Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шамси поделился своим решением с женами.
— Правильно! — одобрила Ана-ханум. — От этой дуры все равно толку мало.
Но Ругя возмутилась:
— Ты что, с ума спятил? Мало ли что может случиться?
Шамси наморщил лоб:
— Что же может случиться?
— А вдруг — пожар?
Шамси представил себе свое жилище, объятое пламенем. Как это ему раньше не пришло в голову?
— Верно… — сказал он смущенно. — Не сумеют открыть двери, сгорит все хозяйство!
— Да я не о хозяйстве! — закричала Ругя гневно. — Живую девку запереть на замок? Да ты в самом деле с ума спятил, старый!
Таким тоном Ругя говорила с Шамси впервые. Побуждало ли ее к этому доброе чувство к Баджи? Или хотелось ей доказать Ана-ханум, что и младшая жена — не последний человек в доме? Или, быть может, и ее коснулось живое дыхание нового?
— Ах, вот ты о чем… — сообразил наконец Шамси.
Пожалуй, Ругя права: еще сгорит девка, придут наводить следствие, хлопот потом не оберешься.
— Ладно, пусть запирается изнутри, — промолвил он, махнув рукой.
— Баджи нужно взять с собой! — стала настаивать Ругя. — Разве ты не обещал заботиться о ней, как о своей дочери?
Шамси показалось, что посягают на его авторитет. Он обозлился. Что эти бабы, в самом деле, вздумали его учить?
— Сказал, что не возьму, — значит, так и будет! — заорал он, выпучив глаза и побагровев.
Ругя поняла, что спорить бесполезно. Хорошо еще, что удалось уговорить не запирать девчонку!..
Начались сборы в путь.
— Теперь ты за нами не увяжешься, не припрешься вслед, как приперлась на дачу прошлым летом! — сказала Фатьма злорадно.
— Мне и здесь без вас будет неплохо! — ответила Баджи с притворной веселой улыбкой, хотя при мысли остаться одной в пустом доме ее охватывал страх.
Наконец наступил день отъезда.
Так как выезд из города был временно запрещен и на вокзале не выдавали билетов, решили, выехав вечером на фаэтонах, добраться до одной из ближайших станций, а там сесть на поезд. С Абдул-Фатахом условились встретиться на окраине города.
Семья разместилась на двух фаэтонах. Держа в руках ключ от подвала, Шамси отдавал Баджи последние распоряжения:
— Пуще всего — береги добро! Никого, никого не впускай, даже родственников. Теперь каждый только и норовит, как бы чужое добро отнять, даже у своего же брата мусульманина. А впустишь — узнаю, и тебе не поздоровится! Не посмотрю, что ты дочь Дадаша… — В голосе Шамси прозвучала угроза. — Ешь, пей сколько влезет, хотя зря, конечно, не объедайся, не то будешь в старости болеть животом.
«А сам, небось, обжираешься, хоть и болеешь!» — усмехнулась про себя Баджи.
Пора было ехать. Но Шамси медлил: трудно было расстаться с ключом от подвала.
Расстаться же с ключом было необходимо: завелись в последнее время в подвале крысы — видно, почуяли рис и сахар, и нужно было поручить Баджи вылавливать их крысоловкой — еще сегодня утром попалась в нее большая старая крыса; вдобавок подвал надо проветривать, иначе заведется там сырость, заплесневеют ковры, сгниют продукты. Возни с подвалом — как с малым дитятей, нужен глаз и глаз.
И Шамси пересилил себя и отдал ключ Баджи. Точно часть жизни отдал он ей вместе с этим ключом!
— Прошу тебя, дочка милая, сохрани добро наше… — произнес он вдруг дрогнувшим голосом, и хотя было уже темно, Баджи заметила, как блеснули в его глазах слезы.
«Трудно ему расстаться со своим домом — старый он человек», — подумала Баджи. Она вспомнила, как не хотелось отцу расставаться со своей комнатой в Черном городе, а ведь тот бедный кров не сравнить было с этим домом! И жалость к Шамси готова была коснуться ее сердца.
Но Баджи уже знала, что жалеть его она не должна: разве она не пожалела его однажды, когда он лежал раненый, окровавленный, и что ж он сказал в ответ, как ее обозвал?
«Как дом твой охранять, я тебе — дочка милая, а так только и слышишь: собачья дочь!» — подумала Баджи и отвела взгляд.
Шамси ждал ответа. Вид у него был злой и страдальческий одновременно. Баджи упрямо молчала. Шамси подал знак, фаэтоны тронулись.
— Эх, вы, крысы!.. — пробормотала Баджи вслед фаэтону.
Пожалуй, было в ее словах смысла больше, чем она подозревала: лодка с золотом, о которой в свое время с такой страстью разглагольствовал Хабибулла, была объята пламенем, и люди в лодке, по бурному морю перевозившие золото, метались, как крысы, стремясь спасти если не золото, то хотя бы самих себя.
Стук в дверь
Хорошо живется Баджи!
Никто не бьет ее, не ругает, никто ее не понукает.
И все, что в доме, — к ее услугам. Правда, большую часть вещей сгрудил Шамси в задней комнатке без окон и повесил на дверь два огромных замка, но всего добра в одну комнатку не собрать: не пролез в узкую дверь громоздкий станок Ругя, осталось на кухне немало посуды, забыли в галерее на веревке выстиранное платье Фатьмы. Можно, значит, самой попробовать выткать коврик, можно заняться стряпней на кухне, можно нарядиться в платье Фатьмы.
Но самое главное: ключ от подвала — в ее руках. А в подвале — помимо ковров и тюков шерсти — мешки с рисом, с сахаром, ящики с инжиром, изюмом, финиками — все, что душе угодно! Эх, дядя Шамси, — отдал такой ключ! Теперь-то она всего отведает, поживет в свое удовольствие!..
Баджи поселяется в комнате для гостей.
Целый день нежится она на мягкой подстилке, рассматривает гурий на потолке. Красивые, толстые! Вокруг подстилки — банки, мешки, посуда: лень каждый раз ходить в подвал и на кухню. У изголовья — ящик с финиками, протянуть руку — финик во рту!
«Ешь, пей, сколько влезет, — вспоминает Баджи слова Шамси, набивая рог финиками, запивая их чаем. — Вкусная штука эти финики, особенно с крепким сладким чаем! А насчет того, что на старости лет у меня живот разболится, — ты за него не беспокойся, смотри лучше за своим!»
Хорошо живется Баджи, хорошо… Но когда она задумывается о брате, сердце ее сжимается. Странный у нее брат! Пришел, нашумел, едва не затеял драку с Шамси — и снова не взял ее к себе. Сколько пятниц прошло с тех пор, а его все нет. О, если бы он пришел! Как она встретила бы его, угостила бы на славу!
Так проходит два
