Когда звезды чернеют - Пола Маклейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На всякий случай я поставлю в известность департамент шерифа — пусть убедятся, что мы ничего не упустили.
— Но почему Кэмерон ни разу не пришла ко мне? Не рассказала, что происходит?
Я бы хотела дать ей какое-то простое объяснение, но его не существует.
— Не исключено, что она не помнила. Такое часто случается. Ее подсознание могло выдавить эти события, чтобы помочь их пережить. И даже если она помнила, возможно, ей было слишком стыдно рассказать. Чаще всего жертвы насилия винят себя. Им кажется, что к такому результату привели какие-то их собственные поступки. Это одна из самых сложных для понимания частей картины. И одна из самых печальных.
— Я ее не защитила. — Эмили говорит слабым и опустошенным голосом. — Я ее подвела.
Беру ее за руку. Как бы я хотела знать способ повернуть время вспять, для нее и для Кэмерон… И для себя. Я чувствую, как между нами разрастается горе.
— Эмили, вы никогда не хотели причинить ей вред. Вы просто не видели. А может, не могли. У вас ведь есть собственные шрамы. У всех они есть. — К глазам подступают слезы, но я их не сдерживаю. — Еще есть шанс помочь ей. Начните прямо отсюда.
Эмили приваливается ко мне, чему-то покоряется. Возможно, всему. За ее плечом, в другом конце пляжа, перекрикиваются сквозь ветер другие участники поисков. Впереди — Гектор. Он целеустремленно шагает. Море штормовое, черная вода строит террасы с белой тесьмой.
— О’кей, — говорит она, глотая воздух.
— О’кей, — говорю я, и мы стоим там, вместе и одинокие.
Глава 58
Нелегко оставить Эмили у ее дверей после такого дня, но Трой дома, и я понимаю, что им нужно поговорить.
— Звоните в любое время.
— Спасибо, Анна. Во всем этом нет ничего хорошего; я даже не уверена, что справлюсь с такими новостями. — Ее голос дребезжит, как тонкая струна. — Но я знаю, что вы стараетесь помочь. Что Кэмерон вам небезразлична.
— Да.
* * *
Я еду обратно, в сторону городка, когда мимо проезжает машина Уилла. Вижу в зеркале, как он съезжает на утоптанную площадку; сама нахожу подходящее место на обочине, ставлю машину и выхожу, чтобы встретиться с ним на полпути.
— Анна, я тебя всюду ищу. Одна из групп в Монтгомери-Вудс нашла несколько вещей Шеннан: один ботинок, браслет, сумочку с парой сотен долларов… Так что это не ограбление, но мы и так это знали.
— А отпечатки?
— К сожалению, ничего. Еще там был фотоаппарат. Тоже никаких полезных отпечатков, но мы извлекли пленку и, возможно, что-то выцепим из меток даты и времени.
У меня начинает ныть основание черепа, как будто там давят настоящие руки. Я стараюсь не обращать внимания.
— Где снимки сейчас? Я могу их посмотреть?
— Конечно. Я сделаю для тебя копию. Я сейчас еду навстречу Дрю Хейгу и технику с полиграфом. Если захочешь поехать следом…
— Захочу. Но должна тебе сказать, что сегодня утром у меня был долгий разговор с Эмили. Похоже, ее отец вполне мог быть тем давним насильником Кэмерон.
— Ты рассказала ей о своих подозрениях?
— Да.
— И как она сейчас?
— Здорово потрясена. Позаботься, чтобы техник обязательно спросил Дрю о праздниках в Малибу. Отца зовут Эндрю Хейг, живет в Боулинг-Грин, штат Огайо. Эмили говорит, что он больше не путешествует, потому что ее мать тяжело больна, но нам все равно нужно его исключить.
— Ясно. Давай состыкуемся попозже. И тебе нужно немного отдохнуть, если сможешь. Ты ужасно выглядишь.
— Уилл, мне плевать, как я выгляжу. Мне нужны фотографии.
Он не особо хочет отступать.
— Я так понимаю, что настаивать бесполезно?
— Именно.
* * *
Получив фотографии из камеры Шеннан, я сразу раскладываю их на полу в своем домике и ищу в изображениях следы или улики. Большинство — дурацкие, спонтанные снимки: голая ступня Шеннан с изогнутым одуванчиком между пальцев, упаковка пива на траве. Смазанный пейзаж, который мог быть чем угодно и снят где угодно. Нога Шеннан, вероятно, снятая случайно.
Сверчок топчется вокруг, а я чувствую, как во мне начинает расти досада. Мне казалось, что-нибудь немедленно выскочит, однако все фотографии одинаково безобидны — даже снимок, где Шеннан, похоже, в той самой таинственной кроличьей куртке, с распущенными и взъерошенными волосами, цинично щурится в камеру. Дата снимка — май этого года, почти за месяц до исчезновения. Правда, невозможно узнать, кто ее фотографировал. Тот же мужчина, который подарил ей куртку и камеру (или что-то одно)? А может, она их украла? Может, это все тупик, а фотографии ничего и ни для кого не значат, даже для Шеннан, будь она еще жива…
Уилл занят весь день, и я решаю съездить в Комптч поговорить с Тэлли. Наверное, это пустая трата времени. У нее определенно нет хрустального шара, и вряд ли она постигнет суть этих снимков лучше, чем я. Но сейчас мне нужно действовать, двигаться, идти по следу, даже если он тупиковый.
Мы со Сверчком приезжаем после двух и застаем Тэлли в саду. Она подвязывает плети винограда, готовя их к зиме.
Ее лицо над воротом зеленой флисовой куртки розовое и обветренное.
— Я честно не знаю, зачем приехала, — откровенно признаюсь я, когда она подходит и снимает толстые рабочие перчатки. — А вы знаете?
Она искоса смотрит на меня, улыбается.
— Наверное, в прошлый раз я недостаточно вас напугала. Интересно…
На ее крыльце стоят два широких плетеных кресла; там мы и сидим рядышком, пока она перебирает фотографии.
— Что-нибудь бросается в глаза? — спрашиваю через секунду. — Это та куртка из вашего видения?
— Похоже, да. — Она подается вперед. — Бедная девочка… Больно думать, что она пережила.
— Знаю. Мне тоже. Но если нам удастся вычислить, кто ее убил, этот след может привести нас к Кэмерон. Чутье подсказывает мне, что эти девушки связаны.
Тэлли кивает.
— Мне тоже. Или это просто надежда. — Она снова перебирает снимки, уже медленнее. — Сейчас, когда я вижу эту куртку, то думаю, была ли для Шеннан эта вещь очень личной, любимой. Может, поэтому она попала в мое видение… Не знаю.
— Ничего страшного. Я буду думать дальше. Может, что-нибудь щелкнет.
* * *
Я собираюсь уходить, но она спрашивает, не хочу ли я заглянуть с ней в амбар, проверить одного из новорожденных.
Сверчок бежит впереди, через двор, потом на огороженное пастбище, где высокая трава прошита астрами и синими колокольчиками, последними цветами сезона. Амбар старый, но крепкий. Тэлли толкает большую дверь, и со стропил взмывают
