Воспитание бабочек - Донато Карризи

Она стояла на краю обрыва.

Аврора в ужасе попятилась. До этого мига она не задавалась вопросом, почему ей так легко удалось покинуть свою темницу. Теперь до нее дошло, что чердачная дверь не запиралась на ключ, потому что сбежать отсюда невозможно.

Она оглянулась на дом. Безликий незнакомец застыл на пороге хижины, глядя на Аврору из-под черной маски, как будто заранее знал, что она вернется.

В руке он держал щетку для волос, блестевшую в лунном свете.

Никакого наказания не последовало, как и дальнейших попыток побега. Прежняя жизнь и заведенный уклад возобновились как ни в чем не бывало.

Больше всего Аврора боялась, что тюремщик что-нибудь изменит в их распорядке дня, а потому пассивно принимала свое положение: их безмолвная договоренность подразумевала, что ничего не изменится. И пока безликий незнакомец довольствовался тем, что держал Аврору в заточении и расчесывал ей волосы, ее это устраивало.

«Я буду вести себя хорошо и сделаю все, что ты захочешь. Только не делай мне больно».

Мучения при расчесывании тоже стали не такими сильными. А может, она просто перестала их замечать. В любом случае во время сеансов перед зеркалом девочке даже удавалось отвлекаться и убегать в свои фантазии.

Однако последствия ежевечерней процедуры начали сказываться на ее светлой шевелюре. Наутро Аврора находила вокруг много выпавших волос. Она собирала их с травянисто-зеленого ковролина и прятала под матрас. Наверное, в темноте безликий незнакомец ничего не замечал. И теперь он ни в коем случае не должен был узнать.

Убежденная, что ее выбрали из-за золотистых кудряшек, Аврора не хотела, чтобы он потерял к ней интерес. Теперь она боялась уже не того, что останется здесь навсегда, а того, что он избавится от нее, чтобы похитить другую девочку с красивыми волосами, которые можно будет расчесывать.

В остальном дни протекали одинаково. Не менялась даже еда на подносах. Не имея ни малейшего понятия, сколько недель прошло, Аврора научилась определять дни по еде и придумала для них новые названия.

Были день яиц, день супа, день сосисок, день бульона, день фасоли, день курицы и, поскольку мороженое с лесными ягодами ей давали только раз, она отождествляла день сладкого с воскресеньем.

Однажды ночью поднялся ветер.

Наутро он не унялся, а лишь окреп, превратившись в настоящий ураган. Так продолжалось несколько дней. Ветер обрушивался на хижину, сотрясая световое окно, и, завывая, проникал в щели, — звук такой, будто играет расстроенная флейта или кто-то стонет.

Аврора часами сидела, закрыв уши руками, а по ночам спала, положив голову под подушку.

В таком шуме невозможно было даже думать.

Иногда ветер стихал, и она надеялась, что все закончилось, но затем он вновь налетал с той же неистовой силой. Казалось, он вот-вот снесет крышу.

Однако безликий незнакомец словно и не замечал. В его движениях ощущалось непоколебимое спокойствие, будто ничто не могло вывести его из равновесия.

Однажды случилось то, чего Аврора опасалась не первый день, — внезапный звон бьющегося стекла. Девочка ела суп, сидя на полу, и ее осыпало градом осколков. Она упала на спину, но удар смягчили крылья за плечами.

Прилетевшая ветка разбила световое окно.

Как будто после долгих усилий ветру наконец удалось ворваться на чердак. Теперь он гулял по спальне, точно любопытное привидение, что-то сдвигая, что-то опрокидывая, приподнимая края покрывала и забираясь Авроре в волосы.

Ветер трепал волосы; Аврора закрыла глаза. Ей бы следовало испугаться — управляться с ее волосами было исключительным правом тюремщика, — но это походило на долгожданное освобождение.

Она отвлеклась от ласки ветра, почувствовав, что крылышки на спине хлопают сами по себе.

У нее возникла безумная идея улететь с чердака.

Посмотрев на разбитое световое окно, она сообразила, что при желании могла бы. Ее охватило восторженное волнение. Впрочем, следовало поторопиться: в любой момент безликий незнакомец мог войти, чтобы проверить, как она тут.

Аврора осмотрелась и нашла то, что нужно. Веревочка, обернутая вокруг деревянного волчка, подходила идеально. Девочка размотала этот шнурок. Достала из-под матраса горстку прибереженных выпавших волос, собрала их в прядь и привязала к концу веревки. Затем сняла с себя крылья и привязала другой конец веревки к проволочному каркасу. Потом еще раз проверила, крепко ли завязаны узлы.

После этого Аврора вернулась к дыре, зиявшей на месте окна. Убедившись, что воздух входит, а затем снова выходит оттуда, как изо рта, она встала на цыпочки и подняла повыше крылья из синего тюля.

Она почувствовала, как ветер рвет их у нее из рук. Она позволила ему подхватить их, но пока не отпустила. Пропустила веревочку между ладонями, как леер воздушного змея. Но не отпускала.

Как она и предполагала, ее крылья летели, стремились на свободу.

Сердце колотилось. Почувствовав, что готова, Аврора разжала пальцы и отпустила веревку с прядью волос.

Крылья феи-бабочки взмыли на ветру. Вылетев из окна, они воспарили ввысь, унося с собой доказательство, что Аврора здесь и хочет вернуться домой.

При виде того, как они порхают, Аврора расплакалась от радости и тоски: эти синие крылышки были последним, что оставалось у нее от прежней жизни.

— Прошу вас, — сказала она. — Умоляю, летите к моей маме и приведите ее ко мне.

2

Совсем как потерпевшие кораблекрушение на необитаемом острове, которые кладут послание в бутылку в надежде на спасение…

Авроре нравились такие приключенческие романы. Видимо, поэтому она и верила, что то же самое может случиться и с ней.

Но ничего не произошло. Никто не внял ее мольбе, доверенной ветру.

Дни становились длиннее, потеплело. Аврора догадалась, что началась весна. Природа снаружи, вероятно, возрождалась. А девочка поняла, что внутри нее что-то безвозвратно угасло.

Куда-то делся страх. Она не ожидала, что это возможно. Та же участь постигла и грусть — она испарилась вместе со слезами. Но гнев, дух сопротивления, сила воли и надежда тоже исчезли.

Аврора впала в апатию.

Она чувствовала себя недвижимой, как мешок с песком. И если что-то задевало ее, она просто меняла форму; она научилась приспосабливаться.

Боль отскакивала от нее.

Все чаще она дни напролет сидела на травянисто-зеленом ковролине и глядела в стену. Ум бесцельно блуждал, перескакивая с одной праздной мысли на другую. И Аврора была так увлечена, что не замечала хода времени. А иногда и захода солнца. Сама не замечала, как вокруг сгущалась темнота.

Однажды днем, сидя на полу, Аврора очнулась от ступора. Будто песок, что накапливался внутри, наполнил