Когда звезды чернеют - Пола Маклейн

— Милый, я думаю, Анна спрашивает, мечтала ли Кэмерон о такой жизни. Ну, как бывает в вашем возрасте, когда ребята хотят путешествовать по миру, стать знаменитыми, встречать интересных людей… Сделать что-то удивительное.

Грей моргает. Его ресницы тронуты тушью. Макияж легкий, почти незаметный.

— Конечно, иногда мы об этом разговаривали. Ее мама всегда плохо отзывалась о Голливуде, о жизни красавицы-знаменитости, но иногда мы с Кэмерон говорили, как было бы здорово, если б нас открыли, как Эмили. Если б у нас было достаточно денег, чтобы поехать вместе, куда захотим. Разве не всем этого хочется?

— Я еще никогда не встречала подростка, у которого бы не было таких фантазий. Неважно, насколько нереальными или далекими они кажутся. Чем жестче реальный мир, тем важнее становятся мечты. Понимаешь, о чем я?

— Все эти штуки, от которых она страдала? Родители все время врут, и еще кусочки воспоминаний возвращаются…

Я ободряюще киваю.

— Да. Это вполне логично, верно?

Стул Ди Энн скрипит. По выражению ее лица видно, что Грей не рассказывал ей ни о ситуации у Кэмерон дома, ни о результате визита в клинику. Но она не отстраняется и не возмущается. Возможно, она чувствовала тьму, которую несла в себе Кэмерон.

— Мечты могут рассказать нам о многом, — продолжаю я. — Они — своего рода карта внутренней жизни. Иногда думать о том, кем мы однажды можем стать, это единственный способ преодолеть ту реальность, в которой мы живем.

Взгляд Ди Энн нежен.

— Например, когда плохо подходишь для маленького городка, где никто не выглядит и не думает как ты, сынок.

Я не могу ею не восхищаться. Она воспитывает сына в одиночку. Грей ни разу не упомянул отца, но Ди Энн, похоже, хорошо справляется сама. По крайней мере, в одном. Она старается встретить сына там, где он есть, принимая его, пока он ищет свой путь, любя его.

— Наверное, да, — тихо отзывается Грей.

— Мечтать — это храбрость, — говорю я. — Иногда они все, что у нас есть.

* * *

После беседы с Греем я еду в лес у Джаг-Хендл, надеясь отыскать хотя бы фрагменты нужных ответов. Сверчок торопится вперед, словно давно знает дорогу; наконец ныряет в разрыв между деревьев. Утреннее солнце пробивает лесной полог копьями. Лучи сверкают на десятках паутин, превращая их в бриллианты. Одни размером с кленовый лист. Другие крошечные, усеянные жемчугом росы, будто гамаки или крылья фэйри[54]. В таком месте можно поверить во что угодно: в цивилизации, живущие под шляпками грибов, в то, что законы природы здесь бессильны или неважны.

Пока Сверчок изучает местность, засовывая нос под низкие изогнутые ветви, я провожу собственную неторопливую разведку. Для каких-то физических следов прошло слишком много времени, но то, что получается отыскать, глубже и тоньше. То, что можно не столько увидеть, сколько почувствовать. Перевожу взгляд с одной ветви на другую. Где в тот день стояла Кэмерон, здесь? Или здесь? Чего она желала, когда смотрела вверх, а ее лучший друг наводил объектив? Кто появился, чтобы подтолкнуть ее надежду? Как он впервые дотянулся до девушки?

Мне трудно представить себе крючок, который появляется из пустоты: мужчину, останавливающего Кэмерон на улице после школы и спрашивающего, не хочет ли девушка стать моделью. Даже при всем ее отчаянии и испорченных личных границах, разве она не расскажет Грею о том, что собирается делать? И в любом случае, если именно так хищник привлек ее внимание, а потом поманил щедрыми обещаниями, может ли человек, которого мы ищем в последнее время — лесничий или сотрудник заповедника, хорошо знающий эти территории, — убедить Кэмерон, что эти снимки приведут ее к успеху или даже сделают знаменитой? Как связаны эти два элемента, если вообще связаны? Или мы ошибаемся насчет лесничего, и я сделала ставку на какие-то бредовые домыслы? Проследовала по ложному пути к месту, которое ничего не значит?

«Поговори со мной, Кэмерон. Пожалуйста». Но только Сверчок шуршит; ее шерсть пестрит на солнце, а вокруг пари́т, не ложась на землю, белая пыльца.

Глава 56

Когда Иден умерла в сентябре 1975 года, мы похоронили ее на кладбище Эвергрин, на семейном участке Стрейтеров, рядом с матерью и отцом Хэпа, его бабушкой и дедушкой, дядями и тетями. Даты на камнях уходили в прошлое. Еще до 1850-х.

Хэп не произнес надгробную речь — сказал лишь несколько слов на поминальной службе. Он не хотел, чтобы люди собирались в доме с утешениями, не хотел носить костюм дольше необходимого. Он просто хотел быть в лесу.

После мы отправились в заповедник Ван-Дейм, только он и я. В папоротниковый лес. Мы шли, особо не разговаривая. Что тут было сказать? Шли час с лишним без отдыха, пока не достигли затененного места у реки. Там мы сели на большой плоский камень и сидели бок о бок, просто глядя на воду.

— Я когда-нибудь рассказывал тебе о мальчишке, который случайно выстрелил в своего брата?

Я покачала головой. Даже если б я уже слышала эту историю, то все равно сказала бы «нет». Я бы сделала все, что угодно, лишь бы Хэп говорил. Годился любой рассказ. Любой урок. Я нуждалась во всех.

Мальчишкам было шестнадцать, сказал мне он. Джейк и Сэм Дугласы. Близнецы. Сначала ему сообщили только об их пропаже после пешей прогулки. Мать привезла их сюда, в заповедник Ван-Дейм, а потом перепугалась, когда они не вернулись на парковку через три часа.

Группа Хэпа вышла в тот же день, до темноты, но вернулась с пустыми руками. На следующее утро он собрал больше людей и вернулся в лес. Заповедник занимал восемнадцать сотен акров, с десятимильной тропой вдоль Литтл-Ривер, которую чистили и обслуживали. Мать мальчишек настаивала, что у них не было причин забрести в глушь, но на всей протяженности тропы ничего не нашли. Ни в карликовом лесу с губчатой после недавнего дождя почвой. Ни в рощах чахлых кипарисов, ни среди рододендронов, ни в кедровнике.

Только к вечеру второго дня один из лесничих заметил ярко-синюю рубашку в хорошо скрытой полости в стволе мамонтового дерева. В маленькой пещере, где корневая система раскрылась, как потайная дверца. В тесном внутреннем пространстве нашли Сэма Дугласа, онемевшего, оглохшего и полностью дезориентированного. Под ним лежал его брат Джейк, истекавший кровью от пулевого ранения в бедро, едва не оторвавшего ему ногу. По-видимому, мальчишки, стащив пистолет деда, решили потренироваться в стрельбе. И пистолет выстрелил в руках у Сэма. Растерявшись, парень затащил тело брата в пещеру под деревом и