Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 16. Анатолий Трушкин - Анатолий Алексеевич Трушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соседка молчит, ни гугу. Я извелась вся. У ней, что ни день — обновки, у меня, что ни день — ничего.
Потом думаю: «Молчишь и молчи, сама все вызнаю». В субботу надела что получше: кофточка у меня зеленая была, мама еще дарила, юбочка синенькая. И только соседка на улицу, я тут же шмыг за ней и иду на расстоянии.
И вот останавливаемся около ресторана «Националы. Она возле подъезда прохаживается туда-сюда, ожидает кого-то. Я тоже мотаюсь от столба к столбу, тоже вроде жду кого-то.
Я место еще почему запомнила? Испугалась, что она в ресторане певицей работает. А у меня слух нельзя сказать, что абсолютный. Помню, при муже еще попробовала как-то спеть, а он сказал: «Давай лучше посидим… в гробовой тишине».
Ладно, это к делу не относится. Ну, прохаживаемся с ней и прохаживаемся. Не спешит она, значит, не певицей работает, еще кем-то.
Первый раз я пожалела, что мужика своего выгнала — место там неспокойное. «Как, — думаю, — они сюда на работу без мужей ездиют?»
Сумку прижала на всякий случай, решила: если что, кричать начну. Только решила, кто-то меня за руку цап.
— Стоишь-скучаешь?
«Ой, — думаю, — как он со мной запросто. Наверное, знакомый какой-то, а я признать не могу». И так мне неудобно стало, так стыдно!
— Стою, — говорю, — а ты здесь как?.. Как дома дела?
У него, вижу, глаза тоже остановились, в одну точку смотрят — вспоминает чего-то.
— Жене, — говорю, — привет передавай, если увидишь раньше меня.
Он как будто на свадьбу шел, а попал на похороны. Я отвернулась, чтобы он в себя пришел, поворачиваюсь — его уж и след простыл.
А на его месте милиционер стоит.
— Ты, — говорит, — почему здесь?
Я ему честно говорю:
— Потому, что здесь платят больше.
Он грубо так:
— Иди отсюда, чтобы я тебя и близко не видел. Здесь своих хватает.
— Ну, нет, — говорю, — не на ту напал. Вот из-за того, что у нас везде свои, мы всю сферу обслуживания и запустили. Теперь стыдно иностранцам в глаза смотреть. Какая у них сфера обслуживания и какая у нас?1 Разве можно сравнить?
Он говорит:
— Не хватало еще, чтобы я сравнивал. Меня это не касается.
Я говорю:
— Это всех касается, у кого сердце болит за Родину.
Он аж побагровел весь, схватил меня за плечо и ведет в отделение.
Там дежурный офицер сидит, три звездочки у него, майор, что ли.
— Значит, — говорит, — решили сфере обслуживания помочь?
— Ну а что же, — говорю, — у нас?.. Клиенты часами ждут. Перестраиваться надо. Чем могу, помогу.
Не скажешь же ему, что зависть мучает. Он спрашивает:
— Сюда прийти кто вам посоветовал? Кто вас сюда направил?
Я говорю:
— Кто? Не комсомол же.
Он говорит:
— Да уж я думаю, что не комсомол.
— Сама пришла. И, кстати, — говорю, — на всякий случай для новой работы в комитете комсомола характеристику взяла.
Даю ему характеристику.
Там, что обычно пишут, «легко сходится с людьми… активна… пользуется авторитетом». И в конце «надеемся, что оправдает наше доверие».
Он, наверное, полчаса характеристику в руках вертел, а деваться-то некуда.
— Пройдите, — говорит, — в соседнюю комнату, вас там врач осмотрит.
«Ну, — думаю, — все, устроилась, слава богу! В импорте теперь буду ходить».
Врач осмотрел — здоровая, но направления на работу не дает. Я говорю:
— Как же?.. Мне, может быть, завтра уже выходить в первую смену.
Он молчит и только в дверь пальцем тычет… Вышла. Там журналисты:
— Кто да что?.. Социальная среда… Что читала?.. Не стыдно ли?
Я говорю:
— А что стыдного?.. У нас, кажется, любой труд в почете. Конечно, ваша профессия одна из самых древних в мире, но и мы тоже не лыком шиты.
Они даже писать перестали. А у меня силы уже на исходе. Говорю:
— Ребята, помогите устроиться, я отблагодарю.
Они пятиться начали. Я к ним, они от меня.
«Неужели, — думаю, — ниоткуда я доброго слова не дождусь, неужели правда, что у нас все только по блату?» Так обидно стало, хоть плачь.
И тут соседку вводят. Я не выдержала, говорю:
— За что сражались, если одни живут ни в чем не нуждаются, а другие должны завидовать?
И только тогда… Только тогда! Майор этот, три звездочки, объяснил мне, что у нас «которые живут и ни в чем не нуждаются» — это одно из самых позорных явлений нашей прекрасной действительности и ничего общего оно не имеет со сферой обслуживания, хотя та тоже пока относится к позорным явлениям.
С тех пор я никому не завидую, особенно тем, кто весь в импорте.
Счастье
Ой, женщины, мне так неудобно перед вами, я такая счастливая!
Знаете, так мало надо для счастья. Правда. Все гоняются — обязательно чтобы он высокий был, чтобы обязательно блондин кучерявый и чтобы глаза большие голубые и чтобы обязательно богатый очень.
Мой — метр шестьдесят… Нет! Это я метр шестьдесят, он по плечо мне — метр пятьдесят. Глаза у него такие… как вам сказать… Пиз не видно совсем. Брюнет… был. Сейчас на голове ничего лишнего нет. Денег, как волос на голове. Ни копейки не дает.
И не надо! Не это главное.
Главное, женщины, — доверие. Все несчастья от недоверия. Он на час опоздал, мы с ума сходим:
— Где был? С кем?
Не выпивал ли? Если да, где взял деньги? С кем выпивал? Не пахнет ли от него духами? Нет ли следов помады?
Сразу черные мысли, аппетит пропадает, бессонница. Утром он на вас смотрит — пугается. А он должен радоваться, как ребенок в день рождения.
Ребенок просыпается в день рождения и находит рядом на постели подарок.
Надо доверять мужчине, тогда он каждое утро будет радоваться вам, как подарку.
Мой, что ни скажет, я верю, поэтому я такая счастливая. Он меня каждое утро находит. Правда.
Мы недавно познакомились. Он сразу сказал:
— Я жениться не могу, я — инопланетянин… Каждую секунду могут послать на другую планету.
Он — водитель НЛО. Двое суток работает, трое отдыхает, два дня в неделю у них санитарные.
Я говорю:
— Что ты оправдываешься?.. Ты — мужчина. Мужчина не должен оправдываться. Я тебе верю. Я верю, что база у вас на дне озера и телефона там нет, неоткуда позвонить. Я не спрашиваю поэтому телефон.
Денег он не дает. Он говорит:
— Нам платят только в нашей валюте. У вас они не в ходу. Наших, пожалуйста, возьми сколько хочешь.
