видно, чего это ей стоит – краше в гроб кладут, честное слово.

Нельзя вставать в такие мгновения на пути ведуна или ведуньи. Не поможешь ничем; навредишь только.

Предслава держала наготове кривой ножичек – вскрыть себе вену, помочь сестре даже и собственной горячей кровью, буде понадобится.

И некем тебя заменить, сестрица милая. Мало по наследству свой дар передать – ты и передала, да только оказался он совсем иным.

Далеко на севере и племянница моя, Зорица, Анеи Вольховны дочь единственная, – лучшая повитуха всех земель, от западного моря до восточного и от Полуденных гор до мёртвого льда на самом севере. Сколько жизней спасла и роженицам, и младенчикам – не сосчитать!..

Велик её дар, да только на одно лишь направлен. Оттого, говорят, и редко видятся они – тяжко кроткой Зорице видеть материны труды, тяжко и Анее видеть в дочери не защитницу земель, а…