Возрождение любви - Бобби Хатчинсон

При первых родах у нее было сильнейшее кровотечение, потребовалось переливание крови. Даже при тогдашних самых современных возможностях медицины ребенок умер.

Какие же будут возможности у нее и у ребенка выжить в это время и в этом мире, когда они еще понятия не имеют о кесаревом сечении и никто, кроме нее, ничего не знает о переливании крови?

Подавленная, охваченная ужасом, она согнулась, ее руки поглаживали хрупкую плоть, которой она и Майлс дали жизнь, ради спасения которой она готова отдать все, что в ее силах, даже собственную жизнь.

Ребенок… Она и Майлс своей любовью друг к другу зачали новую жизнь. Как никогда раньше она затосковала по своему мужу, ей так захотелось поделиться с ним этим чудом, чем бы оно ни закончилось. Потребность в Майлсе превращалась в агонию.

– Майлс, – вслух простонала она. – О Майлс, ты мне так нужен, я ужасно нуждаюсь в тебе!

– Ш-ш. – Мадлен погладила ее волосы, давая возможность голове Пейдж успокоиться на ее коленях. – Скоро война кончится. Сегодня метисы победили, одержали великую победу. Они победят еще раз, и англесы отступят. Правительство признает наш народ, и наступит мир.

Ее голос звучал нежно и гордо, как всегда, когда она говорила о своем муже.

– Так мне сказал Габриэль. Он обещал мне, что вам не причинят никакого вреда. Вы заложница – во время войны метисы всегда брали заложников для обмена. Но как только будет одержана окончательная победа, вас в целости и сохранности вернут в Баттлфорд к вашему мужу. Габриэль дал слово.

Мадлен ошибалась. Пейдж подумала о последней кровавой битве, которая произойдет здесь, в Батоше, о которой она помнила из учебников истории, и дурное предчувствие заставило ее вздрогнуть. Скорее всего, они все погибнут в этой битве за Батош. Метисы потерпят поражение, Райела его мечты приведут на виселицу, Габриэль сбежит в Соединенные Штаты. Она напрягла свою память, пытаясь вспомнить, читала ли она о том, что случилось с Мадлен, но ничего вспомнить не могла.

Она должна остановить это, с безумной решимостью подумала Пейдж.

Однажды она сказала Майлсу, что историю нельзя изменить, но, может быть, она ошибалась. Она должна сделать последнюю попытку убедить Луи Райела, что он должен сдаться до того, как произойдет то последнее кровавое поражение, которое зафиксировала история.

Она подняла голову с колен Мадлен и встала.

– Я должна немедленно поговорить с Луи.

Мадлен, нахмурившись, посмотрела на нее.

– Он там, с народом. Он все еще произносит речи.

– Я подожду.

Должны же быть какие-то пути образумить его! Она просто должна живой вернуться в Баттлфорд!

В ту же ночь она говорила с Райелом, сначала спокойно, вновь ссылаясь на то, что помнила из учебников истории о битве при Батоше, о кровопролитии и окончательном поражении метисов.

Райел слушал ее не двигаясь.

– Мы должны продолжать, – единственное, что он сказал.

В конце концов она утратила всякое терпение и заорала на него, что, если он будет продолжать это восстание, его повесят. Он посмотрел на нее с грустной всеприемлющей улыбкой жертвы.

– Конечно, меня повесят, мадам, – сказал он так, словно разговаривал с ребенком.

– Ладно, прекрасно, продолжайте и кончайте самоубийством, если вы выбрали себе такую судьбу, – бушевала она. – Только не тяните с собой всех нас. Вы хотите умереть – это ваше дело, но вы не имеете нрава заставлять всех этих женщин и детей страдать ради ваших безумных идей. У вас есть двое детей, Джиджет в любое время должна родить вам третьего, вы должны эвакуировать сейчас город, отправить женщин и детей куда-нибудь в безопасное место.

Он просто прикрыл глаза и начал молиться – таков был его ответ почти на все. Она почувствовала себя так, словно ударила его по голове чем-то тяжелым.

Она напомнила себе, но слишком поздно, что Луи Райел душевнобольной, по всей видимости, у него шизофрения. Разумные доводы на него не действуют.

Спустя семнадцать дней, перепуганная до полусмерти, свернувшаяся на холодном грязном полу рядом с мучающейся Джиджет, Пейдж в отчаянии вспоминала все, что она высказала в ту ночь Райелу, гадая, что еще могла сказать, чтобы урезонить его.

Вероятно, ничего, в отчаянии признала она.

После ее обращения к Райелу двенадцать дней прошли в Батоше в зловещей тишине.

Метисы праздновали, уверенные в том, что они победили врага.

Потом стали прибегать разведчики с донесениями, что английский генерал приближается к деревне с восемьюстами пятьюдесятью солдатами.

Габриэль собрал армию в двести пятьдесят человек – жалкое сборище из стариков, мальчишек, индейцев и его верных охотников на бизонов. У Дюмона не хватало боеприпасов, но он обладал умением воевать в прерии, и в течение двух дней он каким-то чудом отражал атаки противника. Его люди вынуждены были заряжать свои мушкеты обрезками лошадиных копыт и даже камнями.

Женщин и детей, в том числе и Пейдж, отправили в песчаные пещеры на берегу широкой реки Саскачеван.

По ночам, когда ружья молчали, многие женщины и все дети постарше выползали, чтобы собирать на поле боя выстреленные пули, а потом до утра горбились на кострами, отливая из металла пули для мушкетов на завтра.

Голодные, все время кашляющие, но никогда не жалующиеся, они трудились ночи напролет, невзирая на страдания и усталость.

Пейдж могла бы всплакнуть, глядя на их мужество, но ее слезы высохли. Она опять словно оцепенела, ее чувства оказались упрятанными где-то в безопасном месте, где трагедия не могла их коснуться.

В тесной сырой пещере на берегу реки на третье утро осады у Джиджет Райел начались родовые схватки.

ГЛАВА 21

Полночь уже миновала. Схватки у Джиджет продолжались уже более восьми часов каждые две минуты, и наконец Пейдж поняла, что та готова рожать.

Пейдж и Мадлен были одни с Джиджет – остальные женщины, сделав все приготовления для принятия родов, какие могли, ушли с детьми спать в соседнюю, более просторную пещеру. В одном из углов пещеры горел маленький костер, и дым от него душил Пейдж. Тени мелькали по стенам, как жуткие привидения, и где-то неподалеку лаяли койоты.

– Напрягись, Джиджет. – Мадлен держала молодую женщину за руки, а Пейдж склонилась у соломенной подстилки, стоя между ног у роженицы.

– Я не могу. – За еле слышным ответом Джиджет последовал стон, когда началась очередная схватка.

– Я уже вижу головку твоего ребенка, ты бы видела, какие у него прелестные темные волосики, напрягись еще разок, и он будет здесь, – уговаривала ее Пейдж. – Давай, Джиджет! – Она повысила голос и жестко приказала: – Еще один разок напрягись, вот сейчас!

Пейдж переполняло чувство нереальности происходящего. Святой Боже, что она делает, принимая ребенка в пещере? Эта женщина должна рожать в клинике, она не может вздохнуть достаточно глубоко, чтобы напрячься и вытолкнуть ребенка, между схватками она кашляет кровью, у нее такое неритмичное сердцебиение. Пейдж боялась, что Джиджет может умереть во время родов. Ее стоны все усиливались и перешли в вой.

– Выталкивай, очень хорошо, ну-ка еще, Джиджет, напрягись!

Головка ребенка показалась, его маленькое тельце медленно повернулось в нужное положение, и при следующей схватке маленькая девочка оказалась в подставленных руках Пейдж.

Девочка не плакала, и Пейдж принялась трудиться над ней с привычной отчаянной настойчивостью, вдувая воздух в это хрупкое тельце, возликовав, когда девочка издала слабый плач.

Однако все старания Пейдж в конце концов оказались напрасными, потому что через два часа после родов девочка Райела умерла.

В течение долгих часов после этого, дрожа от влажного холода раннего утра, Пейдж боролась, чтобы Джиджет не последовала за своей дочерью.

Вскоре после рассвета она убедилась, что Джиджет будет жить, но вид мертвого ребенка, лежавшего на одеяле на полу слабо освещенной пещеры, разрывал ей сердце. Она чувствовала себя раздавленной, лишившейся всякой энергии и надежды.

Мадлен обмыла девочку и завернула ее в чистый мягкий кусок фланели.

– Мне так хотелось спасти ее, – шепнула Пейдж Мадлен, когда они прибирали в пещере. – Должно же было быть что-то, что я могла сделать, чтобы спасти ее.

Мадлен покачала головой.

– Замолчите! – твердо приказала она. – Вы не Господь Бог! Вы сделали все, что могли, все, что мог сделать кто бы тут ни был, это все, что каждый из нас может потребовать от себя.

Она передала тельце ребенка матери и нежно погладила маленький безжизненный сверток, который Джиджет прижимала к груди. Слезы медленно текли по ее худенькому лицу.

Как всегда в таких случаях, у Пейдж ожила память о ее собственном ребенке, и на какой-то момент при взгляде на ребенка Джиджет чувство потери вспыхнуло с новой силой.

Она знала, что и Мадлен сейчас вспоминает о своих умерших детях, но, как ни странно, ни одна из них не плакала.